Глава 29
ЛЕКС
После душа я направляюсь в спальню на чердаке и обнаруживаю Рен, свернувшуюся калачиком в центре кровати. Ее дыхание ровное и размеренное, и я пересекаю комнату, глядя на нее сверху вниз. Она лежит на боку, руки под щекой, а ее растрепанные волосы разметались по подушке, словно пламя.
Наклоняюсь и обхватываю руками ее тело. Она стонет, но позволяет мне поднять ее, прижимая к груди, и я выхожу из комнаты, возвращаясь в главную спальню.
— Я могу спать одна, — сонно бормочет она, уткнувшись лицом в мою грудь.
— Это не так, — шепчу я в ответ, распахиваю дверь и укладываю ее на двуспальную кровать в своей спальне. Она не встает и не уходит, вместо этого она пододвигается и зарывается под одеяла, наблюдая одним глазом за мной поверх простыней.
Я щелкаю выключателем и забираюсь рядом с ней, притягивая ее ближе и обнимая ее. Она тяжело вздыхает и начинает водить указательным пальцем по моей груди.
— Тебе не следовало покидать территорию, — говорю я после некоторого молчания.
— Ты не можешь держать меня взаперти вечно.
— Могу, — говорю ей, — не забывай, с кем ты имеешь дело, птичка.
— Как будто я могла забыть, Лекс, — фыркает она, пытаясь отстраниться от меня.
Я не отпускаю ее ни на дюйм.
— Ты принадлежишь мне, и есть люди, которые хотят тебя забрать.
— Ты усложняешь задачу, — отвечает она. Жизнь со мной никогда не будет для нее легкой. Но она привыкнет к этому. И узнает свое место.
Мы лежим молча, пока ее дыхание не выравнивается, и она расслабляется, наконец, снова уснув.
Хотя я и не сплю. Лежу там, глядя в темный потолок, держа ее в руках.
Все во мне, все чувства к ней, кажутся слишком большими, слишком сильными, слишком жестокими, я бы объявил войну всему гребаному миру, не только Валентайну и Синдикату, если бы это означало, что она останется там, где сейчас.
Это стало больше, больше чем месть. Больше, чем город.
Никогда не задумывался о том, чтобы жениться. Или думал, но исключительно из-за продолжения своего рода, но не более того, хотя с ней я хочу всего этого. Хочу жениться, завести детей с моей фамилией и ее огнем. Я хочу, чтобы она стояла рядом со мной, когда наши враги падут, а город будет у наших ног.
На прикроватной тумбочке мой телефон громко гудит, корпус сотрясается от вибрации. Я быстро протягиваю руку и выхватываю его, глядя на имя, освещающее экран. Я хмурюсь. Эйнсли не звонит мне. Она позвонит Райкеру.
Осторожно перекладываю Рен со своего плеча и отвечаю на звонок, не говоря ни слова, пока не выхожу из спальни.
— Эйнсли, — приветствую я.
— Я в жопе.
На втором этаже дома темно, но я знаю, что мои люди где-то здесь. Нет нужды их искать, поднимаюсь по лестнице и направляюсь в офис, устраиваясь в кресле за столом, который принадлежал моей семье на протяжении нескольких поколений.
— Что происходит? — спрашиваю.
— Я кое-что сделала, Лекс. — Она тяжело дышит, словно на пробежке. Звук ее шагов раздается в устойчивом ритме, дополнены звуком ее прерывистого дыхания.
— Они идут за мной.
— Кто?
— Синдикат.
Мой позвоночник выпрямляется, а рука сжимается в кулак на столе.
— Что ты сделала, Эйнс?
— Мне нужно добраться до тебя, — говорит мне Эйнсли, — но не сейчас, они этого ожидают. У меня есть кое-какое дерьмо, которое ты можешь использовать, Лекс. У меня есть все это.
— Эйнсли, откуда ты знаешь, что они придут?
Она смеется, но ей не хватает юмора:
— Я получила послание, четкое и ясное.
— Куда ты идешь? — Стучу кулаком. — Мы можем защитить тебя.
— Нет, ты не можешь. Не недооценивай их, Лекс, они больше, чем любой из нас мог ожидать. У них есть все. Валентайн для них пешка. Больше ничего. Им не нравится пачкать руки, но поверь мне, если придется, они это сделают.
— Что ты достала?
— Всё, Лекс, всё. Не могу, не по телефону, когда смогу, вернусь.
— А Райкер?
— Скажи ему вместо меня.
— Я похож на твоего мальчика на побегушках?
Она смеется:
— Ты мудак. Пожалуйста, скажи ему.
Я вздыхаю.
Эйнсли не должна была быть частью этой команды. Она не подходила. Но я все равно взял ее к себе, благодаря какой бы то ни было одержимости Райкера ею, и с тех пор она стала такой же важной, как и Райкер. Сестра по оружию.
— Конечно. Береги себя, жду информацию.
— Да, босс.
Она вешает трубку. Я пробую позвонить еще раз через несколько минут и получаю только сообщение, что абонент не в сети. Хорошая девочка.
Если она права и Синдикат достаточно велик, чтобы отпугнуть ее, когда она знает, что за спиной стоит армия, то я явно недооцениваю их силу. Набираю Райкера и передаю ее сообщение, и слышу как он ругается, как черт, пока не вешаю трубку.
Эйнсли умна. Она боец. Она сможет постоять за себя, пока я не разберусь со всем этим дерьмом.
Я все еще жду от отца каких-то объяснений, но он игнорирует мои звонки, и это наводит меня на мысль что он сидит на каком-то дерьме и держит меня в неведении.
И это меня бесит.
Не имея больше никаких дел, возвращаюсь к Рен и обнаруживаю, что она все еще в том же положении, в котором ее оставил. У меня нет надежды заснуть, но я могу, по крайней мере, держать ее.
Она — противоядие, позволяющее успокоить зверя внутри меня. Она меня мотивирует, проверяет, бесит, но у меня всегда есть поводок. Один она обвила вокруг своей руки, крепко держа. С ней я не беспокоюсь о том, что потеряю свое дерьмо, не беспокоюсь о том, что зайду слишком далеко. В мире, где все подчиняются мне, приятно иметь кого-то, кто не идет на поводу у меня и всегда проверяет мои границы.
Ее тепло окутало меня, как одеяло, и я зарылся глубже в кровать.
Вся эта ерунда никуда не денется, она будет здесь завтра, так что я засыпаю сегодня вечером. Я выбираю покой и теплое тело рядом с собой и буду всегда выбирать, пока оно не будет вырвано из окровавленного и изломанного моего тела.
***
— Ты звонил ему!? — Рен в гневе.
Райкер тяжело вздыхает.
Прошло четыре дня с тех пор, как Эйнсли сбежала, а Райкер связался с Гриффином.
— Да, Рен, я звонил ему, — подтверждает Райкер.
Она поджимает губы и пристально смотрит на него:
— Почему ты не позволил мне это сделать? Сомневаюсь, что он был так рад услышать тебя.
— Потому что ты наивная! — Райкер огрызается.
Бросаю на него взгляд, приказывая ему заткнутся, и хотя ему это не нравится, он едва кивает.
— Послушай, Рен, мы занимаемся этим намного дольше, чем ты, есть способы справиться с этим дерьмом.
Райкер поворачивается ко мне, тяжело вздыхая и потирая виски.
— Сегодня вечером. В одиннадцать в клубе.
— Я иду! — заявляет Рен.
— Нет, — говорим мы с Райкером одновременно.
— Ты не можешь держать меня в неведении! — рявкает она. — Если ты хочешь, чтобы я была частью этого дерьма, мне нужно знать. Было бы хорошо понять, что будет после меня. Я большая девочка, я могу позаботиться о себе, и мне нужно быть к этому готовой.
Я прищуриваюсь, рассматривая упрямый изгиб ее челюсти, то, как она просит разрешения, но ее рот остается плоским и злым.
Ебать.
Эта чертова женщина. Она станет моей смертью.
— Отлично, — огрызаюсь я.
— Что!? — И Райкер, и Рен говорят в унисон.
— Ты можешь пойти, но не ты отходишь от меня, ты меня понимаешь?
— Да.
— Лекс, серьезно, она обуза.
— Следи за своим ртом.
— Босс, серьезно.
— Защищай ее любой ценой. Собери вместе наших людей, я хочу, чтобы они были по всему клубу, у дверей, в чертовых ванных комнатах. Я хочу, чтобы каждого человека обыскали перед тем, как он зайдет, без исключений. Сделай это сейчас. Разберись с этим.
Со вздохом Райкер опускает подбородок и оставляет нас с Рен на кухне. Она обхватывает руками кружку и ухмыляется, довольная своей победой.
— Не испытывай меня, Рен. Я допускаю это, потому что ты связана с этим, но если он хотя бы посмотрит на тебя неправильно, я прикончу его.
— Поняла.
— Хорошая девочка.
Она пытается скрыть легкую улыбку, которую вызывают мои слова, а румянец, пробегающий по ее щекам, заставляет мой член твердеть.
Я видел, как далеко заходит этот румянец.
Склонив голову набок, я смотрю на нее, на то, как она перекидывает волосы через плечо, ее глаза смотрят на все, кроме меня. Ее зубы кусают нижнюю губу.
— Маленькая птичка, — воркую я.
Ее глаза встречаются с моими, когда я начинаю расстегивать рубашку.
— Я собираюсь принять душ. Присоединяйся ко мне.
Я не жду ответа и поджимаю рот, когда слышу, как она соскользнула со стула и последовала за мной.
Она моя. Она знает это. Я знаю это.
Я никогда не отпущу ее.