Ты слаб, жалок во всех проявлениях. 

    Шансы на то, что она проснется, ничтожно малы. Она выпила достаточно, чтобы отключиться до утра. Она невероятно красива. Как я могу отказать себе в этой прекрасной женщине? Я кладу руку на ее бедро, и этот толчок наэлектризовывает меня во всех возможных смыслах, и теперь я уже ни за что не поверну назад. Я раздвигаю ее ноги настолько, что вижу ее губы, блестящие в бледном свете. Она чертовски мокрая. 

    Я встаю перед ней на колени, когда она лежит передо мной, раздвинув ноги, и наклоняюсь, вдыхая ее сексуальный запах, позволяя ему довести меня до безумия, когда я могу думать только о том, как сильно мне нужно попробовать ее на вкус. Мое тело напрягается, зная, что я не достаточно силен, чтобы сопротивляться. Двигаясь вперед всего в нескольких сантиметрах от ее киски, я высовываю язык и жду в предвкушении, пока он не коснется ее клитора, и я готов забиться в конвульсиях.  

    Я перемещаю руку к своему члену и начинаю медленно поглаживать себя, не в силах игнорировать сперму, которая сочится из кончика. Я растираю ее по всему стволу, позволяя ей смазывать меня, пока я продолжаю гладить себя. Я потерян, нежно вылизываю каждый дюйм ее киски, как будто это в первый раз, все это время надеясь, что она будет спать.  

    Она слегка шевелится, и я отстраняюсь, зная, что не могу рисковать, чтобы она не проснулась. Я расставляю ее ноги так, чтобы видеть, как она широко раскрывается, когда я двигаюсь вперед, мой член стоит у входа. 

    Не делай этого, Лекс. 

    Только один раз, трахни ее еще раз. 

    Боль, если ты потеряешь ее, сломает тебя. 

    Ты уже сломал ее, просто трахни ее. 

    Голоса не умолкают, мой разум предает меня, и поэтому я глажу быстрее, каждый удар приближает меня. Я крепче сжимаю знакомое чувство, поднимающееся из живота, выгибаю спину, оставаясь сосредоточенным на ее влажной киске, а затем, почувствовав прилив сил, позволяю сперме забрызгать ее всю. Мое тело дергается от интенсивности оргазма, и усталость берет верх. 

    Как вор в ночи, я не позволяю себе спать сегодня рядом с ней. Вместо этого я сплю на диване, убедившись, что уйду до рассвета.

    *** 

    Без Кейт в качестве моей помощницы я прохожу через поток стажеров, пока не останавливаюсь на Монтане. Ей двадцать три года, она переехала сюда несколько месяцев назад из Флориды. Она отлично справляется со своей работой, составляя явную конкуренцию Кейт. Она привносит идеи, работает долгие часы без единой жалобы и делает все, что в ее силах. 

   Во время импровизированного визита, Рокки быстро обратил внимание на ее внешность. Он постоянно спрашивает, во что она одета, и не подпрыгивают ли ее упругие сиськи, когда она ходит. Он извращенный ублюдок, и я говорю ему об этом каждый день. Я нанял ее не из-за ее внешности. Да, она сногсшибательна. Она невысокого роста, доходит мне только до плеч. Да, я знаю это, потому что мы стояли рядом друг с другом в лифте. У нее загорелая кожа и иссиня-черные волосы. Ее голубые глаза выделяются на фоне темных черт лица, и, ладно, как я уже сказал, она сногсшибательна, но ей двадцать три, а я, блядь, женат. Конец истории. 

   Мне и в голову не приходило, что она может представлять такую угрозу для Шарлотты, пока Эрик не упомянул об этом той ночью в клубе, а пьяная тирада Шарлотты только подтвердила это. На минуту я удивился, что она не упомянула об этом раньше. В конце концов, Шарлотта — бойкая девчонка типа «я—женщина—слышу мой рев». Потом я вспомнил, что в нашем браке больше нет общения. 

   Прошло две недели после инцидента в клубе, и я понадобился в лондонском офисе, чтобы уладить некоторые неувязки. Монтана делает несколько не очень тонких намеков на то, чтобы сопровождать меня в поездке, но я знаю, что если бы она это сделала, то моему браку пришел бы официальный конец. Не потому, что у меня нет чувства контроля, а потому, что Шарлотта больше никогда не будет со мной разговаривать.  

   Частично мне не все равно, просто у меня дерьмовый способ показать это.

Пролетело две недели, и каждые несколько дней я звоню Шарлотте, чтобы узнать, как там Амелия. Ее тон всегда ровный. Мы говорим об Амелии, и на этом все. Нет ни «Я люблю тебя», ни «Я скучаю по тебе», ни грязных смс, ни видеозвонков. Я не знаю, почему я жду, что Шарлотта произнесет эти слова, когда я не давал ей для этого никаких оснований. 

   Я вернулся в Лос-Анджелес вчера поздно вечером и знаю, что завтра у Шарлотты торжественный вечер в честь ее фирмы. Именно Монтана упомянула мне об этом, напомнив о его важности для Шарлотты.  

   Конечно, я сказал, что пойду. Я же ее муж, верно? Нам все равно нужно поддерживать видимость для всех. 

   Монтана сидит напротив меня за столом, окруженная горами сценариев, которые нужно прочитать. С этой продюсерской компанией, в которую я вложил деньги, нам нужны крупные сделки, чтобы развернуть бизнес. Пока что дела идут хорошо, но не так быстро, как мне хотелось бы. 

   — Я думаю, что это все подписанные контракты. Я приглашу продюсера и режиссеров на встречу, мистер Эдвардс.

   — Мы сделали это. Спасибо, Монтана, что задержались.

   — Я хотела заключить эту сделку так же сильно, как и вы. О, ничего себе, уже поздно!

   Я смотрю на часы, сейчас чуть больше десяти вечера. 

   — Скажи, почему бы нам не выбраться отсюда? В центре города есть один клуб, и там есть один артист, которого я хотела тебе показать. Он отлично подойдет для нескольких ток-шоу, которые у нас есть. К тому же, он мой брат, — добавляет она. 

   — Клуб?

   — Да, это нынешнее «то самое» место, — она смеется, отбрасывая волосы на плечи, — Да ладно, мы так усердно работали весь последний месяц. Давай расслабимся, несколько напитков не повредят.

   Я ищу ее лицо, ее глаза фиксируются на моих. Что это за взгляд? Я был настолько поглощен своим горем, что не заметил, что ее блузка расстегнута, ее длинные ноги скрещены в очень короткой юбке, подвязки слегка выглядывают снизу.

   Черт, Лекс, отвернись.  

   Эрик и Шарлотта не могут быть правы на этот счет. 

Улыбнувшись, я соглашаюсь. Почему? Потому что я гребаный придурок, но я также помешан на контроле, и редко, а я имею в виду редко, я делаю что-то, не поддающееся моему контролю, за исключением той ночи, когда я ел киску Шарлотты, когда она была в отключке. Серьезно, Лекс, ты позволяешь своим мыслям идти туда, когда у тебя есть эта стройная двадцатитрехлетняя девушка, которая практически выкладывает все, как на шведском столе. 

   Монтана просит забраться в мою машину, так как предпочитает выпить немного. Мы проводим большую часть дороги, разговаривая о работе, ничего личного, потому что последнее, что ей нужно знать, это то, что мой брак разваливается. 

   Мы приезжаем вскоре после этого, и Монтана права, в клубе много народу, и он был назван нынешним «этим» местом. Молодые люди соблазнительно танцуют под ритмы, в этом заведении танцуют кожа на коже. Это действительно заставляет меня чувствовать себя старым, но, не будучи эгоистичным ублюдком, я мог бы иметь любую из этих девушек здесь, так же как Шарлотта могла бы иметь любого в том баре. Отлично, ты должен был пойти туда, Лекс! 

   — Вот он! — кричит Монтана сквозь музыку. 

   Молодой парень, лет двадцати пяти, идет в нашу сторону. У него иссиня-черные волосы и такая же загорелая кожа, как у Монтаны, так что я предполагаю, что они родственники. У него есть татуировка на шее, которую я не могу разобрать в тусклом свете. 

   — Мистер Эдвардс, это Джет Блэк, мой единственный и неповторимый брат.

   Он протягивает руку, и я пожимаю ее. 

   — Монтана не может перестать восторгаться вами, — вежливо говорю я. 

   — Ну, для чего нужны младшие сестры? Останешься послушать мой сет?

   — Конечно, — успокаиваю я его. 

   Он похлопывает меня по плечу, прежде чем поцеловать Монтану в щеку. Мы стоим у бара и выпиваем несколько бокалов. К четвертому я чувствую, что расслабляюсь.

— Значит, Джетт — твой единственный брат? — спрашиваю я Монтану, нарушая кодекс не позволять себе знакомиться с сотрудниками на личном уровне. 

   — Да, и у меня три сестры. Есть моя старшая сестра, Каролина, потом Джетт, потом мои сестры, Дакота и Индиана. Они близнецы, немного старше меня.

   Я смеюсь, делая глоток своего напитка: — Как же Джетт избежал патриотической любви ваших родителей к тому, чтобы называть всех своих детей в честь штатов США?

   Она хихикает, положив свою ладонь на мою руку: — Вот что я вам скажу, мистер Эдвардс...

   Я прерываю ее: — Лекс, ты можешь называть меня Лекс.

   Что, черт возьми, я делаю? 

   Она на мгновение теряет ход мыслей, ищет что-то на моем лице, облизывая губы.  

   Черт, убейте меня сейчас же. 

   — Ну, позволь мне сказать тебе вот что, Лекс. Джетт избежал нашего ритуала наречения, потому что, очевидно, он родился с черными волосами... но самая смешная и одновременно отвратительная часть истории, которую мой отец рассказал бы нам, это то, что когда Джетт появился на свет, доктор поздравил моих родителей и упомянул его густые черные волосы, цитирую «на секунду я не знал, была ли это его голова или ваш куст, миссис Блэк».... Я знаю, верно? — она безмерно смеется. 

   Я присоединяюсь к ней, невозможно не смеяться над такой нелепой историей. 

— Это были восьмидесятые... кусты тогда были в моде. По крайней мере, так говорит моя мама, — отмечает она. 

   Точно. Черт. Мы говорим о том, что Монтана не любит лобковые волосы, что может означать только то, что у нее бразильская стрижка? Рокки был бы на седьмом небе от счастья, если бы я даже упомянул этот разговор с ним. Серьезно, мне нужно очистить свои мысли, потому что они граничат с крайне нездоровыми, не говоря уже о том, что они неуместны. 

   Мы сидим в тишине, наслаждаясь музыкой, пока Монтана не встает и не тянет меня за руку: — Давайте, мистер Эдвардс. Простите, то есть Лекс, давайте потанцуем.

   — Монтана, зови меня Лекс, особенно здесь.

— Значит, ты не на службе в качестве моего босса?