Был ли я причиной этого? Или это последствия амбиций моего отца, которые я подкрепил своим идиотским алгоритмом?

Яма вины, которая таилась внутри меня, вернулась, как ураган. Поппи была в том же возрасте, что и я, когда потерял маму. Если бы ситуация была обратной, я бы возненавидел людей, которые унизили мою умирающую мать. Я не хотел быть причиной печали этого ребенка. Та же беспомощность, которую я чувствовал на похоронах мамы, съедала меня, потому что я ничего не мог сделать, чтобы унять боль Поппи.

Я с минуту смотрел на нее, затем придвинулся ближе. Я дал себе слово, что буду присутствовать здесь всего лишь в качестве папиного шофера, чтобы держать его в узде. Вместо того чтобы войти в ухоженный сад, я укрылся под большим деревом. Из тени я смотрел на дочь Джея Амбани, наблюдая за тем, как она оплакивает своего покойного отца.

Поппи стояла в одиночестве, как статуя, с величественным лицом, уставившись в никуда. Время от времени люди подходили поговорить с ней. Она принимала их соболезнования с прямой спиной. Она не проронила ни одной слезинки. Её лицо оставалось бесстрастным, она не клацала в телефоне и не болтала с другими.

Я наблюдал, как Пия Амбани подошла к Поппи. Миссис Амбани с красными глазами, полными слез, наклонилась и крепко обняла Поппи, зарывшись лицом в её волосы. Я видел, что она хотела утешить свою дочь, но это было невозможно сделать с кем-то, кто так бережно относился к своим чувствам, как Поппи. Поппи неподвижно стояла в объятиях матери, пока Пия не отпустила ее. Затем она ушла, ее шаги не были слышны с такого расстояния.

Я смотрел, как Поппи уходит, и мое сердце сжималось, потому что мне было знакомо это чувство. Она тонула в печали, но не знала, как это выразить. Это было одиночество.

Я не знал, что и думать о Поппи. Она же не была настолько изранена, чтобы совершить какую-нибудь глупость, как мама, верно? Другие дети справлялись с потерей родителей, хотя это было не так драматично, как то, что случилось с Поппи, или, точнее, что мы сделали с Поппи.

Яма в моем животе увеличилась, и я последовал за ней, держась на почтительном расстоянии, пока она шла вдоль задней части дома. С другой стороны особняка располагался такой же ухоженный сад, но в нем не было гостей. Поппи стояла в луче света, атмосфера была тяжелой от горя и утраты. Она подняла голову и глубоко вдохнула чистый свежий воздух.

Почему она горевала в одиночестве, а не в кругу семьи? Возможно, потому что она была слишком оцепенелой, чтобы разделить свое горе с другими?

Или, может, дело в том, что она была будущим лицом Ambani Corp и должна была сохранять маску? Я тоже вел себя на публике определенным образом, зная, какое будущее меня ждет. Как ни странно, у нас с Поппи была общая черта, которую никто другой не мог понять.

Возникло желание протянуть руку и утешить ее. Поппи стояла ко мне спиной и даже не подозревала о моем присутствии. Но я все равно хотел, чтобы она знала, что не одинока в этом. Не подумав, я сделал несколько шагов вперед. Мелкие ветки захрустели у меня под ногами, вырывая Поппи из прострации. Она повернула шею в сторону, но я успел укрыться за деревом. Я был уверен, что Поппи услышала меня. Мгновение я стоял в ожидании ее реакции. Когда ее не последовало, я выглянул между ветками и понял, что Поппи вернулась в прежнюю позу.

Странно.

Несмотря на то, что Поппи выяснила, что больше не одна, она не стала проверять, кто там. Незнакомец вторгся в ее пространство и личный момент скорби, но она не казалась встревоженной и не просила незваного гостя уйти.

Не то чтобы я мог заставить себя уйти. Выражение ее лица, тяжелая боль, не имеющая выхода, – я испытывал то же самое, когда умерла мама. Для Поппи это было еще хуже, поскольку она не умела выражать свои эмоции или принимать доброту. Поэтому я остался за деревом, позволив ей этот момент уединения, но при этом невербально поддерживая ее. Она была не одна, и это было всё, что я мог для нее сделать.

Мы простояли так бог знает сколько времени. Солнце уже садилось, когда Поппи повернулась в мою сторону. Надежно спрятавшись за деревом, я обогнул его, когда она проходила мимо.

Поппи остановилась в нескольких футах от дерева. Слегка наклонив голову, она прошептала ясным, как день, голосом:

— Спасибо.

К тому времени, как я осмыслил это слово, Поппи уже уходила. Спасибо.

Она знала, что я здесь, но все равно позволила мне остаться. Почему? Возможно, она не хотела быть одной, но не знала, как принять сочувствие общества. Может быть, единственным способом горевать для нее была молчаливая поддержка.

Я не мог отвести глаз от ее удаляющейся фигуры. Было много вещей, которые я хотел сказать в ответ. Глядя ей вслед, я понял, что так будет лучше. Поппи не могла противостоять чувствам внутри себя, но утешение, подаренное незнакомцем в худший день ее жизни, сделало этот день терпимым.

Когда мама была жива, я ничего не сделал, чтобы спасти ее. Я был эгоистичным подростком, погруженным в свой мир. Даже после смерти мамы я так и не внес свой вклад в ее дело. Я создавал алгоритмы и продвигал свою карьеру, но ничего не делал для улучшения своей человечности. Однако сегодня я принес пользу. Я подарил кому-то крошечный лучик поддержки вместо боли.

Чувство эйфории охватило меня. Оно было куда более заманчивым, чем обычное дерьмо, которое я испытывал, погружаясь в работу. Кто бы мог подумать, что утешать кого-то может быть так захватывающе, особенно того, кто не так легко поддается эмоциям? Я подарил Поппи минуту покоя. Хотя другим это могло показаться незначительным, для меня это была победа всей жизни. Всё, что я делал, – это стоял в тени, но это было всем, в чем мы оба нуждались.

Она была моим предназначением, и, клянусь Богом, я хотел почувствовать это еще раз. Я хотел снова быть полезным для Поппи, чтобы сделать эту дерьмовую жизнь немного лучше для нас обоих. Я последовал за Поппи обратно на поминки, но остановился, услышав шум.

— Разве Вы мало сделали?

Небольшая толпа во главе с Ником Амбани окружила папу, их горящие глаза разрывали его на части.

— Я здесь, несмотря на то, что Вы сказали мне в прошлый раз. Это жест доброй воли. Разве это ничего не значит? – прямо спросил папа, стараясь не обращать внимания на аудиторию, которую они привлекли.

Поппи тоже остановилась на полпути.

Черт. Я не мог допустить, чтобы это стало ее последним впечатлением на похоронах отца.

Я ускорился, чтобы добраться до отца, пока он не устроил еще большую сцену. Пробиться сквозь толпу было невозможно. Вокруг меня раздавался тихий ропот, пересказывая драму. Как я понял, один из Амбани обнаружил папу среди гостей и выразил свое недовольство. Сначала папа сказал, что пришел выразить соболезнования, но быстро перешел к ехидным замечаниям, когда Амбани не приняли его с распростертыми объятиями.

— Вы же не серьезно? Это похороны моего кузена, мистер Максвелл, и мы не хотим, чтобы Вы присутствовали. Пожалуйста, уходите.

— Я просто пытаюсь исправить ситуацию, мистер Амбани. Нет необходимости оскорблять меня, когда все, что я сделал, – это пытался быть милым. Вы видели корзины с фруктами, которые я принес?

Ник фыркнул.

— Думаете, несколько корзин с фруктами исправят то, как Вы разговаривали с женой моего кузена?

— Ну, я не совсем ошибся насчет нее, – огрызнулся папа, спровоцированный колкостью в адрес его драгоценных корзин.

От этого замечания голова Поппи откинулась назад. Издалека я увидел, как Пия Амбани тоже напряглась.

Невероятно, блядь.

Папа плохо переносил отказы и отключал фильтр, когда им пренебрегали. Из-за своих недостатков он делал только хуже. Вместо того, чтобы залатать трещину, он, возможно, потопил корабль, подняв наихудшую из возможных тем. Все еще можно было бы спасти, если бы я смог убрать его с территории. Я пробрался сквозь толпу, чтобы добраться до него, но было слишком поздно.

У Ника Амбани из ушей повалил пар.

— Охрана! – заорал он. — Где, черт возьми, охрана? Уберите этого человека с нашей территории.

Прежде чем я успел дотянуться до него, из толпы появился охранник и схватил папу за руку, чтобы вывести его.

— Отвали от меня! – заорал папа, пытаясь выдернуть руку. — Я важный человек, с которым лучше не связываться, мистер Амбани. Я обещаю Вам. Ничем хорошим это не закончится для Вас.

— Вы мне угрожаете?

— Боже мой, эти люди нецивилизованны, – услышал я осуждающий ропот гостей. Глаза буравили нас, пока я добирался до отца и вырывал его из рук охранников.

Взгляд Ника Амбани скользнул по мне, прежде чем вернуться к отцу.

— Уходите, – приказал он.

Охранники двинулись к нам. Я поднял руку.

— В этом нет необходимости, – холодно предупредил я их. — Мы уходим.

Я не дал им возможности сказать еще что-то. Схватив папу за руку, я потащил его за собой и на огромной скорости понесся к машине, пока не вспыхнула потасовка.

Мой взгляд остановился на больших невыразительных карих глазах в толпе. Короткая эйфория, которую я испытал, и умиротворение, которое обрела Поппи, исчезли. На смену им пришла ненависть, вызванная нашими семьями.

Ее обвиняющий взгляд впился в нас. Папа совершил непростительный поступок. После того, как испортил последние минуты жизни ее отца на земле, он разрушил его мемориал.

Поппи никогда не простит нас, и я задался вопросом, испытаем ли мы когда-нибудь снова тот момент покоя, который мы пережили, когда никто из наших семей не видел.