ГЛАВА 35

ЛИЛИЯ

Прошло три дня с той ночи, когда я встретилась с Мел. Три дня я одержимо изучала каждую крупицу информации о своей матери, бабушке и дедушке, которую можно было найти в Гугле. Три дня я задавалась вопросом о каждом моменте жизни. Я пыталась создать в своей голове картину того, кем был отец профессора Брамвелла.

Благодаря этому файлу весь мой мир перевернулся с ног на голову. Мысленные фрагменты моей жизни до этого момента казались альтернативной концовкой уже написанной истории.

Кем, черт возьми, была моя мать и почему она лгала мне и Би?

Как она оказалась в Академии Дракадии и была связана с Уорреном Брамвеллом?

Кроме нескольких статей о самоубийствах, в которых СМИ старались не выдвигать обвинений против Уоррена Брамвелла — по юридическим причинам, как я полагаю, — я не нашла абсолютно ничего полезного об этом человеке. Несколько опубликованных журналов, конечно, и его статьи, но ничего существенного. Не было даже тех жутких сайтов, которые утверждали, что имеют доступ к адресам и публичным записям. Ни одной фотографии в Гугл, что было странно, учитывая, что он довольно долго был профессором. Как будто его стерли с лица земли.

Стоя перед классом, профессор Брамвелл читал лекцию о Кордицепсе — грибке-паразите, поражающем муравьев. Он выделяет химическое вещество, которое заставляет муравья забраться на дерево, где гриб выделяет из своего тела споры, которые затем оседают на землю и заражают других муравьев.

Я не могла отвести взгляд от его лица, изучая движения его тела во время лекции. Какой бы захватывающей ни была тема, в голове крутилась только одна мысль: неужели отец этого мужчины убил мою мать?

Разумеется, тут же возникли мысли о Дженни Гаррик. Неужели и отец, и сын были убийцами?

Обвинения, которые я слышала, казались лишь домыслами и слухами, и вряд ли их было достаточно, чтобы повесить убийство на этого человека, если только улики не были намеренно упущены.

Даже исследование Крикссона и участие в нем моей матери не давали мне возможности связать Уоррена Брамвелла с ее смертью. Похоже, моя мать забеременела и покинула исследование задолго до того, как другие женщины покончили с собой.

Но что, если Мел была права? Что, если есть еще информация, которую я еще не видела? Что, если они были достаточно могущественны, чтобы избежать наказания за убийство? Чтобы стереть все улики? Неужели именно так они поступили с моей матерью?

Я набрала в Гугле «Брамвелл-младший», и результаты были примерно такими же. Множество опубликованных научных журналов, докторская диссертация, которую он защитил несколько лет назад, но ничего слишком глубокого или личного.

Однако я не могла оставить это без внимания. Судьба не просто так занесла меня в Дракадию и направила к профессору Брамвеллу. Ради матери мне нужно было преодолеть дискомфорт, который я испытывала рядом с этим человеком, иначе я никогда не узнаю, что произошло на самом деле.

В какой-то момент во время лекции его глаза поймали мои, и что-то странное зашевелилось у меня в животе. Его взгляд затянулся, заставив меня отвести глаза, и когда я это сделала, то заметила, что Спенсер скользит взглядом между мной и Брамвеллом. Как будто он тоже заметил это.

Я задалась вопросом, сколько еще студентов заметили это, и от этой мысли у меня запылали щеки и сжался низ живота.

— Мисс Веспертин, — раздался глубокий голос, и я повернулась, чтобы увидеть профессора Брамвелла со скрещенными руками в передней части аудитории, пристально смотрящего на меня. — По какой причине гриб побудил муравья забраться на дерево, а не остаться на земле?

Оглядев комнату, я увидела, что все взгляды устремлены на меня, и мое сердце забилось в груди в хаотичном ритме. Меня еще никогда не спрашивали на занятиях в колледже. Только если я сама вызывалась отвечать нужную информацию. Большинство преподавателей знали меня только как номер, а не как лицо, и уж тем более не по имени, за исключением доктора Уилкинса, когда я училась в Ковингтоне. Впрочем, он никогда не обращался ко мне на занятиях.

— Чтобы расширить рассеивание и увеличить вероятность заражения другого муравья.

— Точно. И почему это важно, мистер Липпинкотт?

— Э-э-э... Потому что популяция муравьев слишком велика?

— Вы согласны, мисс Веспертин?

— Может быть, паразиты и помогают контролировать популяцию насекомых, но я думаю, что они гораздо более эгоистичны. Для Кордицепса, в частности, важна необходимость выполнения своего жизненного цикла. И, конечно, как вы сказали в начале занятия, самая важная функция любого паразита — обеспечить его передачу следующему хозяину.

Его губы изогнулись в улыбке, от которой у меня затрепетал живот и зашевелилось какое-то глубоко запрятанное чувство вины.

— Очень хорошо, мисс Веспертин.

Если бы я и подозревала, что Крикссон имеет отношение к моей матери, а я не была уверена, что это так, учитывая факты, которые не сходились, то не имело смысла, чтобы я питала какие-то сомнения по поводу моего профессора, когда эксперименты проводились двадцать лет назад. В то время ему было не больше тринадцати или четырнадцати лет.

Пока он продолжал лекцию, я еще раз взглянула на него и заметила легкий изгиб его губ, который быстро исчез, когда он отвернулся.

Возможно, там что-то таилось. Небольшой проблеск интереса с его стороны, если только я не заглядывала слишком глубоко. Неужели я решила флиртовать с профессором, чтобы сблизиться с ним?

Чтобы соблазнить его?

Ни в коем случае. Сама мысль об этом заставляла мои внутренности бешено колотиться. Но этот человек был закрытым хранилищем, запечатанным горячей расплавленной сталью, куда я никогда не проникну никаким способом. Те немногие взаимодействия, которые я видела между ним и Гилкрист, говорили о том, что даже секс не способен его расколоть. Мне нужно было как-то затронуть его разум, причем так, чтобы это не выглядело назойливо. Просто хорошо учиться в его классе было недостаточно. Мне нужно было, чтобы он увидел во мне выдающуюся студентку. Такая же увлеченная организмом, как и он.

Безобидный флирт. Ничего такого, за что нас могли бы выгнать. Мне просто нужно было завоевать его доверие.

В конце урока я собрала тетрадь и направилась к выходу.

— Мисс Веспертин, на пару слов, если позволите, — сказал профессор Брамвелл, когда я подошла к двери.

— Конечно.

Класс опустел, и Спенсер еще раз окинул меня взглядом, полным неодобрения.

Пока профессор Брамвелл собирал свои записи, я старалась не обращать внимания на то, как выпирают его мышцы на бицепсах, когда он сгибает руку, или на то, как он закатывает рукава, обнажая карту вен на предплечьях. И эти руки. Руки, которые выглядели одновременно нежными и варварскими, как будто они могли нежно вытянуть из вас всю жизнь. Это были красивые руки с аккуратными ногтями и сильными, но тонкими пальцами, которые, как я могла представить, с предельной точностью владели скальпелем. Без сомнения, мастер.

Чтобы флиртовать с ним, даже интеллектуально, я должна была позволить себе оценить все это в нем. Позволить себе испытывать влечение к мужчине, который в противном случае был бы недосягаем. Мужчина, который, как я представляла, был достаточно влиятельным, чтобы меня выгнали из школы быстрее, чем я успела бы сказать «привилегия элиты». И что тогда? Если бы это случилось, я бы никогда не узнала правду о своей матери.

— Я хочу извиниться за тот вечер в библиотеке, — сказал он. — Я не хотел выражаться так грубо.

— Все в порядке. Там, откуда я родом, грубость — это вежливость.

— И где же это? — Движение его левой руки заставило меня на мгновение отвлечься.

— Ковингтон.

— Интересно.

— Чем же?

— Вы не кажетесь мне особенно враждебной. — Его глаза напоминали мне монеты тающие в пламени, жгучий металлический взгляд, согревающий мою кровь. — У меня есть дерзкая сторона.

— Я в этом не сомневаюсь. — И вот так просто приглашение к флирту. Намеренно или нет, я не могла сказать, но это было неважно. Это была возможность начать пробивать его броню.

Флиртуй, Лилия. Скажи что-нибудь в ответ. Что-нибудь остроумное, не глупое и неловкое.

— Это довольно самонадеянно с вашей стороны. Полагаете, что раз я из плохого района, то должна быть настроена автоматически враждебно.

— Реакция борьбы — это древняя часть нашего защитного механизма, которая позволила нам адаптироваться, защищаться. Выживать. Я уверен, что она хорошо послужила вам.

— Вы опять говорите о науке.

Его губы дернулись, как будто он мог улыбнуться, но не улыбнулся.

— Всегда. — Он наклонился ко мне, и я почувствовала теплый запах корицы в его дыхании поверх восхитительной пряности его одеколона. — Я не говорил, что это плохо. — Его бровь взметнулась вверх, когда он выпрямился и сунул еще один блокнот в сумку. — На этом все.

Резко кивнув, я заставила свое сердце успокоиться. Он что, флиртовал в ответ? Я не была самой остроумной и не очень хорошо разбиралась в мужчинах, но этот человек был достаточно близко к моему лицу, чтобы преодолеть невидимый барьер между профессором и студенткой.

— Подождите... Могу ли я задать вам вопрос, обещайте не сердиться?

— Наверное, нет. Но задавайте свой вопрос.

— Недавно, когда я сказала вам, что, по моему мнению, моя мать была заражена Ноктисомой, вы спросили, не местная ли она. Как вы считаете, распространена ли эта болезнь среди местных жителей?

— Распространена? Как правило, нет. У них есть свой фольклор, связанный с этими ягодами. Они считают, что это яд злых духов, и стараются держаться от них подальше. Только невежественные туристы иногда употребляют эти ягоды.

— Я почти уверена, что Андреа Кеплинг не была туристкой. — Я бы сказала, что моя мать тоже не была туристкой, но нет смысла тратить все мои новообретенные факты на одну-единственную встречу с ним.