Изменить стиль страницы

Была доля правды в идее, что животные лучше всех разбираются в людях. Итак, если лошадь не посчитает, что мне можно доверять, то это обречет на неудачу прогресс, которого я пыталась добиться с Каем. Другими словами, я, возможно, только что выстрелила себе в ногу. Дерьмо.

Пожалуйста, возьми яблоко. Пожалуйста, возьми яблоко. Пожалуйста, возьми яблоко.

Я мысленно повторила заклинание, приближаясь к Баки. Лошадь замерла, когда он свирепо посмотрел на меня, прежде чем отступить назад, шурша сеном под копытами. Что ж, это было отличное начало.

Стараясь не смущаться, я подняла яблоко и протянула ему.

– Привет, Баки, – проворковала я. – У меня есть кое–что для тебя, – он грубо фыркнул. Чёрт. Быть судимой лошадью было тяжело. Я помахала перед ним яблоком на случай, если он не заметил его. – Ты не возьмешь его?

Ничего. Баки не пошевелился, он просто взъерошил голову.

Слишком напуганная, чтобы смотреть на Кая, я перевела взгляд на Хорхе.

– Он когда–нибудь раньше брал у кого–нибудь яблоко?

Хорхе неловко наклонил голову.

– Кроме самого принца Кая, э–э...нет. Но это не значит... – мужчина сдавленно выдохнул вместо окончания фразы, его глаза широко раскрылись.

Именно тогда я это почувствовала. Дуновение теплого воздуха, которое покалывало мою ладонь и пальцы. Звук сопения. И, наконец, прикосновение влажных широких губ, когда тяжесть яблока исчезла из моей руки. Я посмотрела на Баки, его глаза ночного неба пожирали мою душу, когда он сделал настоящее заявление, громко раздавливая, хрустя и чавкая.

Он взял его...

– Привет, – прошептала я с благоговением, от восторга уголки моих губ медленно приподнялись.

– Он принял его, – голос Хорхе прозвучал как шепот, затем стал громче. – Боже мой, он действительно взял его.

Смешок облегчения сотряс мои плечи, когда я взглянула на мужчину.

– Означает ли это, что я могу оседлать его?

– Да, да, конечно, – сказал Хорхе, широко улыбаясь. – Я возьму седло. Аладдин, отдай принцу Каю и её высочеству их сапоги.

– Всё в порядке, Аладдин, можешь оставить их там.

Моё сердце екнуло, когда Кай заговорил, как будто на мгновение я забыла, что он здесь. Эта мысль мгновенно стала непостижимой, когда он приблизился ко мне. Его шаги были почти бесшумными, но они громко отдавались во мне. Предвкушение переплелось с надеждой, создав канат, натянутый высоко в моей груди. Потому что он смотрел на меня.

Не просто смотрел на меня, а смотрел на меня. Прямо в меня. Оглядывал моё тело, изучал меня, требуя, чтобы я обнажилась перед ним. У меня перехватило дыхание, и я была в восторге, что являюсь пленницей его взгляда. Он остановился прямо передо мной, и я запрокинула голову, чтобы посмотреть прямо на него, ожидая.

Он наклонился ко мне.

– Что ты сделала с моей лошадью, Эсмеральда?

Хоть убейте, я не могла дышать. Пламя, разгоревшееся в моей груди и дикий пожар, перекрыли доступ воздуха изо рта в легкие. Обжигающий жар заструился по моей коже во всех направлениях, так быстро и сильно, что моё тело затряслось, а бёдра сжались.

Почему у него был такой голос?

В этом вопросе не было сварливого ворчания.

Это был грубый, шершавый, немного прерывистый и, может быть, чуть хрипловатый голос, который произнёс моё имя.

Как будто в его вопросе был какой–то подтекст. В том, как он стоял так близко ко мне. И это не имело смысла, потому что почему? Что? Как? Когда? Простите, почему?

Несмотря на пьянящее возбуждение, охватившее меня, я улыбнулась. По крайней мере, я надеялась, что это была улыбка на моих губах, а не выражение "трахни меня, папочка", потому что моё лицо горело так сильно, что онемело.

Я хотела сказать что–нибудь классное, загадочное или забавное, что произвело бы на него неизгладимое впечатление, но всё, что я смогла выдавить из себя, это тихое, с придыханием:

– Ничего.

Мои руки всё ещё дрожали, когда я меняла кроссовки на пару коричневых сапог для верховой езды. Но когда Баки был оседлан, а Кай одет в более короткую, но такую же толстую куртку, Хорхе принес мне стремянку, чтобы я могла забраться на Баки. Затем Кай взял поводья обеих лошадей и вывел их из загона.

Но прежде чем забраться в седло коричневой лошади, он повернулся к Баки и похлопал его по шее тяжелой рукой.

– Будь добр к ней, – прошептал он лошади.

Может быть, это было не для моих ушей, но я услышала его и чуть не растеклась, превратившись в бессознательную лужицу восторга на полу.