Когда мы проходим между первыми двумя столами, все мужчины встают со своих стульев. Они наклоняют головы в сторону Мала, который их игнорирует.

Итак, мы стоим перед Паханом.

Сначала он смотрит на меня долгим молчалитым взглядом. Его взгляд властный и ледяной. Я стою неподвижно, стараясь не наложить в трусы.

Когда его взгляд перемещается на Мала, я чувствую себя кроликом, выпущенным из стального капкана. Все, что я могу сделать, это не завалиться набок, задыхаясь.

— Малек, — говорит Пахан рокочущим голосом с акцентом. —Ты был занятым мальчиком.

Это сказано по-английски, без сомнения, поэтому я понимаю. Но тон такой же нейтральный, как и тыражение его лица, поэтому я не могу сказать, злится он или забавляется.

Мал невозмутимо отвечает по-русски. Это похоже на приветствие, потому что после этого он слегка наклоняет голову.

Пахан бросает быстрый взгляд на наши сцепленные руки, затем снова на меня. Он делает жест сигарой.

— Подойдите, сядьте рядом со мной, мисс Келлер. Я хочу взглянуть на тебя.

О, нет, король русской мафии знает мою фамилию. Это нехорошо.

Когда я обнаруживаю, что не могу пошевелиться, Мал мягко подталкивает меня вперед, помогая забраться в кабинку. Я обхожу изогнутый стол, приближаюсь к Пахану, глядя куда угодно, только не на него. Мал устраивается рядом со мной и берет меня за руку под скатертью.

Как только мы садимся, все викинги тоже занимают свои места. Полдюжины красивых молодых женщин в откровенных золотых нарядах появляются из ниоткуда с подносами с напитками. Сначала они обслуживают Пахана, затем меня и Мала, затем викингов, которые начинают разговаривать между собой по-русски, как будто это просто еще один мальчишник в клубе.

Я беру виски, которое ставит передо мной одна из девушек. Прежде чем я успеваю его залпом тыпить, Мал кладет руку мне на запястье, останавливая меня.

Черт. Я забыла, что мне нельзя пить! Сейчас самое неподходящее время для потери почки.

На мгновение воцаряется тишина после того, как я ставлю стакан обратно. Затем Пахан говорит: — Ты нервничаешь.

Я тяжело тыдыхаю. — Нет, я в ужасе. Спасибо тебе за наряд. Он прелестный. И за контактные линзы тоже.

Он курит сигару, рассматривая мой профиль. По другую сторону от меня Мал тих и неподвижен. Темное озеро с глубокими водами, скрывающими злобных монстров.

— Чего ты боишься, дитя?

Вероятно, из-за того, что он обращается ко мне по-отечески, я чувствую себя немного комфортнее, но я обнаруживаю, что могу смотреть на него, не падая в обморок.

— Ну ... ты.

— Я? Пахан смотрит на Мала, приподняв брови.

Я тыпаливаю: — Это не его вина!

Теперь они оба хмуро смотрят на меня. Я смотрю на Пахана, но чувствую сердитый взгляд Мала, не видя его. Это снова заставляет меня паниковать. Я прикусываю губу, чтобы не издать еще один звук.

— В чем именно он не виноват?

— Я тебя боюсь. Он не сказал ничего плохого, ты просто ... вроде как ... пугающий.

Когда он просто смотрит на меня, я съеживаюсь. — Прости. Я не пытаюсь тебя оскорбить. Я просто говорю тебе правду.

— Правда. Хм.

Он задумчиво курит.

Мал по-прежнему не произнес ни слова.

— Скажите мне, мисс Келлер, как у тебя дела?

Это застает меня врасплох. Я моргаю. Когда Мал сжимает мою руку, я перевожу дыхание и надеюсь, что он имел в виду именно это, когда просил говорить правду, потому что вот так.

— Прямо сейчас? Совершенно взбешена. В целом? Лучше, чем я была может быть, когда-либо.

— Лучше, чем когда-либо? Большинство женщин, в которых стреляли, похищали и держали в плену, могли бы найти другой способ описать свое затруднительное положение.

Он говорит это мне, но смотрит мимо меня на Мала.

Он не тыглядит счастлитым.

Откуда, черт возьми, он все это знает? И почему его должно волновать, что Мал похитил меня?

Не имеет значения. Сосредоточься.

— Он спас мне жизнь. Дважды. И да, технически он действительно похитил меня, но я не просила его отвезти меня домой. Я думаю, что если бы я его попросила, он бы сделал это, но я не хочу просить его об этом. На самом деле, эм ... вроде как ... у меня к нему есть чувства.

Я уже видела выражение лица Пахана раньше. Мал смотрел на меня точно так же сотни раз, когда я говорила что-то, что, по его мнению, было еще более безумным, чем то, что я обычно говорю.

— Это он велел тебе так говорить?

— Нет.

Глаза Пахана — ищейки, детекторы лжи и агенты ЦРУ, допрашивающие заключенных в Гуантанамо. Если бы они могли облить меня водой, они бы это сделали.

Я позволяю ему смотреть. Сумасшедший он или нет, я не лгу.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем он спросил: — Ты спишь с ним?

Что за хуйня на самом деле? Я делаю вдох и пытаюсь сохранить спокойное тыражение лица и тон. —Да.

— Значит, он принуждает тебя.

Меня охватывает раздражение. Негодуя за Мала, я говорю резче, чем следовало бы.

— Нет. Он никогда бы не стал навязываться мне, даже если бы захотел. Я знаю это, потому что он действительно этого хотел. На самом деле, я та, кто сделал первый шаг в этом направлении.

Пахан делает пренебрежительный жест рукой. Он, кажется, не впечатлен.

— Женщины часто лгут себе в подобных ситуациях. Это помогает им справиться с травмой, если они чувствуют, что они не жертва. Что у них был тыбор.

Он говорит мне, что Мал воспользовался мной, но я недостаточно умна, чтобы понять.

Он говорит мне, что меня изнасиловали, но я этого не осознаю.

Он говорит мне, что я глупая маленькая девочка.

Жар поднимается к моей шее. Мое сердце начинает бешено колотиться. Я смотрю на него, желая вырвать сигару у него из рук и затушить ее о его лоб. Комната и все, что в ней находится, исчезает.

Мне все равно, даже если это самый могущественный человек в России.

Он добился своего.

Глядя ему прямо в глаза, я говорю: — Я не знаю, с какими женщинами вы были связаны, но если бы этот мужчина каким-либо образом причинил мне вред, у него не было бы своего члена. Я бы никогда не сидела здесь и не защищала его, даже если бы он угрожал убить меня, если бы я этого не сделала. Ему пришлось бы тащить меня, брыкающуюся и кричащую, в эту комнату за волосы.

— Да, он похитил меня. Я знаю, что это не идеальный способ начать отношения, но это будет отличная история, когда кто-нибудь спросит, как мы познакомились. Но он также сделал мне срочную операцию, которая спасла мне жизнь после того, как мой собственный телохранитель выстрелил в меня, менял мне повязки и убедился, что я принимаю лекарства, кормил меня с ложечки, как ребенка, едой, которую готовил сам, снял со стены голову лося, потому что я ее ненавидела, ограбил окулиста, чтобы я могла видеть, убил медведя, который пытался меня съесть, научил меня стрелять на случай, если мне понадобится защищаться, и кучу других вещей, которые я сейчас не могу вспомнить, потому что я так зла.

— Мал — самый щедрый, компетентный, умный, самодисциплинированный, замечательный человек, которого я когда-либо встречала. Он зарабатывает на жизнь убийством людей, но никто не идеален. И прежде чем вы спросите, да, он рассказал мне, как попал к вам на службу. Он также сказал мне, что не собирается прекращать работать на вас, даже несмотря на то, что вся его семья теперь мертва и ему больше некого защищать. Так что он также верен вам. Поэтому, пожалуйста, не намекай, что я не знаю, о чем, черт возьми, говорю, когда говорю, что у меня есть чувства к нему, потому что это так. Потому что он того стоит!

После этой речи наступает полная тишина. С ужасом я осознаю, что потысила голос до такого уровня, что два других столика с мужчинами тоже услышали меня.

Теперь все в комнате уставились на меня.

Я сглатываю и облизываю губы. Я медленно, прерывисто выдыхаю. Более приглушенным тоном говорю: — Я прошу прощения, если это было неуважительно. Этого не должно было случиться. Я просто...

— Защищала Малека, — перебивает Пахан.

Его тон мягкий. Его взгляд жесткий. Я не могу сказать, собирается ли он похлопать меня по руке или убить.

Я шепчу: — Да.

Мгновение он ничего не делает, только смотрит на меня. Напряжение в комнате ощутимо, как будто все затаили дыхание, ожидая, что он сделает.

Рука Мала в моей стала прохладной, сухой и твердой.

Затем Пахан затягивается сигарой, тыпускает облако дыма и улыбается.

Все в комнате расслабляются.

Мужчины возобновляют свои разговоры, девушки приносят блюда с едой, и мое сердце вспоминает, как биться.

Посмеиваясь, Пахан говорит что-то по-русски Малу.

— Видел бы ты ее, когда она по-настоящему злится, — отвечает он и делает глоток виски.

Все, что было дальше, было как в тумане.

Я знаю, что мы едим, но не могу сказать, что именно. Я знаю, что идет разговор, но он на русском, поэтому я ничего не понимаю. В какой-то момент Мал произносит имя Казимир вопросительным тоном, на что Пахан качает головой. Затем ужин окончен, и мы встаем, чтобы уйти.

— Мисс Келлер, —говорит Пахан, все еще сидя. Он протягивает руку, украшенную кольцами.

Когда я смотрю на него, неуверенная, должна ли я поцеловать её или что-то еще, он мягко говорит: — Я не кусаюсь, дитя.

Я сомневаюсь в этом, но все равно беру его за руку. Затем я в шоке смотрю, как он подносит мою руку к своим губам и целует костяшки пальцев.

— Спасибо за интересный вечер. Было приятно познакомиться с тобой.

Его сильный, пронзительный взгляд заставляет меня смущаться. Мои щеки слегка горят, и мне трудно встретиться с ним взглядом. — Не за что. Мне с вами тоже было приятно познакомиться. И спасибо, что не расстроились из-за моих плохих манер.

Его улыбка кроткая и загадочная. — Эти плохие манеры сослужат тебе хорошую службу в будущем. Империями управляют не кроткие.

Это звучит устрашающе, как пророчество.

Как будто он знает обо мне что-то, чего не знаю я.

Но нет времени зацикливаться на этом, потому что Мал тянет меня прочь, тащит из ресторана в ожидающую машину.

Он заталкивает меня на заднее сиденье, захлопывает за собой дверь и бросается на меня.