Занимались любовью.

Не трахались, не занимались сексом или какими-либо другими менее очаровательными вариантами. Занимались любовью.

Я не буду называть эту эмоцию. В любом случае, сомневаюсь, что для ее обозначения найдется подходящее слово.

Деклан снимает с меня наручники ровно настолько, чтобы одеть меня в одну из своих белых рубашек на пуговицах, затем снова надевает на меня наручники и натягивает пару черных джинсов. Босой и с обнаженной грудью, Деклан ведет меня на кухню, сажает меня на табурет у огромного мраморного островка и целует в лоб.

Затем начинает рыться в своем огромном холодильнике в поисках чего-нибудь, чем можно меня покормить.

Я наблюдаю за ним, восхищаясь шедевром архитектуры, который находится у него за спиной.

— Как часто ты занимаешься спортом?

— Ежедневно. Ветчина?

Он держит в руках пластиковый пакет с мясными деликатесами.

— Она со вкусом салата?

— Нет.

— Вот именно.

Деклан смотрит на меня через плечо.

— Ты - вегетарианка?

— А что ты узнал, проведя проверку в отношении меня?

— Много разных вещей, ни одна из которых не касалась твоей диеты. Так ты - вегетарианка?

— Нет. Я просто очень люблю овощи. Раньше я ела много вредной пищи, но я привела в порядок свой рацион. Сейчас чувствую себя намного лучше. Разве ты не купил мне кучу зелени, когда только приехала сюда?

Деклан поворачивается обратно к холодильнику, кладет ветчину обратно в ящик и открывает другой. Уставившись в него, Деклан вздыхает.

— Ага. Я надеялся, что она каким-то образом испарилась, пока ты была в больнице.

— Я могла бы приготовить тебе что-нибудь, если хочешь. Обещаю, ты подумаешь, что это вкусно.

Когда Деклан снова смотрит на меня через плечо, на его лице отражается сомнение.

— Ладно, может, и не очень вкусно. По крайней мере, съедобно. Я посыплю блюдо большим количеством картофельных чипсов M&Ms и Lay's. Это должно тебя осчастливить.

— Я не ем эту гадость. Я храню их для Кирана. Он любит сладкое. И соленое. И жареное. В принципе, все, что доктор не хотел бы, чтобы человек включал в свой рацион.

— Неудивительно, что Киран посмотрел на мой поднос так, словно его вот-вот стошнит.

Деклан хихикает.

— Это не помешало ему попытаться убедить меня, что я обязан пустить тебя на кухню, чтобы ты могла приготовить порцию корма для кроликов для него и моих парней.

— В этом моя суперсила. Кстати, о парнях, где все?

Деклан отворачивается от холодильника с кучей овощей в пакетиках. Он позволяет двери захлопнуться и ставит все на стойку напротив меня. Достав из ящика разделочную доску и нож, он говорит:

— Внизу.

— Что там внизу? — спрашиваю я.

Деклан замирает с ножом, зависшим над огурцом.

— У входа в здание.

Типа Киран - телохранитель. Он работает телохранителем.

— Киран когда-нибудь возвращается домой?

— Парни работают посменно. Я не держу их прикованными, — с лукавой ухмылкой он нарезает огурец ломтиками.

— Ах. Я знаю, что ты тут делал. Умный гангстер.

— Я такой и есть.

Его ухмылка исчезает, сменяясь недовольным выражением лица. Деклан понижает голос:

— За исключением тех случаев, когда это касается тебя.

Я так же тихо говорю ему:

— Да, мне знакомо это чувство.

Наши взгляды пересекаются. В его взгляде есть что-то такое неприкрытое. Грубое и одновременно несчастное.

— О чем ты сейчас думаешь?

— Я думаю... — Деклан замолкает, и молчит достаточно долго, переводя взгляд на нож в своей руке, как будто не знает, как он туда попал. И продолжает нарезать огурец.

— Приятно, что в моем доме есть женщина. Не то чтобы я забыл, что ты действительно Дерг Ду¹⁵, но для простоты я буду называть тебя женщиной.

— Что такое «Дерг Ду»? Держу пари, что-нибудь супермилое.

— Она - ирландская женщина-демон, которая соблазняет мужчин и высасывает из них кровь.

— Кровь? Фу. Я бы предпочла лишать их воли к жизни. — Когда Деклан поднимает на меня взгляд, я ухмыляюсь. — Продолжай. Это уловка.

Когда Деклан не заглатывает наживку, отчего я оскорбляюсь, понимаю, что что-то не так. Я мысленно возвращаюсь к тому, что он сказал минуту назад о том, что в его доме есть женщина.

Значит ли это, что обычно в его доме не бывает женщин? Хотя я несу ему ужасную белеберду о том, что он старый, это чушь собачья. Этот мужчина настолько сексуален и горяч, насколько это возможно. Красивый, мужественный и прямо-таки пышет сексом. С толстяком в штанах, в придачу. Не может быть, чтобы он не купался в женском внимании.

Почем вдруг у меня резко скрутило низ живота?

Только не говорите мне, что это ревность. Я никогда больше не смогу посмотреть себе в глаза в отражении в зеркале.

— Мы все еще придерживаемся принципа честности?

— Ты же знаешь, что да. Но если ты собираешься обрушить на меня еще одну из своих речей о Гранд-Каньоне, дай мне знать, и я первым отложу нож. Не хочу случайно покончить с собой, когда упаду на него, рыдая.

Деклан возвращается к нарезке.

— Ха. Ты не из тех, кто рыдает. Держу пари, если бы ты попытался заплакать, это выглядело бы так, будто у тебя запор. Ты знаешь. Как обычно.

Теперь он старается не смеяться, и от этого я чувствую себя намного лучше. Мне не нравится, когда он несчастен.

Чувак, я бы с удовольствием отхлестала себя по щекам.

— Отлично. Шутки в сторону. — Я делаю вдох и смотрю вниз на руки. — Знаю, что продолжаю твердить, что ты мне не нравишься. Я не хочу и не должна этого делать, но делаю. Я имею в виду, когда ты не ведешь себя как придурок.

Деклан ничего не говорит. Я не осмеливаюсь поднять на него глаза. Просто делаю еще один вдох и продолжаю.

— Я говорю тебе это потому, что мне никогда не нравились мужчины. Это звучало неправильно. Я - не мужененавистница. Просто думаю, что мужчины - это приятное развлечение. Если остальная часть моей жизни - это основное блюдо, то мужчины - это десерт. Приятные, незапоминающиеся угощения. Это осознанный выбор, основанный на некоторых плохих вещах, которые произошли со мной, и долгое время прекрасно работал. Защитил меня. До тебя.

Когда я поднимаю взгляд, он смотрит на меня в полной неподвижности, на его лице выражение глубокой сосредоточенности. Этот мускул на его челюсти напрягается. Деклан сжимает нож так, словно собирается вонзить его кому-то в грудь.

Удерживая его взгляд, я тихо признаюсь:

— Думаю, мы с тобой похожи. Думаю, у нас обоих есть секреты, и эти секреты сделали нас теми, кто мы есть. Думаю, именно поэтому я чувствую себя по-другому. И почему это так опасно. Поэтому собираюсь сказать это с полным осознанием того, что это может прозвучать нелепо, но я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не задержишь меня здесь слишком долго.

Грубым голосом Деклан говорит:

— Почему бы, собственно, мне этого не сделать?

— Потому что ты кажешься мне зыбучим песком, а я уже тону.

Деклан медленно опускает нож.

— Я думал, что ты ощущаешь себя со мной как в Гранд-каньоне.

— Ты ощущаешься для меня и тем, и другим. Что еще хуже. Ты – Гранд-каньон, заполненный зыбучими песками.

После напряженной паузы Деклан говорит:

— Итак, теперь ты знаешь, что я чувствую. За исключением того, что зыбучие пески в моем Гранд-каньоне пропитаны ядом и в них плавают акулы-людоеды.

У меня дрожат руки. Есть большая вероятность, что я вот-вот упаду с этого табурета. Я облизываю губы и шепчу:

— Тогда, может быть, тебе стоит отпустить меня прямо сейчас. Наверное, так будет лучше для нас обоих.

Сверкая голубыми глазами, Деклан говорит, гортанно мурлыча:

— Я никуда тебя не отпущу.

То, как он смотрит на меня, заставляет сердце бешено колотиться, а желудок сжиматься. Я чувствую себя в ловушке. Паникую. Охвачена внезапным и непреодолимым желанием убежать, как мышь, которая знает, что сзади к ней подкрадывается голодный кот.

Поэтому я делаю единственное, что приходит мне в голову.

Я спрыгиваю с табурета и бегу.