Невидимый фронт

С фронта шли тревожные вести. Гитлеровская армия стояла у Волги, газеты напечатали снимок нацистского флага на какой-то горной вершине Кавказа. «Донецкий вестник» сообщал об успехах Германии. Он заявлял от имени горожан, что они, мол, приветствовали крах Coветов и теперь вместе с немецкой администрацией успешно налаживают новую жизнь. Но тут же газета помешала объявление: «Партизаны появляются в самых разнообразных видах. Это саботажники, это распространители ложной секретной пропаганды, это шпионы, имеющие помощников в городах и деревнях. Они разузнают о вокзалах, опорных пунктах и административных помещениях. Каждый помогающий партизанам, дающий им информацию или укрывающий их сам является партизаном. Все равно, рано или поздно, будут открыты последние их убежища. Тяжкие наказания падут на партизан и их помощников — это будет, главным образом, смертная казнь».

Но население города продолжало трудную тайную борьбу с оккупантами. Люди не регистрировались на бирже труда, а если получали направление на работу, то исчезали с документами.

Планы немецкого командования об использовании могучих ресурсов «Восточного Рура» в войне рушились. В Сталино шахты в строй не вступали, металлургический завод не работал, лишь местная промышленность изготавливала щетки, кайла, глиняную посуду. Пустить удалось одну турбину для освещения части домов, воды почти не было. Зато оккупанты расхваливали жизнь в Германии, звали туда специалистов, особенно молодежь. «Вы получите хорошую зарплату, культурные навыки труда. Мы спасаем вас от голода, заботимся о том, чтобы среди вас не было безработных».

Горожане оказались в безвыходном положении. Безработица и голод стали неотвратимы, как сама смерть.

— Сейчас люди молчат,— сказал на совещании Шведов.— Но они еще больше ненавидят оккупантов. Их настроение, как порох, которому нужна спичка. Немцы торжествуют, а мы должны зажечь свои костры, В самых неожиданных местах. Это поддержит наших людей.

Через день Шведов пришел к Борисову и сказал, что разведал склад на Второй линии, устроенный в бывшем здании пассажа. Ночную вылазку поручил возглавить Вербонолю. Андрей Андреевич переоделся в немецкую форму. Вместе с Борисовым и Гринько добрались вдоль заводской стены до сожженного здания ремесленного училища.

Собирался дождь, косматые тучи медленно надвигались на яркие летние звезды. Со стороны завода доносился рев мотора. Вербоноль оставил товарищей и уверенно зашагал к бывшему пассажу. У тыльной стены остановился, прислушался к ночным звукам. Раздались приглушенные шаги часового и снова удалились. С торца здания немцы соорудили деревянный помост, по которому вкатывали в помещение бочки с горючим. Охрана сюда не заглядывала. Вербоноль на корточках подобрался к двери. Обшарил ее и подергал за ручку — изнутри был засов. Андрей Андреевич легонько свистнул. Из темноты к нему подошли Борисов и Гринько. Стали Дергать дверь и почувствовали, как засов согнулся. Вдруг почудились чьи-то шаги. Андрей Андреевич выхватил пистолет, стали ждать, но никто не появился. Они снова принялись за дверь и после небольшого усилия открыли ее...

В первом отделении оказалось несколько бочек с бензином. Втроем подхватили одну из них и на руках отнесли к заводской стороне. Борисов и Вербоноль прикатили бочку в пустующий двор на Седьмой линии. Воз-вратились к складу, где их поджидал Гринько. Снова зашли в помещение и нащупали небольшую дырку в деревянной перегородке. С трудом вытащили через нее два комплекта обмундирования и винтовку.

Дальше оставаться в складе было опасно. Летняя ночь кончалась. Борисов посмотрел на сереющие под потолком окна и толкнул Вербоноля локтем, показывая глазами вверх.

— Уходите,— приказал Андрей Андреевич.

Достал из кармана бутылку с бензином и выплеснул его на перегородку. Привязал к доске короткий бикфордов шнур, высек из бензинки огонь и поднес к шнуру...

Утром к Алексею Ивановичу пришел улыбающийся Шведов.

— Знаю, земля слухами полнится,— сказал он.— Спасибо, товарищи. Так держать.

С ним был Новиков, командир познакомил его с Борисовым, Вербонолем и Гринько.

О пожаре в пассаже заговорили в городе. Узнал о нем и Бобырев. Он уже работал на шахте № 4 «Ливенка». Там поставили деревянную эстакаду, с перебоями откачивали воду из ствола. Ивана Иосифовича, как слесаря, заставили счаливать трубы, ремонтировать насос.

Под эстакадой стояли бочки с маслом, их по ночам охранял дряхлый старик, а на воскресенье он уходил домой. В один из выходных, под вечер, Бобырев пришел на шахтный двор. Синие сумерки висели над землей, и тишина уходила вниз, к пруду. «Посидеть бы с удочкой»,— подумал Иван Иосифович, направляясь к кузне. Возился в ней, вроде бы искал кусок проволоки, пока не стемнело. Пригибаясь к земле, пробрался к эстакаде. Сдвинул с бочки крышку, набрал в жестяную банку масла и облил сухие доски. Опрокинул одну бочку набок. Намочил прихваченный с собой тряпочный жгут в масле, поджег его и бросил возле досок. Спокойно зашел за террикон и скрылся в кукурузе... Пока добежал домой, пламя охватило всю эстакаду. Наблюдал со двора, как черный дым валил из-за террикона.

На шахту прикатили гестаповцы. Как ни в чем не бывало, пришел на работу и Бобырев. На месте эстакады стояли обгоревшие столбы. Немцы приказали построить рабочих. «Э, нет,— решил Иван Иосифович,— Меня это не касается». Он вошел в разбитую баню, вылез через окно, низиной спустился к пруду и ушел в город к родственнице... Вскоре устроился слесарем в гараже на Второй линии.

В эти дни Вербоноль часто улыбался в усы. У него опять началась, как он говорил, операция по массовой вывозке пленных.

— По целевому назначению забираем,— басил Андрей Андреевич.— Успевай обслуживать.

Фриц Энгель уже не стоял со своей машиной во дворе Борисова. Битва у Волги подмела все части, квартировавшие в Сталине Но теперь машина была у Вани Покусая, работавшего шофером в организации «Тодт».

Гринько приносил от Быльченко списки пленных, приготовленные Волоховым. Они вместе с Тамарой освобождали бойцов по одиночке. Вербоноль решил вывозить их машиной. Давние три случая забылись, в СД поменялись начальники отделов, а Мужик работал в другой организации.

Ранним утром крытый брезентом грузовик подъехал к поликлинике и остановился невдалеке от входа во двор лазарета, обнесенного колючей проволокой. Из кабины выскочил высокий усатый офицер. У входа его встретил Саблин и повел к вестибюлю. Навстречу вышел начальник отделения внутренней охраны лазарета Воло-хов. Офицер подал ему бумажку.

— Будет исполнено,— доложил Волохов и скрылся в здании.

Офицер и Саблин остались вдвоем. Полицейский зашептал;

— Если будут шум поднимать, я сообщу. Пущу слух, что хотели бежать и всех перестреляли.

— Добро... Уходи.

Саблин скрылся в лазарете, а офицер направился к машине, В двери вестибюля показались пленные. Волохов кричал на них:

— Ну, работнички, залежались! Давай, давай!

Проходивший мимо него раненый резко повернулся и плюнул в лицо.

— Стерва! Я еще с тобой рассчитаюсь. Илларион Васильевич горько улыбнулся... Еще два раза приезжал за пленными Вербоноль, переодетый в офицерскую форму. Но назначенный вскоре вместо Ковалева главный врач Дикусар, садист и палач, запретил брать пленных на работу непосредственно из лазарета. Снова пришлось выводить их по одиночке...

Шведов долго не задерживался на одном месте. Его искала полиция, и он запутывал следы. Неожиданно появлялся на конспиративных квартирах, у знакомых, и так же быстро исчезал. Казалось, что ему нужно скрыться, исчезнуть на время, но он продолжал привлекать новых людей к работе. Не все, кто ненавидел оккупантов, могли стать членами подпольных групп. И это прекрасно понимал Александр Антонович. -Он советовал своим друзьям поддерживать у таких патриотические настроения.

— Они — наш резерв,— говорил командир.— Используйте их квартиры, место работы, профессию для борьбы с врагом.

Такими были супруги Савостенок — родственники Марии Анатольевны. Они часто давали приют Шведову и его товарищам, делились с ними последним куском хлеба.

Евгений Андреевич Савостенок весною на городском рынке попал в облаву. Пойманных привезли на биржу труда и стали распределять: молодых в Германию, тех, кто постарше, —в Мариуполь на восстановление завода. Евгения Андреевича увидел знакомый сотрудник биржи и освободил, но посоветовал немедленно устраиваться на работу. Пришлось поступать в слесарную мастерскую, открытую немцами на уцелевшем этаже сгоревшего здания заводского фабзауча.

Однажды во дворе мастерской оказался огромный автобус: у него поломались рессоры. Рабочие узнали, что он набит обмундированием и галетами.

— Давайте раскулачим ночью,— предложил Савостенок двум слесарям.

Те согласились. Спрятались в кочегарке и просидели до полуночи. Евгений Андреевич подготовленным ключом легко открыл дверцу...

Когда Шведов увидел в его доме немецкую шинель, спросил:

— А обмундирования у тебя нет?

— Сколько нужно?

— Сколько не жалко.

И тот отдал ему три френча и три пары брюк. В них переодевались подпольщики, когда ходили на операции. По просьбе командира Евгений Андреевич отремонтировал ручной пулемет и наган.

Александр Антонович навестил Кихтенко, тот уже включился в работу и вовлек в нее своего напарника Михаила Погомия.

Александр Данилович носил на рукаве красную повязку с надписью «цугфюрер» — главный кондуктор пассажирского поезда. Не снимал повязку и после работы. Недавно во время облавы на базаре увидел парнишку, который заскочил за будку и что-то подсунул под нее. Кихтенко узнал в нем соседа, подошел и сказал: