— Да, поэтому его брат иногда приносит мне немного черного камня.
Я уставилась на запас в сумке, размером не больше небольшого ранца, но, учитывая опасность его получения, я больше не чувствовала себя вправе брать его.
— Вы уверены, что готовы отдать это мне? Я не хочу забрать то, что вам дорого.
— Я настаиваю.
— Ну, в таком случае, я также возьму немного матча-женьшеня.
— Очень хорошо. — Быстро подмигнув, она взяла с полки позади себя маленькую коробочку с матчей и набрала для меня товар. Когда она закончила, она протянула мне немного больший пакет, в котором было все, что я купила. — Не пропадай, ладно?
— О, я обязательно вернусь. — Выходя из магазина, я увидела несколько карт Дракадии и, остановившись, чтобы взять одну, заметила плакат рядом со стеллажом. На нем был изображен мужчина, которого, очевидно, разыскивала полиция за жестокое обращение с сыном, который, как считалось, скрывался на острове. В Ковингтоне плакаты о розыске и пропаже без вести украшали почти каждый столбик, так что увидеть такой плакат не было чем-то особенным. Просто это казалось нехарактерным для острова.
Судя по седеющим волосам, мужчине было около сорока лет, а от его глубоко запавших карих глаз у меня мурашки побежали по коже. Он был похож на педофила. Я взглянула на его имя. Барлетта. Я не узнала его, но что меня поразило, так это то, насколько сильно он по какой-то причине напомнил мне Анджело. Такой же растрепанный вид как у преступника.
Что вернуло мои мысли обратно домой. Я больше ничего не слышала от Коннора после нашего телефонного разговора, и в новостях ничего больше не сообщалось. Оставалось надеяться, что все утихло.
Рядом с Барлеттой висел плакат: пропавшие без вести, уголки которого были немного загнуты, как будто он висел там уже давно. Блондинка с ярко-голубыми глазами смотрела на меня — Дженнифер Харрик — девушка, которая пропала. Та, о которой Мел рассказала мне в первый день.
На этой мрачной ноте я вышла из магазина и снова села на велосипед. Уложив свои товары в маленькую плетеную корзинку, я открыла карту. Главная улица огибала весь остров и возвращалась обратно по другую сторону университета, где, как я надеялась, наклон будет менее крутым. В десяти милях вверх по дороге, на совершенно противоположной стороне острова, находился Костяной залив. Я тронулась с места, крутя педали в умеренном темпе по направлению к моей следующей остановке.
Ветер трепал мои волосы, соленый морской воздух приятно ощущался на языке, когда я вдыхала его. Блаженное тепло разливалось по моей коже в тех местах, где меня касались лучи солнца — первый солнечный день за всю неделю пребывания на острове. Я снова подумала о том, как сильно изменилась моя жизнь всего за несколько дней. Как я перешла от ношения с собой карманного ножа и бегства домой в темноте к спокойной прогулке на велосипеде по берегу моря.
Ощущение свободы немного пугало меня, как будто я стала наивной и мягкой. В конце концов, это место еще не заслужило моего доверия, поэтому не было смысла в том, что я чувствовала себя там так непринужденно. Я даже не потрудилась взять с собой на экскурсию карманный нож, который до сих пор лежал в столе в общежитии. Коннор назвал бы меня глупой за эту оплошность.
После того как умерла моя мать, я обрела некую свободу, которой у меня не было в детстве, в основном по необходимости. Коннор переехал к нам и нуждался в помощи с арендой, поэтому мне пришлось найти работу, а ходить в колледж означало работать до поздней ночи. Поскольку Коннор не мог водить машину из-за слишком большого количества штрафов за вождение в нетрезвом виде, мне приходилось пользоваться общественным транспортом. Это была более страшная форма свободы. Я не хотела пользоваться ею, но, опять же, это было необходимо.
Я была выброшена в мир, который мог бы сожрать меня заживо, если бы я не научилась ориентироваться в нем быстро и так рано. Наверное, я могла бы поблагодарить за это Коннора, ведь именно он дал мне хороший толчок во взрослую жизнь, но, честно говоря, имея такую мать, как у меня, прожив такую жизнь, как я прожила, возможно, я готовилась к этому всю свою жизнь.
Прошло не так много времени, прежде чем извилистая дорога свернула к скалам, и я наткнулась на обветренный и облезлый знак с надписью «Костяной залив» и грубым черным дроздом, вырезанным на дереве. Примерно в ста ярдах от него арка из ветвистых деревьев создавала туннель над длинной, уходящей вниз лестницей. Я достала из кармана телефон и быстро сделала снимок, думая о том, как очаровательно она будет выглядеть, если ее украсить огоньками.
Лестница скрипела и стонала, пока я спускалась вниз, где туннель из деревьев выходил на пышные зеленые сосны и белые песчаные дюны, которые сужались к скалистому берегу бухты.
На деревьях и вдоль береговой линии поселились черные птицы — ворон или ворона, я не могла определить. Их было так много. В конце лестницы стоял знак, призывающий не кормить птиц и избегать южной части бухты в конце зимы, так как там они могут быть наиболее агрессивны.
Я вышла на каменистый берег, и две птицы взмыли в небо. Передо мной расстилались просторы океана. Прекрасно, но в то же время совершенно пугающе. Робкие волны подступали к моим ногам, но я отступала, не позволяя воде коснуться меня. Может быть, когда-нибудь я буду достаточно смелой, чтобы окунуть пальцы ног в воду, но не сегодня. Не сегодня, когда вода могла легко утащить меня, и никому не было бы до этого дела, и никто не подумал бы меня искать.
С окружающими меня скалами, деревьями за спиной, этот участок пляжа хранил мирное спокойствие. Я пошла по изгибу бухты к массиву скал, и тут надо мной раздался сильный стук. На краткий миг я вспомнила плакат о розыске, который видела в городе.
Что, если это был насильник? Что, если он прячется в лесу?
Городская девочка внутри меня умоляла меня уйти, одновременно укоряя за то, что я не захватила нож.
Мелькнувшее над головой движение привлекло мое внимание к плоской вершине скалы, где мускулистая фигура в черной футболке набирала воду в бутылку и смотрела на море.
Охваченная любопытством, я вскарабкалась вверх по неровным валунам, осторожно ступая. Как только я взобралась на его вершину, обзор стал более широкий, и я увидела профессора Брамвелла примерно в двадцати пяти ярдах от себя.
Прижав руку ко рту, я пригнулась к скале, задыхаясь. Не то чтобы я была шокирована, увидев кого-то на общественном пляже. Это был тот самый человек, которого я видела. При звуке удаляющихся шагов я выглянула из-за скалы и увидела, что он застыл в позе, держа что-то в руке. Солнечный свет сверкал на его стальной поверхности.
Клинок.
Он выхватил его и метнул в сторону одного из деревьев.
С земли он подхватил другой клинок и метнул его тоже. Я проследила за траекторией его броска и увидела, что первый приземлился прямо посредине ствола дерева. Второй — прямо рядом с ним. Я наблюдала, как он бросил третий, который приземлился рядом с первыми двумя.
Но не клинок привлек мое внимание. Под этими скромными рубашками, которые он надевал на занятия, мужчина, очевидно, обладал рельефным телосложением, которое растягивало ткань его футболки. В сочетании с небрежным беспорядком в его обычно идеальных волосах и повседневными джинсами, низко висящими на бедрах, он привел меня в восторг.
Я уставилась на своего профессора.
Остановись, Лилия.
Я чувствовала себя хищником, наблюдая за ним.
То, как он легко управлялся с оружием, заставило меня убедиться, что он часто тренируется. Хобби? Наверное, это уместно для человека, который зарабатывает на жизнь вскрытием трупов.
От этой мысли у меня по спине пробежал холодок. У нормального человека это вызвало бы желание убраться оттуда подальше, потому что какой, к черту, человек оказался бы на скалистом утесе, в лесу, с человеком, который по ночам разделывает трупы? С человеком, который, казалось, исключительно хорошо владеет своим оружием.
Очевидно, я, поскольку я продолжала смотреть, как он сделал еще несколько бросков, делая выпады и повороты, и ни один клинок не отскочил от ствола. По причинам, которые я не могла объяснить, я была заворожена его мастерством.
Я была сбита с толку, но очарована.
Он отбросил клинок и повернулся к краю обрыва, напротив меня, где выступ скалы торчал над морем. В тот момент, когда его пальцы зацепили подол футболки, словно он собирался раздеться, я пригнулась.
О, Боже.
Мой мозг призывал меня уйти и дать этому человеку немного покоя, но когда я оттолкнулась от скалы, чтобы убедиться, что он не увидит, как я ухожу, его там не было. Только его выброшенная одежда лежала в куче.
Я бросилась вперед, вниз по неровному склону, пока не заметила часть его тела, бросившегося в волны. Вернув взгляд назад, на вершину скалы, я прикинула, что до нее около пятидесяти, а то и больше, футов.
— О, черт! — Я вскарабкалась по скале обратно на каменистый берег и стала искать его. Секунды шли, и ужасное осознание того, что я, возможно, только что была свидетелем того, как этот человек прыгнул в воду навстречу своей смерти, терзало мою совесть.
Ну же. Не умирай. Не умирай.
Чуть в стороне он вынырнул. От расстояния до берега у меня по позвоночнику пробежал холодок, когда я представила, какая там глубина и какие существа могли скрываться под ним.
Я зажмурила глаза, задыхаясь от дрожи, и когда он начал плыть обратно к скале, я решила, что с меня хватит волнений.
И снова, чем больше я наблюдала, тем больше недоумевала.
Кем был этот человек?
Поднимаясь обратно по лестнице к своему велосипеду, я решила, что, наблюдая за ним издалека, я никогда не найду ответов на эти вопросы. Мне нужно было подобраться ближе.
А это означало, что мне нужно было записаться на ужасную встречу в рабочее время.