Месть идет по городу
Листы глав 1-4 отсутствуют...
На Первое мая Шведов назначил сбор представителей всех групп. Накануне Борисов и Емельян Гринько детально обсудили меры предосторожности.
На совещание пришли Мельников, Нестеренко, Чибисов, Оленчук, Зимин, Кириченко, Гринько, Вербоноль, Шведов.
Алексей Иванович послал жену дежурить у калитки, а Новикова — на улице.
Друг с другом не знакомились. Расположились на диване и за столом, готовые в любую минуту уйти на задний двор. Шведов доложил обстановку.
— Немцы попытаются, как и в прошлом году, повторить летнее наступление,— сказал он.— Но, как известно нам, задача Красной Армии сдержать натиск фашистов и перейти в контрнаступление в самое ближайшее время. Мы обязаны ослаблять немецкую армию всеми возможными средствами и способами здесь, где нас поставила партия. Уметь обходиться малыми силами, проявлять смекалку и сообразительность, действовать согласно обстановке.
Представители групп доложили о подготовке к выступлению при подходе Красной Армии к городу. Группе Рутченковского коксохимзавода было дано задание сохранить предприятие от взрыва при отступлении немцев, станционной группе — продолжать диверсии на железной дороге, мешать продвижению грузов, а при отходе врага сделать все, чтобы вывести из строя железнодорожную колею.
— Через минуту мы разойдемся,— снова заговорил Антон.— Дорогие товарищи, разрешите поздравить вас и ваши семьи с международным пролетарским праздником. Мы его встретили по-партизански — взорвали прифронтовой склад. Это наш подарок Родине и фронту. О нем скоро узнает весь народ. Из города ушел на ту сторону разведчик партизанского штаба. Он доложит о наших делах...
В этот день агенты СД, полиции и ГФП с разных концов города доносили о первомайских прокламациях. Отчаянные подростки и их старшие товарищи Дуся Ана-кина, Нина Баркар, Рема Шаповалова, Виктор Попов, Федя Раекорякин, Вова Севрюков, Оля Поволяева, Валя Волкова, Лида Гринько, Зоя Воробьева, Анастасия Савостова, Рубен Арутюнян, Валентина Босянова, Надя Савостенок, Таисия Космачева, Галина Дьякова, Мария Шведова оставляли листовки в самых неожиданных местах.
Поволяева и Волкова работали прачками-уборщицами в банно-прачечной при концлагере. Уже несколько раз до этого они разбрасывали прокламации на территории лагеря, когда ходили за супом-баландой. Первомайские листовки Волкова спрятала под кофточку и тоже понесла в лагерь. Неожиданно на проходной ее остановили и обыскали. К счастью, ничего не обнаружили. Праздничное обращение попало к пленным.
Лида Гринько приспособилась распространять листовки в церкви, что стояла по Садовому проспекту, напротив скверика. В ней каждый день шла служба. Лида пробиралась в самую гущу молящихся. Сперва для отво--Да глаз давала «божье письмо», чтобы заинтересовать верующих. Потом начинала вручать старухам сложенные вчетверо листовки.
— Бабуся,— шептала она.— Во имя отца, сына и брата прочитай письмецо, перепиши девять штук и передай другим.
Надоумил подсовывать листовки Вербоноль. Он же подсказал, как испортить настроение церковникам в пасху. В страстную пятницу на вынос плащаницы собралось много народу. Началась служба. Верующие подходили к попу, целовали крест и клали на блюдо свои медяки... Гринько незаметно подсунула под блюдо листовки. Через полчаса за деньгами подошел дьяк. Потянул блюдо, а из под него — ворох прокламаций. Прихожане стали прятать их в карманы и за пазуху. Поднялся переполох, появилась полиция, арестовали попа. Пошли разговоры, что это он принес листовки в церковь.
Шведов от души смеялся, узнав о событии в церкви, и тут же напомнил бывшей с ним на конспиративной квартире Карпечкиной, чтобы они с Чибисовым и Ивановой увеличили выпуск прокламаций.
— Это ваша основная работа,— сказал он. Район распространения прокламаций у Виктора Попова был обширный и многолюдный. Четвертая, Пятая и Шестая линии, мост через металлургический завод и трамвайная остановка возле горсада. Парнишка попробовал клеить листовки в одиночку, но это было трудно и опасно. Тогда он посвятил в тайну своего друга Яшу Голина, Яша был приемным сыном евреев, которых гит- -леровцы бросили в шурф шахты на Калиновке. Виктор дал ему свою метрическую выписку и немецкий документ.
Друзья выходили из дому в запретное время, часов! в девять вечера. Они знали каждую дырку в заборах, каждый укромный уголок на своем участке. Больше всего клеили листовок на проспекте Труда — он примыкал к базару. Утром выходят и наблюдают, как люди читают сообщения Совинформбюро. Вдруг появляются полиция и жандармы. Люди разбегаются, а те скоблят листовки, ругаются в бога и черта.
Но бог и черт были ни при чем. Приносить листовки от Григория Тихонова помогал Попову... барон Мюнхаузен. Положит их в книгу — и смело идет мимо немцев и полицаев. А вчера ребята пошли на пруд и заглянули в парк. На аллеях устанавливают скамьи, чистят дорожки. Городская управа объявила в газете о скором торжественном открытии парка и гулянии.
Виктор полез в карман и погладил шершавый листок!
— Эх, кнопок нет,— вздохнул он.
— А мы на свежую краску,— предложил Яша. Сегодня утром снова пришли в парк — нет ни одной скамейки. Немцы приказали убрать. Какое уж тут веселье, если партизаны под самым носом орудуют и не дают спать фашистскому начальству.
После взрыва прифронтового склада нервы у обер-штурмфюрера Графа сдали. Какой-то заколдованный круг, берут одиночек, хватают мелких грабителей и пытаются выдать их за партизан, а диверсии продолжаются, листовки заполонили весь город.
К гестаповцу пришел бургомистр Эйхман и спросил:
— Может, перешерстить бывших партийцев, что работают в управе? — Какие они партийцы? — повышая голос, проговорил Граф.—Настоящие коммунисты ушли с Красной Армией или взрывают склады. А ваши — все они вот тут у меня,— он сжал пальцы в кулак.— Я вам скоро покажу настоящих коммунистов. Запомните, у Советов не все коммунисты носят билеты и номинально состоят в партии. Они по духу своему коммунисты. Я это уже давно понял. Давно...
Оберштурмфюрер не договорил. Зачем раскрывать сокровенные мысли перед этим мужиком? Он прожил всю жизнь в России и не понял психологию народа, с которым столкнулась Германия по воле фюрера.
— Хорошо, можете идти,— сказал Граф.— Я вам предоставлю возможность увидеть, чем дышат настоящие коммунисты.
Бургомистр ушел, гестаповец вызвал Ортынского. Приказал приготовиться к аресту подпольщиков рутченковской группы, в которую пробрались провокаторы Крицкий и Чеклуев.
Четвертого мая в нескольких местах одновременно схватили патриотов. В Елизаветинском лесу взяли Данилевского, а на конспиративной квартире — Дерябина. На станции Рутченково, в совхозе «Петровский» и в селе Антоновка — их товарищей. Всех отправили в тюрьму, устроенную в совхозном поселке Майка, что возле станции Доля.
На второй день после ареста Дерябина на квартиру, где он жил, казаки приехали с обыском. Перерыли все в комнате, нашли небольшой блокнотик. Рябой вахмистр полистал его и обнаружил цифры.
— Что это за шифр «7 — 7»? — спросил он хозяйку.
— Откуда я знаю? — ответила она и добавила: — Может, адрес? Седьмая линия, семь...
В это время подпольщиков допрашивали в СД. На пытках присутствовали Граф, Эйхман и Шильников. Бургомистр попытался поговорить с Дерябиным, но получил плевок в лицо. Подпольщика начали бить резиновыми шлангами, и он потерял сознание.
Взрыв склада боеприпасов, крушение состава на станции Рутченково, убийство полицейского, организацию побегов военнопленных — все приписывали арестованным. Но патриоты молчали.
Вахмистр доложил сотнику о найденном блокноте. Тот приказал обследовать дом семь на Седьмой линии. Под видом крестьянина, который ищет своего брата, рябой казак вертелся вблизи дома, расспрашивал мальчишек, кто в нем живет. Ему подвернулся сынишка Борисова, назвал свою фамилию и имя отца. Единственного во дворе моложавого высокого мужчину выследить было не трудно.
Борисова арестовали на улице, когда он шел вместе с Арутюняном и Михненко. Их обыскали, сняли ремни, и связали руки за спиной. Привезли в полицейский участок на Рутченково, а в полночь отправили на Майку. Здесь уже было человек двадцать арестованных. При свете фонаря построили всех в один ряд, распределили! по камерам. Арутюнян и Михненко оказались вместе Борисова посадили в подвал под зданием.
Его вызвали на допрос первым. Сначала не били, по« тому что он сразу заявил:
— Начнете экзекуцию — буду молчать.
Следователь ухмыльнулся, кивнул в сторону казака, проговорил:
— У него рука не дрогнет на коммуниста.
— Я такой же коммунист, как он японский император.
Переводчик с улыбкой перевел, а немец засмеялся.
— Ну ладно,— сказал уже строго.— Так о чем вы разговаривали с Дерябиным?
— С кем, с кем? — подавшись вперед, с внутренней радостью переспросил Алексей Иванович.
— С Иваном Дерябиным! — выкрикнул следователь и ударил кулаком по столу.
— А о чем я разговаривал с вами позавчера? — невозмутимо спросил Борисов. Он понял, что их подозревают в деле, к которому они не причастны.
Дерябина он знал, знал и то, что очной ставки с ним не будет. Ивана посадили в подвал метрах в четырехстах от здания школы, где находилась комната допроса. Вчера, когда подпольщика вели с допроса, он вырвал у конвоира винтовку, уложил его на землю лицом вниз и приказал не подниматься полчаса, а сам скрылся.
— Вы что мне голову морочите?
— Так же, как и вы мне. Я впервые слышу имя Дерябина, а вы требуете, чтобы я передал разговор с ним. Увольте. Вот о чувствах после речи генерала Нагеля в оперном театре накануне Первого мая я могу расска-зать. Как он прекрасно говорил о радости праздновать вместе с нами день пробуждения весны, праздник труда...