Оторвавшись от этой интимности, она слегка приподнялась, чтобы снять шёлк.

Она почувствовала, как он снова напрягся, но на этот раз она не взглянула на него, направляя его готовую эрекцию к себе.

Но она не могла заставить себя упорствовать.

Она почувствовала, что нервы у неё сдают, схватилась за перекладину. Её рука была рядом с его, голова по-прежнему опущена, глаза плотно закрыты.

Он обвил рукой руку, что держала его, и вошёл в неё всего на пару сантиметров, затем другой рукой схватил её за бедро, удерживая её на месте.

Ей просто нужно было опуститься ниже, чтобы постепенно впустить его внутрь себя.

Она затаила дыхание и осторожно толкнула.

Возобновившееся возбуждение охватывало её, пока она опускалась всё ниже и ниже, чувствуя, как он снова начинает наполнять её — прохладный, твёрдый и токсично удовлетворяющий. Она ухватилась за металлическую перекладину, ухватилась за подушку рядом с ним и опустилась ещё ниже.

Он крепче сжал её бедро, освободил другую руку от перекладины и обхватил её за шею.

Он возвращал себе некоторый контроль. Она это точно знала, потому что он уже начал двигаться внутри неё, используя обе руки, чтобы удерживать её неподвижной, пока помогал пройти остаток пути внутри неё одним медленным, устойчивым толчком.

Она вздрогнула, поначалу эта поза показалась ей неудобной, но когда он начал медленно проникать в неё, её тело снова начало приспосабливаться.

Она держала глаза закрытыми, голову опущенной, захваченная этим ощущением, пока он не сел более прямо. Его хватка на её шее усилилась, темп его толчков ускорился.

Она посмотрела ему в глаза, и они поразили её. Никогда ещё они не казались такими тёмными. Никогда ещё они не выглядели более смертоносными. Но она никогда не была так напугана. Никогда она не хотела ничего так сильно, как хотела его тогда.

В одно мгновение он оказался на коленях, опрокидывая её на спину, возвращая себе доминирующее положение.

У неё перехватило дыхание, она хлопнула его ладонью по груди.

— Нервы сдали? — спросила она, и ей не понравилась дрожь в её голосе.

— Нет. Но дальше я сам справлюсь, — сказал он, стягивая рубашку с плеч.

— А что, если я не хочу, чтобы ты это делал?

— Тогда борись со мной за это, — сказал он, прижимая её руки к кровати.

Её сердце подпрыгнуло. Ощущение того, что он снова контролирует ситуацию, заставило её пошатнуться, её тело инстинктивно выгнулось навстречу ему, когда он приблизил свои губы к её губам, опасно близко, но недостаточно близко, чтобы поцеловать.

Он опустил голову, его толчки набирали темп быстрее, чем раньше. В его проникновении была какая-то грань, которую она почувствовала, что-то более грубое.

Её сердце бешено билось в груди. Волна беспокойства пробежала по ней, и она попыталась успокоить дыхание.

— В чём дело, серрин? — спросил он, снова взглянув на неё, и его глаза были самыми угрюмыми и пугающе прекрасными в своей опасности, какие она когда-либо видела. — Куда подевалась эта уверенность?

Он не укусит. Он потребовал вернуть себе власть, но кусать не станет. Он держал себя в руках. Он должен был держать себя в руках. Ей нужно было, чтобы он держал себя в руках. Она непрестанно повторяла это. Но когда она заглянула в его глаза, ей стало слишком не по себе.

— Ты должен отпустить меня, — сказала она.

— Почему?

Она вздрогнула, когда он толкнулся немного сильнее, и это, казалось, возбудило его ещё больше.

Она почувствовала, как что-то внутри неё вспыхнуло от этой угрозы, что-то, чему она не могла позволить вырваться наружу.

Проклятье, если это было частью его игры, если это было частью его искушения напугать её настолько, чтобы вывести серрин из себя, то это была жестокая игра по их негласным правилам.

Он повышал ставку, и когда опустил голову к её горлу, это начало иметь воздействие.

Ей нужно было, чтобы он укусил. Ей нужно было подбодрить его. Она давно уже должна была выйти отсюда... она и Алиша. Ей нужно было позволить своим инстинктам взять верх, а не страху при мысли о том, что он выпьет её яд.

Он крепче сжал её запястья, и его проникновение заставило её задрожать от мощи.

Он терял самообладание.

Проклятье, она подавала сигналы. Сигналы, которые она не могла контролировать. Она не могла позволить ему сделать это.

Она не могла.

— Калеб, тебе нужно притормозить.

Его толчки становились всё жёстче, толчки, которые всё больше были направлены на самоудовлетворение.

— Калеб...

Он отпустил её запястье и зажал ладонью её рот, заставляя её замолчать, и снова набрал темп.

Она стала сопротивляться под ним, уперлась рукой в его твёрдую грудь, но он с лёгкостью удержал её. Он слегка приподнялся и заглянул ей в глаза.

Его зрачки были сужены, резцы обнажены, его вампирское состояние никогда ещё не было таким очевидным.

Когда его голодные глаза встретились с её, она застыла.

Она покачала головой, её протесты были приглушены его рукой.

Он был в нескольких секундах от того, чтобы покончить с собой. Калеб, её красивый зеленоглазый вампир, который зашёл на шаг слишком далеко.

Беатрис была права — она была слишком могущественна. Более могущественная, чем она когда-либо могла себе представить, если побеждала его.

И когда он снова приник губами к её горлу, она вскрикнула сквозь прижатую к её губам руку.

Он лизнул одним медленным уверенным движением, и у неё перехватило дыхание, всё её тело напряглось.

Она приготовилась к ужасу, который был неизбежен. Приготовилась с болью в сердце и резким уколом страха.

И он укусил.

Лейла вскрикнула, боль пронзила её насквозь. Боль, которую она помнила слишком хорошо. Она выгнулась навстречу ему, но он крепко держал её, посасывая глубоко и медленно.

Она не могла пошевелиться, хватая ртом воздух, всё её тело было в шоке.

Она закрыла глаза, и слеза покатилась по её щеке.

Она должна была чувствовать триумф, как минимум, облегчение, но её мысли могли сосредоточиться только на боли в шее и в сердце, пока он кормился.

И кормился.

Она не могла пошевелиться, не могла протестовать, не могла сказать ничего, чтобы спасти его.

Было слишком поздно.

Всё было кончено.

Это казалось очевидным, пока он не отстранился.

Она ошеломлённо уставилась на него.

Её кровь всё ещё покрывала его губы, пока он не слизнул её. Его суженные зрачки снова расширились, во взгляде не было шока от того, что он сделал.

Её сердце исступленно заколотилось от ожидания агонии, спазмов. Её кровь уже просачивалась в его организм.

Но ничего не происходило.

Ничего. Он отстранился и слез с кровати.

И даже ничего, когда он направился в ванную, оставив дверь за собой приоткрытой.

Она осталась лежать на спине, её пульс участился с неприятной частотой. Ужас пробежал по каждой жилке. Что-то случилось. Что-то изменилось.

Она потеряла свой дар. Она больше не была серрин.

И был только один способ, которым она могла потерять его. Да, он привлекал её. С того момента, как она увидела его, и да, это чувство усилилось. Но любовь это совсем другое дело.

Она не любила Калеба. Она не могла влюбиться Калеба. Любовь вообще не была возможна между серрин и вампиром.

Она заставила себя встать с кровати. Ей нужно было знать. Как в тумане, держась за пульсирующую шею, она, спотыкаясь, направилась к двери.

Калеб склонился над раковиной, брызгая водой на лицо и шею.

Она оглядела его подтянутую спину, твёрдые мускулы на руках и плечах, освещенные искусственным светом. Он провёл руками по волосам и выпрямился.

Её мгновенно привлек беглый рисунок его татуировки, которая простиралась от лопатки до лопатки — спина была такой же подтянутой и безупречной, как и его торс.

И тут кое-что привлекло её внимание.

Другая татуировка, поменьше, располагалась между его позвоночником и левой лопаткой — сфера, перечеркнутая мечом, вокруг которой в своём замысловатом узоре обвивались переплетённые лозы с чёрными шипами.

У Лейлы перехватило дыхание, и когда она встретилась взглядом с Калебом в зеркале, её прошиб ледяной пот.

Инстинктивно сделав шаг назад, она тихо выругалась и попятилась в спальню. Ноги налились свинцом, она задом ударилась о столбик кровати и схватилась за шар позади себя для поддержки.

Калеб остановился на пороге, небрежно вытирая шею полотенцем.

Она не могла пошевелиться, когда все способности застыли в ужасе.

— Ты действительно не знала, не так ли? — спросил он, рассматривая её быстрым взглядом.
Затем он повернулся к гардеробу и, открыв его, повесил полотенце на дверь.

— Предполагается, что ты способна это почувствовать.

Он взглянул на неё, натянул футболку через голову, каждый мускул на его руках и груди напрягся.

Она почувствовала это. Несмотря на всё это горячее влечение, она всегда оставалась настороже — её инстинкт постоянно предупреждал её. Она просто не знала, что именно она почувствовала. И если бы у неё было больше опыта общения с вампирами, она, возможно, даже заметила бы разницу. Крайности её эмоций были вызваны не только тем, что он был вампиром, не только её запретным влечением к нему — он был тем самым вампиром.

Неудивительно, что всё происходящее казалось таким правильным в своей неправильности. Ничью было невозможно проигнорировать — линии фронта были расставлены с того момента, как они встретились.

Её судьба, её предназначение стояло менее чем в двух метрах от неё, глядя на неё своими прекрасными холодными зелёными глазами.

Судьба, которая означала, что один из них должен был умереть.

Калеб неторопливо подошел к ней.

— Очевидно, тебе было суждено найти меня. Ты знала об этом? Похоже, встреча наших брата и сестры была предопределена судьбой.

Хватка Лейлы на шаре усилилась, её глаза неуверенно и испуганно уставились на него, когда он остановился прямо перед ней. Потрясающие зелёные глаза, которые с того момента, как она посмотрела в них, сказали ей, что он станет её погибелью. И она была права. За последние несколько часов она столкнулась с сумерками, мраком и тьмой надежды только для того, чтобы теперь смотреть в самую чёрную пустоту, когда любой крошечный проблеск надежды, наконец, погас.