Изменить стиль страницы

Глава 3

Дэймон

— Оставь это, папа. Разве мы не достаточно сделали?

— Оставить? Это наша возможность все исправить, – возразил папа твердым и решительным тоном.

Я усмехнулся.

— Они нас терпеть не могут, и я их не виню.

Забавно, как быстро может измениться жизнь. Еще несколько недель назад Джей Амбани возглавлял мой список дерьма за то, что был элитарным снобом, и не мог найти время на жалкую встречу. С тех пор как стало известно о его безвременной кончине, я не чувствовал ничего, кроме угрызений совести. По последним слухам, он организовал семейную поездку после того, как узнал о смертельном диагнозе. Мы не только прервали их драгоценное время, потребовав встречи, но и испортили его, осыпав оскорблениями жену Амбани и поставив под сомнение происхождение его дочери. К слову о том, как сыпать соль на рану.

Папа отправил цветы и корзины с фруктами членам семьи, как будто это могло смягчить нанесенный нами удар. К его ужасу, подарки были возвращены. Амбани ясно дали понять: они не заинтересованы в том, чтобы уладить конфликт. Папе следовало бы остановиться на этом, вот только его было не переубедить.

— Они поменяют свое мнение после того, как мы отдадим дань уважения.

Папа возился с галстуком перед зеркалом, совершенствуя виндзорский узел. Он стоял, решительно настроенный, в своем траурном наряде – черном костюме с белой рубашкой – уверенный в том, что сможет всё исправить, проявив настойчивость с фруктовой корзиной. Ожидания не могли быть более далеки от реальности.

Джея Амбани на днях кремировали, но я не знал, был ли развеян его прах. Все хранилось в тайне до этого момента. Семья сочла своим долгом организовать публичные поминки в Чикаго, чтобы их обширная сеть могла выразить свое почтение. Несмотря на политику открытых дверей, можно было с уверенностью сказать, что они не хотели, чтобы мой отец присутствовал. К сожалению, папа не умел понимать намеки. Учитывая то, как мы расстались с ними, папино появление на похоронах Джея Амбани было бы унизительным. Я практически последовал за ним в Чикаго, надеясь, что он откажется от этой затеи. По мере того, как шло время, становилось все более очевидным, что у него не было такого намерения. Папа был неспособен следовать социальным нормам или оставлять все как есть. Он был непреклонен в своем желании прийти с еще большим количеством подарочных корзин и цветов.

Убейте меня, убейте меня немедленно.

Упав спиной на папину двуспальную кровать, я раздраженно уставился в потолок гостиничного номера.

— Не делай этого, папа. Они не хотят, чтобы ты там был.

Отец пренебрежительно хмыкнул.

— Это вопрос времени, сынок. Джей Амбани был не единственным способом войти в контакт с этими людьми. Начнется новая эра, когда они увидят, что мы готовы отбросить нашу гордость, чтобы помочь им пережить это трудное время. Кто знает? Возможно, они оставят эту глупую вражду и рассмотрят предыдущее предложение, которое мы обсуждали.

Мне хотелось закричать: «Нет, не оставят», но я уже знал, что спорить с Джо Максвеллом бесполезно. Вместо этого я поднялся с кровати и последовал за отцом, когда он открыл дверь в коридор. Я ни за что не отпустил бы его одного на похороны. После того, что произошло на той встрече, я не планировал заходить в дом Амбани, но мог, по крайней мере, остаться у машины на случай, если папа выкинет какую-нибудь глупость.

Я щелкнул брелоком арендованной машины и открыл ярко-красный Lamborghini, припаркованный у отеля. По словам папы, эта элегантная модель идеально подходила для нашего двухдневного визита в Чикаго. На самом деле она понравилась ему потому что была пафосной, хотя самым пафосным из того, что мы делали до сих пор, была поездка в магазин за новыми корзинами фруктов.

Я включил зажигание, когда папа устроился на пассажирском сиденье. Не смог удержаться и пробормотал:

— Не забывай сохранять спокойствие. Повтори, что ты скажешь, если кто-нибудь спросит, зачем ты приехал.

— Я скажу, что приехал, чтобы передать это.

Он указал большим пальцем на заднее сиденье машины. Ранее я наблюдал, как папа играл в тетрис, чтобы уместить там все цветы и корзины.

— И? – надавил я.

Папа закатил глаза и произнес отрепетированный ответ.

— И чтобы отдать дань уважения.

Заставлять его повторять мантру «сохраняй спокойствие» казалось нелепым. Может, я достаточно зрелый для своего возраста, но он все еще мой отец. Он должен преподавать мне жизненные уроки о том, как переживать неудачи, а не наоборот.

— Помни, если они разозлятся, уходи. Не говори глупостей, хорошо?

Папа пренебрежительно махнул рукой.

— Ты совсем как твоя мать. Она тоже слишком много беспокоилась.

Это потому, что ты слишком много болтал, – хотелось крикнуть мне. Разговор о маме в такое неподходящее время только испортил мне настроение.

После стремительного взлета отца к успеху мама оказалась в гламурном мире, в который не вписывалась. Она часто скучала по простоте фермерской жизни, и единственной радостью для нее были сыновья. Но в старших классах нас отвлекло внимание, которое уделялось нам за наши достижения в науке и технике. Девушки бросались на нас, хотя нам было всего четырнадцать. Наши внеклассные занятия стали обширными. Внезапно в нашу честь посыпались многочисленные приглашения в ближний круг директора школы, интервью для журнальных статей и шикарные ужины. Все это вызывало у мамы сильное беспокойство, но она присутствовала везде, чтобы поддержать нас. Академическое общество осуждало ее за «фермерский» акцент, отсутствие высшего образования, вкус в одежде и даже словарный запас. У нее не было друзей, только заклятые подруги – злобные матери других отличников. Они пассивно-агрессивно дразнили ее за то, что она не такая, как все. Чтобы справиться с ситуацией, мама прибегала к рецептурным препаратам и в конце концов умерла от передозировки.

Никто не знал о ее трудностях, потому что мама никогда не обременяла нас своими проблемами. Она часто умоляла нас с Кайденом остаться дома на ужин или провести время с ней, но у нас всегда было что-то более важное в расписании. Мы были эгоистичными придурками. Нам следовало проводить время с матерью, а не втягивать ее в свой мир, в который она не вписывалась. Всякий раз, когда я думал об этом, я давал отцу полную свободу поступать так, как ему заблагорассудится. В конце концов, из-за нас он потерял жену. Я был в долгу перед ним.

Папа знал о наших с Кайденом сожалениях, и без проблем использовал наше чувство вины в своих целях.

Я свернул на пустую улицу, полный решимости пройти через это испытание и не спускать глаз со своего импульсивного отца. Мы забронировали отель в пяти минутах езды от резиденции Амбани, но я ехал медленно, чтобы оттянуть неизбежное.

— Все будет хорошо, – настаивал папа, пока я качал головой.

У длинной подъездной дорожки к гигантскому особняку Амбани мы наткнулись на огромную пробку. Сотни машин хлынули на территорию особняка, и хотя дом располагался на многочисленных акрах земли, парковка была забита.

Меня это не беспокоило. Количество гостей принесло мне утешение, потому что папа мог затеряться в толпе, не привлекая внимания.

— Помни наш разговор, – рассеянно проговорил я, подыскивая место для парковки.

Папа еще раз пообещал вести себя наилучшим образом. Он отнесет подарки, засвидетельствует свое почтение и уйдет, не устраивая сцен. Будь на его месте кто-либо другой, кроме Джо Максвелла, я бы поверил, что это вполне выполнимая задача.

Поскольку большинство гостей припарковались вдоль длинной подъездной дорожки, а парковщики были загружены работой, мне пришлось подъехать поближе к дому и создать импровизированное парковочное место.

Без разницы. Мы не планировали задерживаться здесь надолго, и отсюда было видно всю территорию, чтобы я мог присматривать за папой.

Вход на поминки был отмечен двумя большими пастушьими крюками, с которых свисала белая ткань и лилии. Это был простой, но элегантный способ направить молчаливых гостей в сад. На приветственном столе были выставлены фотографии Джея Амбани с семьей и небольшая гостевая книга. По всей лужайке были расставлены белые банкетные столы со скромными цветочными композициями в центре и садовые стулья. Официанты в черных жилетах ходили вокруг с закусками и напитками. Это была тщательно продуманная церемония, но Амбани, как опытные организаторы мероприятий, постарались, чтобы она выглядела со вкусом и была уместно мрачной для этого печального события.

Обвешанный корзинами с подарками, папа вышел на лужайку и растворился в толпе. Оставалось надеяться, что он поговорит с кем-нибудь из более снисходительных Амбани, выразит свои соболезнования и уйдет, не наговорив лишнего. Я прислонился к арендованной машине и наблюдал, как на лужайку стекается все больше гостей. Они выстраивались в ряд, чтобы выразить свое почтение каждому члену семьи. Амбани было легко узнать, поскольку сегодня они были одеты в белое.

Толпа расступилась, оставив в центре безошибочно узнаваемую одиночку. Миниатюрная фигурка Поппи Амбани казалась карликовой на фоне окружающих ее скорбящих взрослых. Она была одета в длинную белую тунику с леггинсами. Ее волосы были собраны на затылке, а лицо - свежим, без грамма макияжа. Она выглядела совершенно другим человеком, за исключением карих глаз.

Я вспомнил, как смотрел в эти глаза, когда отец практически назвал ее бастардом в присутствии ее родственников. Это заставило меня пожалеть, что я вообще создал этот дурацкий алгоритм и позволил отцу использовать программу в своих корыстных целях. Я, должно быть, тысячу раз прокручивал этот момент в своей голове, придумывая миллион различных сценариев, в которых я утешал девочку вместо того, чтобы позволить ей убежать. Я все ждал, что она разразится слезами после ужасных обвинений отца, но в ее глазах не было никаких эмоций. Лишь пустота. Эти глаза оставались широко раскрытыми и невыразительными, за исключением того, что в них появился намек на печаль, которую Поппи не могла скрыть.