— Вот мои документы!

Раздался глухой выстрел. Полицай упал замертво. Парни бросились наутек: Волков к стадиону «Металлург», а Дмитриев и Ломоносов на Стандарт. Задворками добрались до дома Поляковых. На рассвете Тоня отвела их к Шалатоновой.

Вечером Феня, Ломоносов и Дмитриев пришли на Нарпитовскую улицу в полуподвальную квартиру Богоявленской. Ребята назвали себя.

— У нас есть еще третий,— сказал Гриша.— Он сейчас прячется.

Оба худые, ключицы выпирают из-под сорочек. Августа Гавриловна, глядя на них, покачала головой и сказала сдавленным голосом:

— Кроме кипятка, ничего предложить не могу.

— Спасибо за крышу,— ответил Женя.— Заснем и увидим все, что полагается.

Парни остались жить у Богоявленской. Делали ночные вылазки, доставали еду. Через неделю привели Волкова. Он был в приличном зеленом френче и галифе, наглаженный, чистенький.

— Как денди лондонский одет...— начал было Дмитриев.

— Довольно дурачиться. Давайте о деле,— одернул его Ломоносов.— Августа Гавриловна, мы решили перейти фронт.

— По-моему, сейчас не время,— ответила она.— Фронт стоит, немцы начеку. Каждый метр простреливают.

— Вы так говорите, будто побывали там,— сказал Волков.

— Нам разумный совет дают,— снова заговорил Ломоносов.— Нужно обрасти мясом и запастись документами. А пока — разведка в городе и...— он не договорил, повернулся к Богоявленской: — Как подыщем место для перехода, так вас возьмем с собою.

— Я согласна,— ответила она. Подала ключ от квартиры Дмитриеву,— Пользуйтесь моей хижиной и готовьтесь к переходу.

...Как и Богоявленская, Шведов тоже был уверен, что через стабильный фронт пробиться почти невозможно. Сам в этом убедился: Ухлов возвратился назад, и связника до сих пор нет.

Он пришел к Кихтенко с чистым бланком немецкого паспорта. Его заполнили в присутствии Лии Наумовны. Занесли в графы приметы, написали, что она латышка.

— И все же из Сталино вам необходимо уйти,— сказал подпольщик.— Попадетесь на глаза подлецу — и паспорт не поможет.

— Может, уйдешь в село? — предложил неуверенно муж.— В Старобешево или Большой Янисоль.

— Еще больше подозрений будет к чужому человеку,— возразила Лия Наумовна.— И вообще, почему идти на запад? Нужно ближе к фронту.

— А если через фронт? — вставил Шведов.

— Я бы с удовольствием, но где его перейдешь?

— Говорят, что лучше всего в районе Славянска.

— Вы так думаете или знаете?

— Знаю,— твердо ответил он.

— Я согласна.

— Нужно повременить немного. Земля основательно протряхнет, и зелень появится. В лесу это очень важно.

Довольный, Шведов пошел к Тяпкиной. Всю ночь готовил шифровку. Не спала и Лия Наумовна, ей виделись родные лица красноармейцев, она свободно любуется высоким небом, дышит весенним воздухом среди дорогих и близких людей.

Утром Александр Данилович пошел на базар выменять кусок хлеба и сала. Он радовался, что у жены появился паспорт и она направляется к своим. Но внутренний голос шептал: «А вдруг ее убьют на передовой, у самой цели трудного и опасного пути?»

Однако трагедия разыгралась дома, пока Кихтенко пытался обменять вещи на продукты.

В пятый полицейский участок накануне вечером примчался оберштурмфюрер Граф и приказал прочесать район. На рассвете полицейских подняли по тревоге. Прыщеватый парень с острым носом появился в квар-тире Кихтенко. Лия Наумовна подала паспорт. Но он отвел ее руку и наставил карабин.

Так в одном платье и привел в полицию.

На третий день появился Шведов. Ирина Максимовна встретила его плачем и рассказала о беде. Кихтенко сидел на табуретке со склоненной головой, подбородок почти касался груди, руки опущены, будто чугунные.

— Александр Данилович... Саша,— непроизвольно вырвалось у Шведова.

Кихтенко хрипло проговорил:

— Если бы я был дома, такого бы не случилось. Выкупил бы.— Он поднял голову.— Или застрелил бы его, как собаку.

— Что с ней? Где она сейчас?

— Знакомая девчонка-переводчица в участке сказала, что жену из гестапо вывезли в Днепропетровск.

— Послушай, Данилыч. Теперь я не оставлю тебя в покое. Нужно обезопаситься... Ты хотел застрелить полицая — из чего?

— У меня есть наган.

— Немедленно спрячь или отдай мне. Если найдут — крышка тебе. А ты нам нужен.

— Кому — вам? — спросил Кихтенко все так же хрипло и безразлично.

— Неужели ты еще ничего не понял? Я ведь немецкие паспорта не делаю. И фронт перейти нужно было не только для спасения твоей жены.

— Постой,— спохватился Александр Данилович.— Так ты не окруженец?

— Это не имеет значения.

— Ладно,— сказал Кихтенко и пошел в другую комнату. Возвратясь, протянул Шведову наган.— На, возьми.

Александр Антонович не ошибся: Кихтенко вызывали в полицию. Допрашивал начальник участка:

— Ты почему нигде не работаешь?

— Не «тыкай», мы вместе свиней не пасли.

— А ну цыц, благородие гнилое! Ты почему не взялся на учет?

— Я не коммунист.

— Брешешь! Я тебя знаю. Немедленно возьмись на учет. А ну всыпьте ему,— приказал Евтюшин двум полицаям.

Те завели Кихтенко в соседнюю комнату, положили на скамью, задрали рубаху и стали избивать резиновыми шлангами. Александр Данилович напрягся, но боль от этого только усилилась... Расслабил мышцы, попробовал считать удары, но вскоре потерял сознание. Его облили водой и повели к заместителю начальника полиции.

— Поступай на работу, срок — неделя,— сказал он. Кихтенко передал разговор в полиции Шведову.

— Придется, Данилыч,— согласился тот.— От немцев нужно скрываться у самих же немцев. На железной дороге нет нашего человека. Пойдешь на станцию Бальфуровку. Постарайся устроиться кондуктором поезда.