30

КЛЭЙ

— Какого хрена ты делаешь? — спрашиваю я Майлза, когда присоединяюсь к нему в темном дворе.

Большинство гостей уже внутри танцуют, пьют и празднуют. Холодный вечер заставляет волосы подниматься на моих руках даже сквозь рубашку и пиджак.

— Вафле понадобилось воспользоваться комнатой маленьких французов, — проследив за его взглядом, я вижу собаку в галстуке-бабочке, которая с энтузиазмом перебирает лапами по газону.

— Ты тут яйца отморозишь, — ворчит Джей, выходя, тренер следует за ним по пятам.

— Это экспозиционная терапия. Полезно для мышц, — бросает Майлз в ответ.

Я бросаю взгляд в сторону окна. Внутри Брук танцует с Новой и Хлоей.

Сегодняшний вечер — это нечто иное.

Нова выглядит великолепно в этом платье. Мне захотелось утащить ее с собой.

Прикоснуться к каждому ее сантиметру.

Но это нечто большее.

Намного, блядь, большее.

Я имел в виду это, когда сказал, что влюбляюсь в нее. Эта часть не была ложью, даже если было бы проще, если бы это было так.

Она тот человек, который удерживает меня, когда я плыву по течению, который поднимает меня, когда мне тяжело.

Она — лучшее, что есть в моей жизни.

Через несколько часов я докажу ей это.

— Уэйд, — голос Харлана заставляет меня обернуться. — На пару слов.

Он наклоняет голову, и остальные ребята направляются внутрь, бормоча слова поддержки.

Тренер входит последним, похлопывая Харлана по плечу.

— Полагаю, здесь я должен поздравить тебя, — говорю я.

Мимо проносится официант, предлагая шампанское, и я отмахиваюсь от него.

— Ты почти романтик. Если бы я не знал тебя лучше, то предположил бы, что ты был слишком занят украшением этого места и поездками к своей семье, чтобы ответить на звонки из Лос-Анджелеса. — Я бросаю взгляд на его нагрудный карман, где видны очертания телефона.

Глаза его прищурены.

— Я не хочу продавать тебя, Клэй. Я верю в тебя и в то, что ты можешь сделать, даже если я — последний человек, которого ты хотел бы видеть в качестве группы поддержки.

— Я бы сказал, ты больше похож на кукловода, чем на чирлидера.

Мои глаза сужаются, когда я думаю о его манипуляциях.

— Я знаю, что ты не оценил мои попытки вмешаться в дела колледжа. Но я сделал это, чтобы защитить твое будущее. У тебя был сезон СЦИ. Я не хотел, чтобы кто-то помешал этому.

Музыка расплывается на заднем плане.

Я снова смотрю в окно. На этот раз там Нова со своей сестрой, и они обнимаются.

— Я видел, как вы с Новой танцевали, — Харлан меняет тему, и мои плечи напрягаются под пиджаком. — Несколько недель я был поражен тем, что она заинтересовалась спортом. Ее рисунки были замечательными. Но ее внимание привлек не баскетбол.

Я не отвечаю.

— Я уверен, ты знаешь, что ей предложили работу в Бостоне, — я вскидываю голову, и он сразу понимает, что для меня это новость. — У нее было чертовски трудное время, и она хотела начать все сначала. Я надеюсь, ты позволишь ей это сделать.

Я останавливаю официанта на обратном пути и беру бокал шампанского.

— Возможно, мне придется слушать тебя, когда мы будем на стадионе, но я больше не принимаю от тебя жизненных советов.

— Это не совет, а правда. У нее никогда не было шанса встать на собственные ноги. Ее бывший — кусок дерьма — исчез из поля зрения, и она может понять, кем хочет быть. Рядом с тобой она этого не сделает.

Слова застревают глубоко в моей груди, вонзаясь, как осколки стекла.

— О чем ты говоришь?

— Чтобы стать по-настоящему великим, нужно быть неумолимым. Отгородиться от всего остального. Единственная семья — это четыре других парня на площадке. Если хочешь славы, то за это надо платить.

Я залпом допиваю шампанское.

Внутри Нова смеется, и, увидев улыбку на ее лице, боль на мгновение рассеивается.

Она прекрасна.

Она оглядывается по сторонам, словно ища кого-то.

Меня.

Она ищет именно меня.

Я могу дать ей все.

Я куплю ей целую студию, где она хочет рисовать, полечу в любую точку мира, чтобы найти идеальную татуировку, и буду держать ее за руку всю дорогу туда.

— Приоритеты меняются, — я поворачиваюсь обратно к Харлану, ставя свой бокал на стол.

— Значит, баскетбол не на первом месте, — это не вопрос, а утверждение.

— Она важнее — говорю я вместо этого.

Это не ответ. Мы оба это знаем.

— Я рад это слышать, потому что это облегчает то, что я должен сказать дальше, — Харлан пристально смотрит на меня. — Чувства способны изменить все наши приоритеты, в том числе и мои. Я надеялся, что ты станешь здесь легендой, что ты дашь мне время убедить тебя. Но ты этого не хочешь. Ты хочешь играть за «Лос-Анджелес». Да, я знаю о твоем маленьком стороннем проекте, — продолжает он, заметив мое выражение лица. — Обычно мы обсуждали бы это на равных, но я вижу, что ты не в силах рассуждать. Поэтому, — он переводит дыхание, — если ты откажешься от Новы, я продам тебя в «Лос-Анджелес». Ты станешь чемпионом НБА. У тебя будет величие, а у нее — возможность жить своей жизнью.

У меня болит колено.

В груди все переворачивается.

Нет. Это слово на кончике моего языка.

«Лос-Анджелес» — это именно то, чего я хотел. Но мне кажется, что этого недостаточно.

Я хочу отказаться от его поедложения.

Я могу дать ей все.

Только не все, чего она хочет.

Я никогда не думал, что буду смотреть на вещи глазами Харлана, но в этот момент я понимаю его.

Он не может дать мне то, что мне нужно.

Я не могу дать Нове то, что нужно ей.

Что, если он неправ? Шепчет голос.

— Думаешь, я не помню, что случилось в колледже? — спрашивает он. — О том, что было после, о том, о чем ты не говоришь? Ты хочешь свалить это на нее?

Мои ладони начинают потеть.

Я был честен с ней, более откровенен, чем с кем-либо за долгое время.

И все же...

Есть секреты, зарытые так глубоко, что мы никогда о них не говорим.

Моменты настолько темные, что загораживают свет.

— Дай ей свободу, чтобы она могла строить свое будущее без твоего давления, — призывает Харлан.

Она хочет быть со своей сестрой, прощения, шанса встать на ноги.

Пульсация усиливается. В моем колене, в груди.

Харлан протягивает руку.