Это был последний раз, когда я видела кого-либо за несколько недель. Это был последний раз за долгое время, когда я видела свет, и в ту ночь я впервые научилась сдерживать слезы. Но вместо того, чтобы эти чувства переросли в безразличие, они переросли в огромное желание мести.

Чьи-то руки резко трясли меня. Даже в полусне у меня активировалась реакция «бей или беги», и мне удалось пнуть человека и сбросить его с себя.

Мои глаза наконец открылись, когда я сделала столь необходимый глубокий вдох. Я как будто не дышала, как будто мое сердце остановилось на время сна.

Только это был не сон. Это был даже не кошмар. Это было одно из самых первых ярких воспоминаний, которые у меня возникли под крышей отца — или, скорее, под башней, в которой он меня запер. Мое тело заметно дрожало, и капля крови упала с моего подбородка. Прошло много лет с тех пор, как у меня из-за стресса было кровотечение из носа, и это случилось, пока я спала.

— Почему ты все еще здесь? — спросила я, но в голове не было ни одной мысли.

Насколько я могла судить, Даворин казался пассивным — его маска мало что позволяла мне видеть. Он не стал задаваться вопросом о крови, пока я вытирала её, что меня порадовало.

— Ты потеряла сознание, я не мог просто оставить тебя в таком состоянии.

Казалось, его не смутило то, что я пнула его всего минуту назад. Он медленно приблизился ко мне, и только тогда я заметила, что он меня одел.

— О чём был сон?

У меня в горле образовался комок. Я отвела глаза, раздраженная тем, что воспоминания всплыли на поверхность. Быть уязвимой не входило в мои планы на игру, и этого не случалось уже много лет. Я поклялась, приклеив глаза к полу, что это никогда больше не повторится, пока я жива.

— Мы не закончили наш разговор, — до того, как мы увлеклись своим желанием, чего я не должна была допустить, но по непонятным мне причинам приветствовала с распростертыми объятиями. — Об Алексее.

Даворин сидел рядом со мной, глядя на меня. Я не хотела снова испытывать искушение, поэтому продолжала смотреть в пол.

— Алексей знает, кто мог стоять за убийством и почему?

— Почему? — он издал сардонический смешок. — Твоего брата либо очень уважают, либо ненавидят, но никогда не любят. Даже те, кто его уважает, могут отвернуться от него, если почувствуют, что он не выполняет свою роль.

— Тогда как он об этом узнал?

— После того, как я снова начал заниматься бизнесом, ко мне обратился мужчина (без имени) и сказал, что сумма денег, которую я получу за эту единственную работу, обеспечит моих будущих правнуков на всю жизнь. Мне не потребовалось много времени, чтобы связать запрос с Эммерсоном.

Мои брови нахмурились.

— Конечно, он не был таким глупым?

Сухой смешок сорвался с губ Даворина, когда он покачал головой.

— Он не был. Он был всего лишь посланником. После этого я связался с Алексеем, всё ему рассказал, и он простил Эммерсона.

Я на это не попалась.

— Он не из тех, кто прощает.

Ощущение его взгляда на мне заставило мою кожу почувствовать, будто она вся покрыта инеем, и я повернула голову в его сторону. Возможно, это была моя самая большая ошибка за ночь, поскольку близость была угрожающей, подавляющей и уничтожающейся.

— Это не так, — подтвердил он. — Но Эммерсон не продумал это. Он солгал о том, кто его начальник, поэтому, чтобы найти его, Алексей на время пощадил его жизнь.

Я недоверчиво моргнула.

— Почему его просто не пытали?

Даворин широко ухмыльнулся, и это выбило воздух из моих легких.

— В том-то и дело. У Эммерсона в руке трекер. Если Алексей попытается удалить это и выпытать из него информацию, тот, кто за всем этим стоит, просто исчезнет. А Алексею этого недостаточно.

Я пробормотала, и точки в моей голове соединились.

— Брианна стала для тебя открытием, и именно поэтому ты и она знакомы.

«Знакомый» — не тот термин, который я бы предпочла использовать, но за неимением лучшего варианта на данный момент этого было бы достаточно. Я не хотела использовать слово «отношения» в связи с Даворином, когда речь шла о другой женщине. Мне хотелось убить её, когда у меня была такая возможность.

— Да, — простонал он. — Это хлопотно, но твой брат очень щедро мне платит.

— Так почему ты ведешь себя так глупо?

Он с любопытством поднял бровь.

— Преследуя меня? Как ты думаешь, кто-нибудь из моих братьев был бы в восторге от этого? Они могут убить тебя.

— Они могли, — кудахтал он. — Но я не боюсь твоих братьев.

— Это высокомерно.

Он наклонил голову набок, на его губах заиграла хитрая ухмылка.

— Будь уверена, маленький лев, даже смерть не сможет разлучить тебя со мной. Даже в ад я найду способ затащить тебя туда с собой.

Улыбка Даворина всегда была полуобещающей, полуугрожающей. Обещание, что теперь я принадлежу ему, и никто не сможет меня увести, и угроза, что любой, кто осмелится попытаться, встретит самого Дьявола, Дьявола, который служил под началом Даворина.

Пылкое ощущение проникло в мой разум — душераздирающие, мучительные мысли и бредовые, яркие образы, которые грозили свести меня с ума.

Несколько месяцев назад я бы посмеялась при мысли, что это станет моей жизнью.

Несколько месяцев назад я бы застрелила Даворина.

Но несколько месяцев назад я не знала, что ад, который он мне создаст, был бы тем, чего я бы жаждала - что всё, чего я хотела, - это позволить ему разрушить меня, пока ничего не останется.

Пока всё это полностью не принадлежало ему.