По краям моего зрения снова мелькнула темнота, но я моргнула, заставляя себя сосредоточиться.

Я пиналась и била кулаками снова и снова, но недостаток еды давал о себе знать. Монро нацелился ударить меня ногой в живот, и когда я подняла руки, чтобы защититься, то отшатнулась назад, чуть не потеряв равновесие, когда в глазах у меня потемнело. Он не упустил ни секунды преимущества, бросившись на меня и, как сумасшедший футболист, повалил меня на землю.

Он навалился на меня всем весом, и из моих легких вырвался хрип, когда из них был вытеснен воздух.

— Черт, ты в порядке? — Спросил он, пристально глядя на меня сверху вниз.

Я кивнула, а затем начала смеяться, чертовски сильно.

Я была более чем в порядке. Я была чертовски божественна. Здесь, в этой комнате, я чувствовала себя непобедимой, неприкасаемой. И это также чертовски возбудило меня, когда Монро накрыл меня своим богоподобным телом.

Наше дыхание смешалось, и обжигающий жар нашей плоти прижался друг к другу, увлекая мой разум по грязному пути. Греховный взгляд в его глазах говорил о том, что его разум следовал тем же путем, и это творило с моим телом всевозможные извращения.

— Ты нечто, принцесса, — пробормотал он почти про себя.

Я замерла под ним, упиваясь выражением его лица, в котором не было ни капли ненависти. Было действительно приятно, когда на меня хоть раз не смотрели как на заразную. Это было так мило, так....

Тьма поглотила меня, и я попала в ее мирные объятия неизвестно на сколько времени.

Кто-то внезапно встряхнул меня, и я облизала пересохшие губы, когда мои глаза распахнулись. Я что, только что потеряла сознание?

— Татум! — Настойчиво кричал Монро, и когда мои глаза встретились с его, я инстинктивно потянулась, желая провести пальцами по его лицу, слишком поздно осознав, что моя рука все еще в перчатке. У него было такое милое лицо, когда даже толстая перчатка прижималась к нему.

Я замерла, осознав, что веду себя как сумасшедшая, и мой желудок нарушил тишину, жалобно заурчав, чтобы он услышал.

— Тебе нужно сходить к медсестре. — Монро помог мне сесть, и я покачала головой.

— Я в порядке, — твердо сказала я.

— Ты не в порядке... — Начал он рычать, но я перебила его.

— Я ничего не ела. Мне не разрешили, — призналась я, и мои щеки внезапно вспыхнули. Я не знала, почему мне было так неловко говорить это. Может быть потому, что это было похоже на проявление слабости, что Ночные Стражи имели такой большой контроль надо мной.

Лицо Монро застыло в чем-то по-настоящему яростном. Он был похож на отвергнутого бога, и я почти ожидала, что он вытащит золотого тритона из своей задницы и умчится в ночь защищать мою честь. Я ухмыльнулась этому мысленному образу, и он резко нахмурился, внезапно вскочив на ноги и отойдя в другой конец комнаты.

Через мгновение он вернулся с тремя протеиновыми батончиками и опустился передо мной, протягивая их.

— Ешь, — скомандовал он, не оставляя места для отказа. Это был первый приказ, который я получила за весь день, от которого я была по-настоящему в восторге.

Я стянула перчатки, отбросив их в сторону, затем схватила один из батончиков, разорвала обертку и откусила от него огромный кусок. Оно было сладким и ореховым, а на вкус - как самая лучшая гребаная вещь в мире. Я проглотила батончик за три свирепых укуса, совершенно не заботясь о манерах, приличиях или любой другой ерунде, за нарушение которой Сэйнт наказал бы меня. Когда я закончила, то обнаружила, что Монро наблюдает за мной, как за диким существом, которое он хочет заманить в свою мужскую пещеру. И, черт возьми, мне захотелось войти прямо в нее и свернуться калачиком у его камина.

Он предложил мне еще один батончик, и я взяла его с такой же жадностью, съев с таким же варварством, как и первый. К третьему я умудрилась притормозить настолько, чтобы съесть его, как полуручная девочка, но все равно съела меньше чем за минуту.

Когда я закончила, Монро протянул руку и стер крошку с уголка моих губ, заставив меня замереть и уставиться на него.

Он сунул ее мне в рот, и я почувствовала солоноватый вкус его плоти, отчего восхитительный жар прокатился по моему позвоночнику. Он убрал руку, казалось, неуверенный в том, зачем он это сделал, и я тоже действительно хотела знать ответ. Монро был неприкосновенен. Что было тем более неприятно, потому что он был еще и восхитителен. И по тому, как он смотрел на меня сейчас с силой урагана в глазах, я подумала, думал ли он также как и я.

Он внезапно моргнул, и чары рассеялись. Он поднялся на ноги, прошел через комнату, схватил с пола бутылку с водой, запрокинул голову и вылил ее себе в горло. Я долго смотрела на напряженные мышцы его огромного тела, и от этого зрелища у меня между бедер вспыхнул жар. Черт, он был как воин. Какое-то прекрасное существо, вырванное прямо из греческого мифа.

К тому времени, как он закончил пить, я была на ногах, безразлично разглядывая свои ногти, не позволяя ему увидеть, как сильно я внутренне пускаю на него слюни.

— Итак... — Его тон помрачнел, и я подняла голову, кивая в знак признания того, что мы собирались обсудить. — Я знаю каждого из Ночных Стражей достаточно хорошо, чтобы разорвать их на части.

От его тона по моему телу пробежала дрожь.

— Скажи это еще раз, — почти простонала я, и его глаза вспыхнули жаром.

— Разорвать. Их. На части, — он дал мне то, что я хотела, и я откинула голову назад, когда полный стон сорвался с моих губ. Он издал злобный смешок, затем указал на коврик. — Мы можем поговорить, пока потягиваемся.

— Конечно, — согласилась я, затем наклонилась, чтобы коснуться пальцев ног, надеясь заставить его посмотреть на меня. Потому что к черту все. Если Ночные Стражи не собирались позволять никому прикасаться ко мне, я могла хотя бы время от времени фантазировать о своем горячем учителе физкультуры. И я была более чем счастлива дать ему повод пофантазировать и обо мне. Хотя, когда я взглянула на него, он демонстративно не смотрел. И я догадалась, что было глупо думать, что учитель захочет видеть меня в таком свете.

Вскоре я опустилась на землю, чтобы посидеть и вытянуть ноги, и Монро присоединился ко мне на полу.

— Расскажи мне все, — попросила я его, и он глубоко вздохнул.

— Я начну с Киана, поскольку знаю его лучше всех, — сказал он, и я с готовностью кивнула. — Я тренирую его здесь довольно регулярно. Борьба - это, пожалуй, единственное, чему он посвятил все свое внимание. Он любитель острых ощущений. Если он увидит какой-нибудь новый блестящий способ получить кайф, он ухватится за него.

Я кивнула, горько усмехнувшись.

— Например, посадить на цепь нового питомца?

— Да, — прорычал Монро, его челюсть задергалась, прежде чем он продолжил. — Что касается его слабостей? У него только одна.

— Что это? — Я была вся во внимание, меня так и подмывало подползти к Монро и свернуться калачиком у него на коленях, как будто я слушала лучшую сказку на ночь в своей жизни.

— Он... одинок, — признался Монро, и я удивленно нахмурилась. Казалось, он почти не решался сказать это, как будто чувствовал какую-то преданность Киану, и я задалась вопросом, не сблизили ли их те сеансы, которые они провели вместе, больше, чем он хотел признать.

— Ты уверен? — Спросила я. — У него есть друзья.

Монро твердо кивнул.

— Да, но он постоянно пытается заполнить пустоту, которая живет в нем, быстрыми мотоциклами, боями на кулаках и грязными трахами.

При этих последних словах у меня пересохло во рту, и я ничего не могла поделать с тем, что мое тело немного отреагировало. Киан, возможно, и был моим врагом, но я могла бы поспорить, что он был чертовски хорошим любовником.

Я медленно кивнула, откладывая всю эту информацию на потом.

— Что это значит для меня?

— Ему нужна девушка, которая может заполнить это пространство, он просто еще не знает этого, — сказал Монро, его пристальный взгляд скользнул по мне.

Я нахмурилась, мои стены встали на место.

— Я не собираюсь трахаться с ним, если ты на это намекаешь.

— Поверь мне, я не предлагаю этого, принцесса, — промурлыкал он убийственным тоном, который напомнил мне, что в Монро жила его собственная тьма. — Но, если ты подсадишь его на крючок, заставишь влюбляться в тебя до тех пор, пока он не начнет умолять, он будет как пластилин в твоих руках. Все, чего он действительно хочет, - это чтобы кто-нибудь увидел в нем что-то помимо насилия и дерьма, что-то большее. Если ты сможешь быть этой девушкой, то именно ты будешь владеть им, а не наоборот.

Я не могла представить Киана вот так на коленях, но от этой возможности мой пульс участился.

— Его нелегко расколоть.

— Ты можешь расколоть его, принцесса. Я видел, как он смотрит на тебя, — сказал он с ядом в голосе, словно это привело его в ярость. — Ты просто должна найти способ разобрать их всех изнутри. Если ты заставишь Киана хотеть тебя, действительно хотеть тебя, ты заставишь его тоже бороться за тебя. Он защитит тебя от остальных, в нем слишком много благородства, чтобы этого не сделать.

— Пфф, и в чем же его благородство? — Я усмехнулась.

— Просто доверься мне.

Я закатила глаза, но решила оставить это, отчаянно желая узнать больше пикантных подробностей о моих врагах.

— Так что насчет остальных? — Спросила я.

— Блейк хочет быть главным, как Сэйнт, потому что он такой конкурентоспособный. В последнее время, после смерти его мамы, в нем много ярости, и он плохо справляется со своими эмоциями, — объяснил Монро.

— Я заметила, — пробормотала я, и он серьезно кивнул.

— Ты знаешь, что она умерла от вируса «Аид»? — Спросил он с мрачным видом. — Вот почему он хочет обвинить в этом тебя. Из-за твоего отца.

У меня перехватило дыхание, когда я уставилась на него, и ненависть Блейка ко мне внезапно показалась намного более понятной. Не то чтобы вирус был в какой-то мере моей виной, но, если бы ему нужно было обвинить кого-то в пределах его досягаемости, я предполагала, что это была бы я. И каким-то извращенным образом, по крайней мере, стало понятнее, почему его ненависть ко мне горела так яростно. Но горе было подобно бесконечному приливу. И если ты построишь против него плотину, то в конце концов оно прорвется и выльется всё сразу. Именно это он и сделал, и теперь я лежала на дне этой плотины, принимая на себя всю тяжесть его гнева, независимо от того, была я виновна или нет. Это не имело значения, пока кто-то брал вину на себя и помогал ему облегчить эту боль. Я тоже была там. Я вымещала это на своем отце, на всем мире. Но я никогда не возводила стену против этого, поэтому мое горе изливалось непрерывным потоком. То, как Блейк справлялся с этим, было жестоким. Разрушительным. И для него, и для меня.