Изменить стиль страницы

Глава 33

ЛЕКС

Гриффин уходит, проскользнув обратно тем же путем, которым пришел. Я прокручиваю в голове всю информацию, которую он мне дал: Маркус, Синдикат. В этой головоломке так много неизвестных, но нет четкой картинки, на которой можно бы сфокусироваться.

— Может потанцуем? — спрашивает Рен.

Я смотрю на нее:

— Хочешь потанцевать?

Она медленно кивает, а затем пожимает плечами.

— Я просто хочу немного расслабиться.

Смотрю вниз, на массу тел, извивающихся и пульсирующих на танцполе. Я замечаю своих людей, стоящих по периметру клуба, а затем смотрю на дверь, на троих парней, обыскивающих сумки и людей, прежде чем те смогут войти.

Она здесь в безопасности.

Выливаю остатки виски в рот и поднимаюсь с дивана, беру ее за руку и осторожно тяну за собой.

— Ты танцуешь? — Райкер смеется.

— Заткнись, черт возьми.

Я киваю головой, призывая еще двух парней следовать за нами. На самом деле, я могу защитить ее лучше, чем любой из них, но уверенность в том, что у меня есть поддержка, облегчает чувство обреченности, которое сейчас осело в моем желудке.

Меня нелегко напугать. Страх — это не та эмоция, к которой я привык, об этом мне рассказали еще в молодом возрасте. Я не боюсь, люди меня боятся. Меня учили, что монстр под кроватью — я сам, и единственный способ выжить в таком мире, как мой — быть злодеем.

Но Рен Валентайн меня пугает.

Она все подвергает сомнению: переворачивает все, что я знал, с ног на голову и заменяет это дерьмом, о котором я даже не мечтал.

Она говорит мне, что я ее кошмар, но эта Маленькая птичка ошибается.

Она мой кошмар.

Ее рука в моей такая мягкая, и я сжимаю ее крепче, пока мы спускаемся по лестнице и погружаемся во вздымающуюся толпу.

Найдя место ближе к задней части зала, притягиваю ее к себе, восхитительная грудь прижимается к моей, а моя рука скользит вокруг, чтобы удержать ее у основания позвоночника. Я чувствую, как тепло ее кожи проникает сквозь шелк платья, а аромат поражает мои чувства.

Я приближаюсь к ней, все глубже прижимаясь к ее отзывчивому телу. Она мягкая там, где я твердый, теплая там, где мне холодно. Она — все, чем я никогда не смогу быть, поэтому она идеально подходит мне.

Мои губы дразнят ее губы, пока мы танцуем, нежные руки скользят по моей спине, мышцы подергивают, приветствуя ее прикосновения.

Вокруг меня море тел и огней, и я вижу только эту женщину. Все, что я чувствую, это она. Она вошла и нарушила мой контролируемый хаос, превратив мою жизнь в безумные размытые образы.

Она стала моей слабостью, и я обречен.

Вероятность того, что я отпущу ее, равна нулю. Я пробовал и дразнил; трахал, любил и заботился о ней. Теперь она моя.

Не Валентайна. Не Гриффина. Даже не этого гребаного Синдиката.

Моя.

Мой член твердеет между нашими телами, и тяжело прижимается к мягкому изгибу ее живота. Ее живот раздуется и округлится.

Она вынашивает моего ребенка, носит мое имя и будет править этим городом рядом со мной.

Она королева, и все эти ублюдки могут ей поклоняться.

— Лекс, — хнычет она мне в рот, на ее губах остается вкус клюквы.

Кондиционер дует над головой, донося прохладный ветерок до наших тел. Она захватывает мою губу зубами, прикусывает ее настолько сильно, что из нее идет кровь, а затем слизывает ее, просовывая руку между нашими телами и сжимает мой член сквозь ткань штанов.

Я нуждаюсь в ней.

Она нужна мне здесь и сейчас.

Потянув ее за руку, веду к офису за барной стойкой, используемый для личного пользования, но этот гребаный клуб принадлежит мне. Официанты не обращают на нас внимания, распахиваю дверь и тут же запираю ее за нами. Музыка продолжает вибрировать в стенах, приглушенная и жесткая, теперь мы находимся за закрытыми дверями. Единственное окно в комнате дребезжит тяжелым басом, который дико стучит.

— Маленькая птичка, разве ты не знаешь, что дразнить нехорошо, — мой голос звучит хрипло, грубый баритон, от которого у нее по телу пробегает дрожь.

Я наслаждаюсь ее реакцией на меня: тем, как это тело подчиняется моим прикосновениям, моему голосу, каждой моей ласке.

Рен делает шаг вперед и кладет руку мне на грудь, отталкивая меня назад, пока не чувствую стул позади своих колен. Падаю на него, сутулясь, пока мои колени не раздвигаются, а туловище не сгибается. Я кладу голову на спинку, наблюдая за своей королевой.

Она делает шаг назад, каблук ее туфель задевает деревянный пол.

— Скажи мне, кому ты принадлежишь, — мурлычет она, прикрыв веки и наблюдая, как я медленно начинаю расстегивать рубашку.

Мои губы кривятся в ухмылке:

— Только тебе, Маленькая птичка.

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделала. — Ее пальцы играют с тонкой бретелькой, удерживающей ее платье, сдвигая ее вниз по изгибу плеча, а затем обратно вверх, в то время как ее другая рука поднимает подол платья вверх, пока не показывает углубления на ее стройных бедрах и тонкий кружевной край нижнего белья.

Она чертовски сексуальна.

Моя эрекция разрывает молнию штанов.

— Ты хотела потанцевать, Птичка. — Я кладу ладонь на свой член, сильно сжимая, — Потанцуй для меня.

Одна сторона ее рта поднимается вверх, а затем она поворачивается, показывая мне свою спину и округлые изгибы своей задницы. Платье облегает ее тело, следуя по позвоночнику к округлым ягодицам, от чего у меня текут слюнки.

Она поднимает руки вверх, поднимая гриву растрепанных медных волос, и они складываются на ее голове массой хаотичных кудрей. Ее кожа блестит, тонкий слой пота заставляет ее кожу светиться при таком освещении офиса, и только включенная в углу лампа излучает тусклый оранжевый свет, а кожа приобретает кремовый, золотистый оттенок, припорошенная мелкими, легкими веснушками.

Она извивает свое тело в такт музыке, ее бедра раскачиваются из стороны в сторону, платье сминается и смещается вместе с движениями. Ее икроножные мышцы работают, когда она сгибает колени и немного приседает, танцуя для меня.

— Повернись, — хриплю я, кусая внутреннюю часть щеки, чтобы не схватить ее прямо сейчас. — Я хочу видеть твое лицо.

Она делает, как ей говорят, медленно поворачиваясь ко мне лицом.

На ее щеках румянец, но это не от смущения, нет, я вижу темноту в этих глазах, то, как пульсирующая точка на шее бешено бьется, словно бабочка, запертая в банке. Если бы я провел рукой по ее бедру и пальцами по киске, я уверен, что нашел бы ее мокрой, нуждающейся и готовой.

Она продолжает свой танец, двигая своим телом, гипнотизируя меня. Ее руки поднимаются к лямкам, погружаются под тонкий материал, чтобы снять его с плеч, но затем она снова их опускает, ее руки следуют по холмикам груди к ребрам и животу.

Внезапный хлопок эхом разносится по комнате, достаточно громкий, чтобы на долю секунды заглушить музыку.

Рен замирает передо мной, ее глаза расширяются, и я мгновенно насторожился.

Мое сердце начинает колотиться в груди, когда я поднимаюсь со стула, пересекая небольшое расстояние между нами и сжимая ее плечи.

— Рен? — зову я. — Рен, что случилось!?

Ее глаза бегают между моими, пухлые и опухшие губы приоткрыты, а затем она наклоняет подбородок, глядя вниз между нашими телами. Я следую за взглядом туда, где ее руки прижаты к животу.

Краснота просачивается сквозь ее пальцы, и когда она отдергивает руки, я вижу ладони в крови.

Нет.

Ох, черт возьми, нет.

С тихим, страшным криком ее ноги подгибаются.

Я быстро ловлю ее, не давая хрупкому телу упасть на пол.

Нет, нет, этого не может случиться.

Я лихорадочно обыскиваю комнату, нахожу идеальную дыру в окне, через которую прошла пуля, прежде чем остановиться на рубашке клубной формы, сложенной на столе. Я хватаю ее и прижимаю к ране, из которой пульсирует кровь в животе.

Она делает пару судорожных вдохов, пока я прижимаю ткань к ее коже, пытаясь остановить кровотечение.

— Больно, — ее голос тверд, несмотря на дрожь в дыхании и теле, — Лекс.

— Я знаю, Маленькая птичка, — не могу соображать. Хлопаю по карманам в поисках телефона.

Она была в безопасности. Она должна была быть в безопасности.

Мои карманы пусты, телефона нигде нет, но мне нужна помощь. Музыка слишком громкая, чтобы меня могли услышать, а это значит, что мне нужно уйти отсюда.

Кровь пятнает белоснежную рубашку, все еще наполовину расстегнутую, кровь Рен размазывается по моей коже.

Для нас это ни в коем случае не было концом. Мы только начали.