16
Райли
— Еще раз здравствуй, птичка. Пикни, и я сверну тебе шею.
Слова произнесены убийственно мягким тоном, который не оставляет сомнений в том, что в ближайшее время он не подарит мне еще одну белую розу.
Мое сердце начинает колотиться. Меня охватывает холод. Все мое тело взрывается паникой.
Я лежу совершенно неподвижно, уставившись на него в чистом ужасе, убежденная, что вот-вот умру.
Или что-нибудь менее приятное.
Малек опускает руку к моему горлу. Когда я задыхаюсь, он сжимает ее.
— Давай, — шепчет он, сверкая глазами. — Кричи. Я с удовольствием заставлю тебя замолчать.
По какой-то причине, вместо того, чтобы напугать меня еще больше, этот комментарий по-королевски разозлил меня. Ледяной холод, который сначала охватил меня, теперь превращается в обжигающий жар.
— Здесь я напоминаю тебе, что ты дал мне слово, что не причинишь мне вреда.
Мой тон такой язвительный, что заставляет его моргнуть. Но он быстро приходит в себя, наклоняясь ближе, пока наши носы почти не соприкасаются.
— Я солгал.
Это злит меня еще больше. Кипя от злости, я свирепо смотрю на него. — Тогда ты жалкое подобие человека. Лжецы хуже всех. Знаешь почему? Потому что они трусы. Давай, убей меня, но будь готов к тому, что мой призрак будет преследовать тебя вечно. И когда я говорю "вечно", я имею в виду буквально. Я держу обиду, как молодые матери держат своих младенцев.
Его глаза вспыхивают. Как и его ноздри. Он не может поверить в мою наглость.
Я тоже не могу. Но, по-видимому, неминуемая смерть пробуждает моего внутреннего Ниндзя, который, сука, хочет ударить каждого, кто попадется на глаза.
Мы сердито дышим друг на друга, пока он не рычит: — У тебя слишком длинный язык для такой мелочи.
— И у тебя достаточно мозгов для такого большого дела. Даже если ты убьешь меня, ты действительно думаешь, что выберешься отсюда живым?
Он огрызается: — Твои телохранители даже не знают, что я здесь.
— Это ты так думаешь. Я уже нажала тревожную кнопку рядом с кроватью. У тебя есть десять секунд, чтобы уйти, прежде чем они ворвутся в дверь с оружием наперевес.
Сквозь стиснутые зубы он говорит: — Здесь нет тревожной кнопки.
— Думаю, мы это выясним, не так ли?
Он издает еще один рычащий звук. Этот звук исходит из глубины его груди. Он низкий, рокочущий и опасный, как предупреждение медведя.
Его бесит мое отношение. Но он также не душит меня, поэтому я думаю, что дерзость может быть хорошим отвлечением.
— Кстати, как ты сюда попал? Это место — крепость.
— Ты всегда так много говоришь, когда вот-вот умрешь?
— Да. Я нахожу разговор перед смертью расслабляющим. Ответь на вопрос.
Его рука сжимается на моем горле, он рычит: — Ты здесь не главная, маленькая птичка.
Я действительно хотела бы, чтобы он не так хорошо пахнул. И не выглядел так хорошо. Его привлекательность нервирует. Я смотрю в его сверкающие зеленые глаза, удивляясь, как это возможно, что у нас с сестрой такой ужасный вкус на мужчин.
Хорошо, что мы никогда не встречали Теда Банди. Очевидно, нам нравятся харизматичные, жестокие убийцы.
— Я понимаю, что я не главная, но мне любопытно. Кажется, ты можешь проходить сквозь стены.
— Отсюда и прозвище.
— Какое отношение название Палач имеет к хождению сквозь стены?
Он хмуро смотрит на меня сверху вниз. — Мое прозвище Призрак.
— Это не то, что я слышала.
Он делает паузу, чтобы подумать. Его рука все еще сжимает мое горло, но хватка немного ослабла. — Палач?
— Да. Я подумала, что ты, должно быть, умеешь обращаться с петлей.
— Нет. Я понятия не имею, как завязать такой узел.
— О.
— Но однажды я действительно задушил человека его собственными кишками.
Чувствуя тошноту, я говорю: — Как креативно.
— Спасибо. Я так и думал.
Мы смотрим друг на друга. Я начинаю остро ощущать его нависшую надо мной массу, жар его кожи, обжигающий сквозь одежду, ощущение его грубой руки на моей шее.
— Десять секунд истекли. Где твои телохранители?
Когда я не отвечаю, он наклоняется близко к моему уху и спрашивает: — Кто теперь лжец?
Его голос низкий и хрипловатый, а в нос ударил его дикий, древесный аромат. Невольная дрожь пробегает по мне. Я закрываю глаза и облизываю губы, отчаянно пытаясь взять себя в руки.
— Ты прав. Здесь нет тревожной кнопки. Но я все равно буду преследовать тебя вечно, если ты убьешь меня.
— Люди не возвращаются из могилы.
— Ты даже не представляешь, какая я упрямая.
Он поворачивает голову, и его борода щекочет мне щеку. Глядя мне в глаза, он прижимает большой палец к пульсирующей вене на моем горле, затем несколько секунд ничего не предпринимает.
Я думаю, он считает удары моего сердца.
Возможно, он также решает, где похоронить мое тело.
— Почему ты меня не боишься?
— Я боюсь тебя.
Он изучает выражение моего лица. — Не заметно.
— Это оскорбляет твое эго?
Он делает движение головой, которое не означает ни "да", ни "нет", а больше похоже на "возможно"…
— Если это удержит тебя от того, чтобы убить меня, я буду притворяться очень напуганной. Я буду плакать и все такое.
Он начинает выглядеть расстроенным. — Это именно то, о чем я говорю.
— Я ничего не могу с этим поделать. Я действительно поверила тебе, когда ты сказал, что мне от тебя ничего не угрожает. Я на мгновение задумываюсь. — Я имею в виду, по большей части. Ты довольно пугающий. И очень большой. И Паук чуть не обделался, когда я сказала ему, что видела тебя в книжном магазине.
— Паук — это белокурый телохранитель, который был с тобой?
— Да. О, могу я попросить тебя об одолжении? Ты, пожалуйста, не причиняй ему вреда? Киран тоже. Он другой телохранитель. Тот, что покрупнее. Они оба действительно милые.
Малек смотрит на меня с недоверием.
— Прости. Я прошу слишком многого? Просто я никогда не переживу, если они пострадают из-за меня. Они всего лишь пытаются выполнять свою работу.
Через мгновение он сердито говорит: — Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, чем я занимаюсь. Правильно?
— Да. Меня посвятили в подробности.
— И ты лежишь здесь, с моей рукой на твоей шее, и просишь меня не причинять вреда твоим телохранителям.
Он говорит это так, словно мое здравомыслие находится под вопросом.
— Я знаю, это, может быть, немного неортодоксально.
— Нет, — решительно отвечает он.
— Пожалуйста?
Он рычит: — Что, черт возьми, с тобой не так?
— Не нужно раздражаться.
— Вспыльчивый?
— Я просто говорю. Тебе не нужно так сильно злиться из-за этого.
Он снова в ярости смотрит на меня, стискивая челюсти и, вероятно, прикидывая, сколько потребуется давления, чтобы сломать хрупкие птичьи косточки у меня на шее.
Прежде чем он это сделает, я говорю: — Я также хочу поблагодарить тебя за розу, которую ты мне оставил. Это было действительно мило. Никогда раньше мужчина не приносил мне цветов. Я знаю, что это была только одна, и еще ты тогда подумал, что я невольная проститутка, но все же. Это было заботливо. Так что спасибо тебе.
Он смотрит на меня с выражением, средним между замешательством и изумлением, со здоровой долей отвращения.
— Наверное, сейчас самое время напомнить тебе, что я все тот же человек, ради которого ты оставил розу. Так что, если бы ты убил меня, ты убил бы и ее тоже. Просто мысль.
— Ты принимаешь наркотики?
— На данный момент нет. А что, у тебя они есть?
— С тобой что-то не так. У тебя проблемы с головой. Верно?
Это заставляет меня смеяться. — О, конечно. У меня не все в порядке с головой. По крайней мере, так говорит мне мой отец. Но он очень чопорный, у него нулевое воображение, поэтому его мнение на самом деле не считается. Не то чтобы он ошибался, потому что это не так, но нормальные люди не должны судить креативщиков. Они просто понятия не имеют, как мы устроены. Почему ты так на меня смотришь?
— Я никогда раньше не разговаривал с сумасшедшим человеком.
— Очень смешно.
— Это была не шутка.
— Ой.
Мы молча смотрим друг на друга. Он враждебно, я с надеждой.
Он все еще не убил меня, так что дела идут на лад.
— Малек?
— Что. Он произносит это категорично.
— Спасибо, что не убили меня.
Он решительно говорит: — Не благодари меня пока.
— Ты все еще решаешь?
— Если только для того, чтобы заставить тебя заткнуться, да.
— В таком случае ... Я складываю губы в "трубочку".
Он наблюдает за происходящим с возмущением, изумлением и абсолютным неверием.
— На самом деле, прежде чем я заткнусь, я также хочу сказать, что было действительно мило, что ты пытался спасти меня от работы проституткой. Я имею в виду, какой джентльмен! Джентльмен-убийца, который раздает незнакомцам большие пачки наличных в туалетах. Ты настоящая загадка, мистер Призрак. Или это просто Призрак? Я никогда не была уверена, как работает прозвище, разве что между мной и моей сестрой, но это не в счет, потому что вся моя семья немного странная. Я буду называть тебя просто Малек, если ты не против. Или сокращенно Мал, поскольку мы теперь как бы друзья, что ты вламываешься в разные мои спальни с полуночными визитами и все такое. Ладно, я затыкаюсь.
Я поджимаю губы и смотрю на него снизу вверх, наблюдая, как он борется с непреодолимым желанием перекрыть мне доступ воздуха или разбить что-нибудь о мою голову.
Возможно, он прав насчет того, что я сумасшедшая, потому что я нахожу его нерешительность понятной, а не пугающей.
Он не первый мужчина, которого я довела до грани убийства. Просто он самый способный пройти через это.
— О, еще кое-что...
— Я знаю способ заставить этот рот замолчать, — огрызается он.
Затем он целует меня.