— Я хочу тебе кое-что показать, — тихо сказал я, когда она выпрямилась и повернулась ко мне.

Теперь ее лицо было в тени, и мне нравилось, как темнота целует ее золотистую кожу.

— Хорошо, — ответила она, как будто ей было наплевать в любом случае, и я угрожающе улыбнулся, повернулся и повел ее дальше в темноту катакомб.

Она не высказала ни малейшей жалобы, но я почувствовал жар ее тела, почти соприкасающегося с моим, когда она придвинулась ближе ко мне. Разве она не знала, что демоны процветают только в темноте?

Мы продолжили путь по короткому каменному коридору, в котором располагались молитвенные покои, и подошли к вырезанному в стене углублению, где воск от старых свечей все еще держался на кирпичной кладке, а на крюке висела связка тяжелых металлических ключей.

Я взял фонарик, который лежал на дне ниши, и включил его, осветив кованые железные ворота, которые преграждали путь дальше.

— Легенда гласит, что до того, как пришли католики и украли эту землю, чтобы хоронить своих мертвых, племя «котари» тоже использовало ее как место захоронения, — сказал я тихим голосом, шагнув вперед, чтобы отпереть ворота, и жестом показал ей идти впереди меня.

— Поселенцы натворили много подобных дерьмовых вещей, когда пришли сюда, — пробормотала она, высоко подняв подбородок и борясь с желанием испугаться этого места.

— Говорят, именно поэтому здешние призраки такие беспокойные. Они вовлечены в вечную войну за место, в котором были похоронены. Это святая земля, но и то, и другое превращает ее в особый вид ада. Вот почему ты сможешь услышать, как они плачут здесь, внизу, умоляя прекратить мучения. — Словно по сигналу, ветер пронесся по коридорам, создавая тот мягкий, навязчивый свист, который преследовал это место. Во время шторма иногда казалось, что катакомбы кричат, если ветер дул в пещеры в дальнем конце этого лабиринта в самый раз.

— Я не верю в привидения, — вызывающе заявила Татум, когда я слегка подтолкнул ее, чтобы она свернула в одну из погребальных камер.

В центре помещения стоял большой каменный гроб, на боку которого было вырезано имя Томаса Смита. Он умер в Мерквелле в возрасте семидесяти двух лет и был мэром еще тогда, когда здесь был город вместо школы.

— Нет? Тогда как насчет дьявола?

Она слегка усмехнулась как раз перед тем, как я выключил фонарик и мы погрузились в темноту.

Татум ахнула, и мое сердце подпрыгнуло от волнения из-за того, что я не мог ее видеть, но я бросился вперед, целясь в то место, где она была, и обнаружил ее теплое тело именно там, где и ожидал.

Я прижал ее спиной к гробу, и ее руки сжали мои бицепсы, когда она вскрикнула, звук прекрасным эхом отозвался в окружающих нас пещерах.

— Такая храбрая, Барби, — промурлыкал я, прижимая ее бедрами к гробу, и ее хватка на моих руках усилилась.

Я держал одну руку у нее на талии, в то время как другой все еще держал фонарик, и ее дыхание касалось моих губ, когда она задыхалась от испуга. Я почти ощущал сладость ее рта в пространстве, разделяющем нас, и, несмотря на то что я ничего не мог видеть, я так остро ощущал ее тело, что был уверен, что мог бы наклониться и найти ее губы без каких-либо усилий вообще, если бы эта мысль захватила меня.

— Есть вещи похуже темноты, — прорычала она, ее хватка на моих руках усилилась так, что ногти впились в мою плоть.

— Не тогда, когда это внутри тебя, — промурлыкал я.

— Тебя заводит пугать людей? — Требовательно спросила она, и я предположил, что она могла чувствовать, как мой член упирается в нее, но то, как она раздвигала бедра, заставило меня задуматься, действительно ли она возражала против этого так сильно, как пыталась показать.

— Я получаю удовольствие от тестирования людей. О том, чтобы выяснить, из чего они сделаны и что именно нужно, чтобы их разрушить.

— Некоторые люди никогда не сломаются, — прорычала она.

— Нет, — согласился я, протягивая руку, чтобы провести по ее щеке и улыбаясь про себя, когда обнаружил ее именно там, где и ожидал. Возможно, мы прятались в темноте, но мое понимание ее было слишком острым, чтобы допустить ошибку в этом. — Но все прогибаются. — Я внезапно толкнул ее вперед, заставляя отступить назад, так что она упала на гроб, ее спина выгнулась дугой, поскольку она была вынуждена согнуть позвоночник и еще больше раздвинуть бедра, чтобы обеспечить движение.

— Сэйнт! — Воскликнула она, и, хотя это было предупреждение, а не поощрение, я не мог не насладиться тем, как прозвучало мое имя, эхом отразившись от стен в темноте.

— Знаешь, что здесь, внизу, есть выход? — Сказал я тихим голосом. — Хотя здесь так много туннелей и переходов, что найти его нелегко. Но если бы ты очень постаралась, то нашла бы вторые ворота. А за ними есть пещера, которая выходит прямо к озеру.

— Зачем ты мне это говоришь? — Она тяжело дышала подо мной, ее руки вцепились в мои плечи, как будто она собиралась оттолкнуть меня, но пока не пыталась.

— Потому что, если ты когда-нибудь захочешь воспользоваться своим шансом сбежать от нас, я подумал, ты захочешь знать, как это сделать… Конечно, монстры лучше всего охотятся в темноте, так что, если ты все-таки попытаешься это сделать, тебе лучше быть готовой к тому, что произойдет, когда мы тебя поймаем.

Татум втянула воздух, и я снова включил фонарик, отступив назад и посмотрев на нее сверху вниз.

Она снова выпрямилась, ее щеки вспыхнули под россыпью веснушек, обрамлявших их, и ее голубые глаза опустились на толстую линию моего члена, прижатого к моим спортивным штанам.

— Соблазнилась? — Я поддразнил ее, и ее пристальный взгляд снова встретился с моим.

— Пошел ты, — прорычала она.

— Пока нет, Барби. Я хочу, чтобы ты умоляла меня об этом, прежде чем я с ненавистью трахну тебя, пока ты будешь пыхтеть.

— Как будто я хочу оказаться где-то поблизости с твоим...

— Хватит валять дурака здесь, внизу, — рявкнул я. — Нам нужно разгрузить припасы.

Я повернулся и направился прочь от нее с единственным источником света, и вскоре она пошла за мной, чтобы не оставаться здесь, в темноте.

Я снова запер калитку и повесил ключ обратно на крючок, но фонарик положил в карман. Если Барби хотела попробовать пробежаться этим путем, она может сделать это в темноте. И я должен был признать, что в некотором роде надеялся, что она попробует это сделать. Потому что мне действительно нравилось ощущать ее тело рядом с моим, пока я ничего не мог видеть там, внизу, и я хотел услышать гораздо больше ее криков, эхом отдающихся в тех туннелях.