Факт того, что ее шутливое отношение, ее способность найти способ подшутить над ситуацией, даже если я знаю, что в глубине души она несчастна, только заставляет меня хотеть ее еще больше. В этой девушке есть много наслоений, их много, и я хочу убрать их все. Это также не просто сексуально, что делает ситуацию намного хуже.

Я мог бы придумать больше семейных дел, которыми мы могли бы заняться, чем то, что я сплю на диване. А потом…

Никогда за всю мою взрослую жизнь я не испытывал желания лечь рядом с женщиной после секса, поговорить на ночь в темноте, свернувшись калачиком в тепле друг друга, пока мы шепчемся друг с другом, узнавая друг о друге больше. Я никогда ничего так не хотел, как интенсивного удовольствия от хорошего перепихона, а затем покоя в моем гостиничном номере или квартире, как только женщина, о которой идет речь, уйдет. Мои дни полны насилия и крови, и я жажду мира и тишины в часы, когда я не работаю.

Но у меня не просто желание трахнуть Лидию, хотя этого, безусловно, предостаточно. Я также могу представить, что будет дальше: ее светлые волосы рассыпаются по подушке и падают на мою, ее голова у меня на груди, ее рука на моем бедре, а моя на ее талии, ее голубые глаза мерцают в темноте, и я шепчу ей то, чего никогда не говорил ни одной женщине.

Все это сводится к одной очень ясной вещи — Лидия опасна. Опаснее любой метки, за которой я когда-либо гонялся, потому что я чувствую, что она представляет опасность для той части меня, на которую я никогда не обращал особого внимания.

Лидия Петрова — это опасность, которую я чувствую всей душой. Вот почему я произношу следующие слова, хотя знаю, что они жестоки, хотя знаю, что они причинят ей боль.

— И кто, черт возьми, такая Наталья, что заставило тебя выбрать это имя?