Глава девятая

Когда свет только-только начал меркнуть, солдаты покинули форт и двинулись по раскисшей земле к Линдинису. К Фигулу и тринадцати оставшимся в живых легионеров из отряда Шестой центурии присоединилась центурия батавов  из вспомогательных войск и возглавляемых префектом Косконианом. Со Сциллой был достигнут компромисс, и остальной гарнизон вооружился  и был готов вмешаться, если потребуется. Тренагас шел позади Фигула и его людей. Правителя  сопровождал его оставшийся в живых телохранитель, а также Анкаста, которая твердо настояла на том, чтобы сопровождать своего отца в его возвращение в Линдинис. Сцилла решил остаться в форте, утверждая, что ему нужно время, чтобы сочинить речь правителю для следующего дня и заняться приготовлениями к пиршеству, хотя Фигул подозревал, что посланник пожелал оставаться на безопасном расстоянии от поселения на случай, если римляне столкнутся с ожесточенным сопротивлением, когда попытаются устранить Кенатака.

Земля под ногами была размокшей и поэтому, солдатам было трудно поддерживать быстрый походный темп, а когда они направлялись к туземному селению, у них перед лицами от дыхания шел пар  . Мягкий оранжевый шар тускло мерцал в пасмурном небе, а воздух был совершенно неподвижен и безмолвен, если не считать мягкого хлюпанья ботинок и слабого металлического звяканья экипировки каждого человека.

Рулл заметил, что Фигул нахмурился:  - О чем вы думаете, господин?

- Надо было перекусить в форте, - последовал ответ оптиона. - Умираю с голоду.

Ветеран запрокинул голову и рассмеялся: - Мы вот-вот войдем в город, полный дуротригов, которые мечтают нас перерезать, а все, о чем вы думаете, это еда.

Фигул пожал плечами: - Нет ничего хуже, чем вступать в драку натощак.

Он устремил взгляд на поселение на юге.  Шагах в ста от них находились главные ворота, окруженные парой каменных башен. Когда они подошли ближе, британец, стоявший в одной из башен, заметил солдат и забил тревогу. Фигул чувствовал, как бешено бьется его сердце. Его чувства обострились, мышцы напряглись. Он почувствовал странную дрожь в своих венах, смесь волнения и страха, которые он всегда испытывал в моменты перед боем. Коскониан остановился и вскинул руку в нескольких шагах от входа, подав знак людям остановиться. Затем он послал вперед помощника, хорошо владеющего местным наречием, чтобы поговорить с британцем на сторожевой башне. После краткого обмена репликами британец крикнул, чтобы ворота открылись, и Фигул встал в строй позади вспомогательных войск, крепко сжимая рукоять щита, заставляя свои напряженные мышцы расслабиться. Краем глаза он заметил Хельву с  дрожащими руками,  мрачно смотрящего на главные ворота. Он попытался придумать несколько ободряющих слов, чтобы успокоить новобранца.

- Расслабься, парень. Просто помни, они боятся тебя больше, чем ты их.

- Вы так считаете?  А мне так не кажется, господин.  -  Хельва попытался успокоить свой дрожащий голос, когда из глубины поселения раздались крики.

Фигул покачал головой: - Не забывай, это мы надрали им задницы прошлым летом.  Дуротриги могут ненавидеть нас,  но для них мы плохие новости. Они могут кричать и поднимать шумиху сколько угодно, но они не посмеют нам противостоять

Хельва неуверенно кивнул:  - Надеюсь, вы правы, господин.

Ворота со скрипом распахнулись на петлях, и Коскониан отдал приказ отряду войти в поселение. Вспомогательные войска вошли первыми, за ними последовал Тренагас и его эскорт, а Фигул и его люди замыкали колонну. Солдаты смотрели вперед с мрачной решимостью, пока они двигались по широкой улице, по обеим сторонам которой раскинулись дома туземцев, амбары и загоны для скота. Возле домов из глинобитных домов были свалены кучи навоза, и в воздухе висела отвратительная вонь. Гуси и куры свободно бродили по улицам, клевали грязь. Некоторые местные жители изо всех сил старались не обращать внимания на солдат, их глаза были прикованы к земле, когда они спешили обратно в свои хижины и захлопывали двери. Другие просто смотрели на Тренагаса. Несколько туземцев из тени осыпали оскорблениями нового правителя, и Фигул чувствовал напряжение, тяжелое, как зимнее одеяло.

В конце грубой улицы, протянувшейся через туземное поселение, Фигул мельком увидел более крупное здание с конической крышей, огороженное отдельным забором: здание резиденции правителя племени. Вокруг резиденции собралась небольшая толпа разъяренных дуротригов - людей дикого вида, одетых в рваные лохмотья, смотревших на солдат с нескрываемой ненавистью.

- Похоже, люди Кенатака пришли, чтобы оказать нам  дружеский прием, - заметил Рулл. Он навострил уши, когда дуротриги осыпали солдат оскорблениями на их родном языке. - Что они говорят, господин?

Фигул нахмурился: - Что-то о том, что мы собаки… или сыновья…  Нет, не так. Я думаю, они говорят, что мы сыновья собак.

Рулл посмотрел на него: - Вы имеете в виду - сукины дети?

- Отбросы!  - Блез сплюнул. - Я скоро им покажу, чьи мы дети.

Он хотел обнажить меч, но Фигул протянул руку и покачал головой:  -  Не сейчас, Блез! Помни, мы не должны делать ничего, что могло бы разозлить местных жителей.

Блез неохотно убрал руку с меча и сплюнул на землю: - Полная чепуха, если вы меня спросите, господин. Эту партию можно было бы немного потрепать.  Поставить их на место.

Фигул сжал губы. Он полностью согласился с легионером, но посланник установил правила поведения  в поселении, и людям было приказано им следовать. Настроение среди туземцев было еще более ядовитым, чем предполагал Фигул, с несколькими грубыми проклятиями в адрес префекта и его людей, в то время как другие призывали своих местных богов поразить римлян на месте. Кто-то в толпе бросил в солдат глиняный кувшин, и сосуд для питья разбился о бронзовый шлем ауксилария, вызвав восторженные возгласы толпы. Ошеломленный батав отшатнулся от своих товарищей. Коскониан крикнул своим солдатам, чтобы они продвигались к резиденции и не поддавались провокациям толпы. Фигул и Рулл теперь сомкнули ряды вокруг Тренагаса, их щиты были подняты, чтобы защитить правителя от предметов, бросаемых в отряд сопровождения. Правитель смотрел вперед с каменным лицом, умышленно игнорируя призывы туземцев вернуться в Нарбоненсис, а его дочь уверенно шагала рядом с ним.

Мужчины остановились перед зданием резиденции в конце улицы. Когда они приблизились, из здания вышло несколько широкоплечих фигур, их обнаженные торсы очерчивали  напряженные мышцы. Они держали длинные копья  двуручным захватом, и Фигул быстро опознал в этих людях телохранителей вождя. Они смотрели с молчаливой угрозой на солдат перед ними, затем расступились.  Вперед выступил более высокий мужчина. На его плечи был накинут  темный плащ, застегнутый на плече богато украшенной золотой фибулой, а с пояса свисал длинный кельтский меч с причудливо украшенной рукоятью. Это был их  вождь.

Тренагас выступил вперед вместе  с Фигулом и остальными его людьми, чтобы переговорить с Кенатаком, в то время как вспомогательные войска рассредоточились по улице, прикрывая правителя и его отряд с флангов. Вождь скрестил руки на груди и сердито посмотрел на Тренагаса, его зеленые глаза ярко светились, словно позади них бушевал огонь. Его предплечья были покрыты красочными татуировками с изображением местного бога Круаха.

- Тренагас! Как ты смеешь показаться в моих землях? - сказал он со своим гортанным местным акцентом.  Затем он сузил глаза на Фигула. - Я вижу, у тебя появились новые друзья. Я должен был догадаться, что ты пошел просить милостыню у наших врагов, как собака. Это все, чего можно было ожидать от труса.

Тренагас откашлялся. Он попытался успокоить свой голос, обращаясь к вождю:  - Кенатак, я пришел забрать то, что принадлежит мне. Как единственный истинный правитель моего народа, я приказываю тебе немедленно убраться отсюда. Прикажи своим телохранителям сдать оружие, и я обещаю, что ни тебе, ни твоим людям не причинят вреда.

Кенатак злобно усмехнулся и сплюнул на землю:  - Обещания ничего не стоят, когда их произносит римская собачка.  - Он кивнул головой на толпу. - Оглянись вокруг, Тренагас. Теперь я Верховный правитель этих людей. Они приветствуют мое имя, а не твое. Тебе следовало остаться в изгнании и изучать свою драгоценную греческую поэзию. Тебе здесь больше не место.

- Я Верховный Правитель! - произнес Тренагас, сжав кулаки. - Это мое право по рождению. Мои предки правили этими землями  веками. Твое утверждение безосновательно. Ты изгнал меня на острие меча… ты и эти твои вероломные друиды.

Кенатак изобразил на лице злобную ухмылку:  - И чем это отличается от твоих новых друзей, Тренагас? Римляне вторглись на наши земли, захватили или убили наших правителей и навязали нам свои обычаи. На тех, кто сопротивляется, вроде Каратака, охотятся, как на собак. Те, кто выбирает сторону Рима, становятся жалкими лакеями, лишенными всякой власти и достоинства, как этот идиот Когидубн.

Тренагас покачал головой:  - Римляне принесли в наши земли порядок и лучший образ жизни. Я своими глазами видел в Нарбоненсисе, что там сделали для людей. Нашему племени будет лучше под  покровительством  Рима.

Кенатак внезапно взорвался от ярости:  - Вранье! Все это вранье! Ты предатель своего народа, Тренагас, не лучше, чем римская сволочь, с которой ты решил вести дела, и все же ты осмеливаешься идти сюда с нашими заклятыми врагами, требуя, чтобы тебя вернули власть. Круах мне свидетель, Что эти люди никогда не признают тебя своим правителем, как и я никогда не сдамся тебе!

Тренагас на мгновение потерял дар речи. Анкаста выступил вперед и обратилась к Кенатаку от его имени:  - Отойди сейчас же, - скомандовала она, и, указав рукой в сторону Фигула, - или, клянусь всеми богами, эти люди уберут тебя силой.