Изменить стиль страницы

Джино подал ей еду, и она счастливо улыбнулась.

Когда он закончил, она подождала, пока он закончит обслуживать себя, и взяла нож и вилку. Вспомнив, как он закрылся накануне вечером, она не говорила ни о своих родителях, ни о завтраке.

Никто из них не разговаривал во время еды. Время от времени она поглядывала на него и обнаруживала, что он наблюдает за ней.

Ее щеки покраснели, но она не переставала есть.

— Тебе это нравится?

— Это действительно вкусно.

— Я рад.

— Тебе нравятся блины с беконом и яйцами?

— Мне все это нравится.

— Хорошо.

Однако она не ела бекон.

— Ты не любишь бекон? – спросил он.

— Нет, я не знаю.

— Я это запомню.

Она открыла рот и закрыла его. Она сжала губы, а затем решила отбросить осторожность.

— А ты?

— А что я?

— Что тебе нравится?

— Ты хочешь познакомиться со мной?

— Почему нет? Мы оба здесь, и мне нравится мысль о том, чтобы познакомиться с тобой. Я имею в виду, если бы ты мне позволил.

Он взял в рот кусок бекона, и она стала ждать.

— Что ты любишь делать для развлечения? – спросил он.

— Ты хочешь, чтобы я ответила?

— Ты действительно думаешь, что я буду отвечать на твои вопросы, не имея при этом собственных?

Она усмехнулась.

— Я не знаю. Честно говоря, я не знаю, чего ожидать.

— Я жду.

— Конечно. Я люблю читать, смотреть фильмы. Я смотрю много романтических вещей. Никакого порно. Это был мой первый взгляд на порно.

— Тебе понравилось?

— Что?

— Порно.

— О, это было прекрасно. В этом не было ничего плохого.

— Но?

— Все было то же самое. Ты не думал? Появляется парень или девушка, они обмениваются банальными взглядами, раздеваются и занимаются сексом в максимально разных позах. Кроме того, они должны сказать как можно больше грязных вещей, а если этого недостаточно, чего никогда не бывает, это должно стать грубым.

Он усмехнулся.

— Ты много об этом думала.

— Не совсем. Просто мои ограниченные наблюдения.

— Учитывая, насколько влажной была твоя киска прошлой ночью, я бы сказал, что это были неплохие наблюдения.

Она подумала о прошлой ночи и о том, как он оседлал ее грудь, пока она отсасывала ему.

— Ты думаешь об этом прямо сейчас, не так ли?

Она кивнула.

— Тебе понравилось? — спросил он.

— Ты знаешь, что это так, – она уставилась на свой завтрак. — Я хочу кое-что у тебя спросить.

— Спроси.

— Просто так?

— Со мной легко иметь дело, Эйвери. Попроси и ты получишь.

Это вызвало улыбку на ее губах.

— Речь идет о моем отце.

Она наблюдала за ним в напряжении, что пошло ей не на пользу.

— Что насчет него?

— Мне было интересно, смогу ли я вообще с ним поговорить.

— Нет.

— Почему нет?

— У нас есть сделка, Эйвери. Ты принадлежишь мне. Я не позволю тебе общаться с твоим отцом. Ему придется разобраться со своим собственным делом. Завтрак окончен. Мы идем гулять.

— Ты даже не собираешься об этом думать?

— Я немного подумал об этом, и ответ все тот же. Все еще нет.

— Почему?

— Ты обещала мне кое-что. Думаешь, это пойдет на пользу моей репутации, когда они узнают, что я оставил дочь в живых? Я должен показать тебе пример, и, удерживая тебя подальше от твоего отца, я именно это и делаю.

— Однако ты не причиняешь мне вреда и не наказываешь меня.

— Ты так не думаешь? Я бы сказал, что, не позволяя тебе разговаривать с отцом, я именно это и делаю.

Он встал и протянул руку.

У нее было искушение отказать ему, просто вернуться в свою комнату, но она не была такой глупой или такой упрямой. Меньше всего ей хотелось идти в свою комнату. Вместо этого она взяла его за руку и последовала за ним из дома в сад.

Не было возможности вести светскую беседу. Джино шел с такой решимостью, что она могла только поспевать за ним, и при этом у нее перехватывало дыхание.

— Не мог бы ты притормозить? – спросила она.

— У меня есть дела, которые мне нужно сделать, и они не требуют от меня присмотра за детьми.

Они обошли весь сад, прежде чем он отвел ее обратно в комнату. Она увидела ожидающего охранника. У нее не было возможности сказать что-нибудь еще, поскольку Джино оставил ее в комнате.

Звук вставшего на место замка наполнил воздух.

Она подошла к окну и посмотрела на сад. Почему ей было так плохо разговаривать с отцом? Что бы ни случилось, она ни на секунду не могла позволить себе думать, что Джино заботится о ней. Он был бизнесменом и брал с нее плату. Интерес.

* * *

Работа приносила удовлетворение и славу. Целую неделю Джино с головой погрузился в свою работу, заключая сделки, контракты, счета и все, что ему нужно было делать, чтобы оставаться на вершине в качестве капо. Произошло некоторое кровопролитие, против которого он не возражал, поскольку оно помогло ему избавить свое тело от внутреннего разочарования, которое Эйвери посеяла в нем.

Поскольку она была его личной игрушкой, он мог использовать ее так, как считал нужным. До сих пор она была в его компании на завтраке и ужине, но он не позволял ей говорить о личном. Он не хотел и не должен был знать ни о ее родителях, ни о ее отце.

Она не имела права просить его поговорить с ее отцом.

Это он был тем, кем пренебрегали, а не этим засранцем. Его раздражало то, что она вообще думала о своем отце.

К концу недели ему надоело игнорировать ее.

Он не пригласил ее на ужин, а пошел в ее комнату.

Она лежала на полу и смотрела в потолок. К его большому удивлению, она была обнажена.

— Что ты делаешь?

— Интересно, может ли скука убить, – запрокинула она голову. — Что я сделала, чтобы меня не пустили вниз?

— Ничего.

Он закрыл дверь, но она не встала и не попыталась скрыть свою наготу. Возможно, скука действительно была плохой вещью.

— Знаешь, до того, как ты появился, я много времени проводила на работе. Я заботилась о детях каждый божий день. Затем я пыталась собрать средства для погашения долга моего отца. Я готовила. Я убирала. Я все время ходила в библиотеку. Я делала вещи. Ты хоть понимаешь, как длинны двадцать четыре часа?

— Я знаю.

Она рассмеялась.

— Видишь ли, я знаю, как долго это длится. Целый чертов день, но большую часть своей жизни я провела, мечтая о большем количестве часов. Больше времени, потому что, когда у тебя есть дела, а твоя жизнь — это всего лишь одна встреча за другой, времени никогда не остается. Нет времени. Конец.

— Какова твоя точка зрения?

— Прямо сейчас я бы отдала все, чтобы иметь занятую жизнь.

— Ты несчастлива.

— Я заперта в комнате. Завтрак, если бы ты поговорил со мной, был бы терпим. Даже наша прогулка — пытка. Я не могу ни на что смотреть. Ты маршируешь повсюду, как будто твоя личная миссия — просто бежать и ничего не делать. Я больше не знаю, что делать.

Она вздохнула.

— Я снова стону.

Он сел на край кровати, поставив еду рядом с собой.

— Твоя скука — вот почему ты голая?

— Я голая, потому что мне не хотелось надеть какую-либо одежду. Зачем мне вообще это нужно? Ты же не собираешься присоединиться ко мне, не так ли? Ты избегаешь меня, как чумы. Я могу понять только одно: тебе не нравится, что я упоминаю своего отца, – она быстро зажала рот рукой. — Извини, я была непослушной.

— Он не имеет права быть в твоих мыслях.

Она начала хихикать, сев. Она повернулась так, что оказалась вытянутой перед ним. Ее нагота была выставлена напоказ, и она не предприняла никаких попыток скрыть от него свое тело. Ему это понравилось; ее уверенность вызывала привыкание.

— Он мой отец. Я люблю его, несмотря ни на что. Я знаю, что у тебя есть проблемы. А что насчет этого, я игрушка, с которой ты не будешь играть.

— Некоторые игрушки должны оставаться на полке.

— Ты занимаешься сексом с кем-нибудь еще? – спросила она.

Любую другую женщину, которую он бы выгнал из своей жизни за то, что она задавала назойливые вопросы. Почему он не избавился от Эйвери?

— Тебя это будет беспокоить?

— Ты хотел, чтобы я обратилась к врачу, но никто не приехал. Ты даже не сдал анализы и всю последнюю неделю, кроме как поесть, не приходил ко мне в комнату.

— Ты скучаешь по моему присутствию, Эйвери? – спросил он.

— Может быть.

Он поднял бровь.

— Честно?

— Почему нет? Мне нечего терять. Я никогда в жизни не лгала. А ты?

— Я лгу каждый божий день.

— О чем?

Он сел спиной к изголовью кровати и протянул ей еду. Она взяла её, поставив поднос себе на ноги. Подняв крышку, можно было увидеть курицу и спагетти, приготовленные для нее.

Она схватила вилку и начала есть.

— Я лгу всем.

— В том числе и мне?

— Нет, я не лгал тебе. Ты моя игрушка. Ты здесь для моего удовольствия.

— Я тебя сейчас развлекаю? — спросила она.

В ее голосе не было сарказма. Она звучала… скучно.

Ему это не понравилось. Женщина, которую он встретил в магазине, в ней был огонь, страсть. Даже ее слезы имели значение.

— Я хочу пригласить тебя куда-нибудь на следующей неделе.

— Ты что? – она не оторвалась от тарелки с едой.

— Ты права, я думаю, пришло время тебя вытащить. Ты не собираешься бежать, потому что я убью твоего чертового отца, – она подняла голову, и он привлек ее внимание. Хорошо.

— Я сказала тебе, что не сделаю ничего, что навредит моему отцу.

— Хорошо. Вот на что я рассчитываю. Мне нужно иметь дело с одним мэром. Он думает, что, поскольку он находится у власти, он может делать то, что ему нравится, и никто не встанет у него на пути.

Он увидел ее улыбку.

— В отличие от тебя?

— Я не говорил, что мне не нужно перед кем-то отвечать. Да, и я позабочусь о том, чтобы все мои долги были выплачены полностью, Эйвери.

— Человек власти.

— Я человек слова.

— Наверное, приятно быть человеком слова, — сказала она.

— Ты заигрываешь со мною?

— Поддразнивания. Я дразню тебя. Как я уже говорила, ты был добр ко мне.

Несколько секунд он смотрел, как она ест, не говоря ни слова.

— Мы тоже поедем в больницу. Я заплачу дополнительно, чтобы сдать анализ крови и завершить его за один прием.

— Разве это не дорого?

— Мне все равно.

— Верно, – она доела, но недостаточно, по его вкусу.

— Есть что-то.

— Нет. Я просто не голодна.

Она поставила тарелку и поднялась на ноги. Он наблюдал за ней, пока она шла в ванную. Через несколько секунд он услышал шум бегущей воды. Похоже, сегодня вечером ему придется заняться погоней.