Глава 3. Руни

Плейлист: Wild Child — Alex

Я не потерялась. Я просто поехала в объезд. Такова моя история, и я буду её придерживаться.

Справившись со своим «объездом», я добираюсь до конца подъездной дорожки и паркую машину. Я готова расцеловать землю, когда выхожу и захлопываю за собой дверцу. Дорога заняла почти два часа, и боль в животе становится настойчивой — не настолько сильная, чтобы мне пришлось остановиться на обочине, но достаточно сильная, чтобы я испытала колоссальное облегчение от прибытия на место. Боль — это всегда предупреждение, и не знать, когда боль превратится в спешку — это уязвимо.

Я делаю глубокий вдох, теперь уже более расслабленная, ведь туалет в пределах досягаемости, если он мне понадобится. К счастью, сейчас мне туда не надо. Пока что я могу стоять и упиваться видом передо мной. Мой взгляд останавливается на «шалаше». А-образный дом из двух высоких этажей. Стекло от пола до потолка, обшивка от дождя потемнела до насыщенного коричнево-чёрного цвета. Высокие хвойные и лиственные деревья обрамляют дом. Шум воды поблизости заглушает звуки дождя, тихо капающего с веток на землю.

Тут всё так умиротворённо, тихо и приглушённо. Я никогда не думала, что меня будет манить такая безмолвная неподвижность, но вот она я, заворожённая. Ковёр алых и медных мокрых от дождя листьев расстилается по поляне, тропка уходит в леса, по ту сторону виднеется озеро и... тут ещё одна машина.

Странно.

Я хмуро смотрю на чёрный джип Вранглер, который не кажется мне новым. Я его не узнаю. Может, Бергманы держат тут старую машину.

Схватив свой чемодан, я поднимаюсь на крыльцу, и каждое тихое поскрипывание ступеней прибавляется к чириканью птиц и капанию дождевой воды. Я встаю на цыпочки и ощупываю косяк над дверью, как и сказала Уилла, пока мои пальцы не встречаются с прохладным металлом ключа.

Я отпираю дверь, и та распахивается, открывая виду просторное помещение, застывшее во времени. Устаревшая отделка кухни, длинный потёртый стол и дюжина разномастных стульев, уютная гостиная с большой мебелью. Всё выглядит таким любимым, потёртым и обжитым, что я буквально чувствую воспоминания в этом месте. Укол зависти пульсирует в моей груди. Каково это — принадлежать к чему-то подобному, быть окружённым семьей, историей и воспоминаниями?

Мне хочется лишь изучить каждый дюйм этого места, но та гигантская бутылка воды, что я выпила по дороге сюда, ударяет по моему мочевому пузырю. Пора найти туалет. Бросив чемодан в прихожей, я направляюсь по коридору, который выглядит многообещающе.

На стенах с обеих сторон висят фотографии Бергманов. Элин и доктор Би в день их свадьбы, затем серия портретов стабильно разрастающейся семьи. Сначала малышка Фрейя, с её почти белым хохолком волос и светлыми, серо-голубыми глазами. Затем малыш Аксель, который (О Господи) очаровательно хмурится, его тёмно-каштановые волосы торчат как ирокез, а папины ярко-зелёные глаза подозрительно сощурились. Я тихо фыркаю и останавливаюсь ровно настолько, чтобы присмотреться и провести кончиками пальцев по этой гримасе.

Его хмурое лицо было таким милым. До сих пор милое.

Заставив себя не зацикливаться, я продолжаю свой тур по семейным фото, пока иду дальше по коридору, и фотографии становятся более людными по мере увеличения семьи.

Вот Рен, с теми же медными волосами, что и сейчас, и светлыми серо-голубыми глазами Элин Бергман. Он сидит на руках Фрейи, а Аксель (вы угадали!) хмурится в камеру. Вот Райдер, которого легко узнать — он единственный в семье, кто получил светлые волосы в сочетании с зелёными глазами. Неудивительно, что на следующем фото запечатлены оба «щеночка», как их называет семья — Вигго и Оливер, которых разделяет всего 12 месяцев, но они как день и ночь, с одинаковыми серо-голубыми глазами, но с каштановыми и светлыми волосами соответственно. И наконец, малышка Зигги, с медными локонами её отца и яркими зелёными глазами, в окружении всех её братьев и сестры.

Моё сердце сжимается. Я знаю Бергманов всего несколько лет, с тех пор, как у Уиллы и Райдера завязались серьёзные отношения, но они стали для меня настоящей семьёй. И если неловкость между мной и Акселем не исчезнет каким-то чудодейственным образом, мне придется оставить это позади.

Я дохожу до последних семейных снимков. И от этого испытываю абсурдную печаль.

Отвернувшись от стены с фото, я замечаю дверь, которая весьма напоминает уборную. С тех пор, как я заболела в старших классах, я экспертно научилась везде находить туалеты, потому что никогда не знаешь, когда тебе понадобится посетить это место. Я узнаю дверь уборной, когда вижу её.

Уже потянувшись к ручке, я слышу звук. Очень человеческий звук. Типа, шаги.

Здесь кто-то есть.

Наверное, тот же, кто приехал сюда на джипе. Боже, что со мной не так? Почему я ничего не заподозрила, когда увидела машину? Почему я не в силах предположить худшее?

Ну если только у меня не паранойя, и я себя не накручиваю.

Я застываю, держа ладонь на дверной ручке, и прислушиваюсь. Я пытаюсь убедить себя, что вообразила это.

Но потом я это слышу: размеренные шаги, становящиеся всё громче и доносящиеся из-за двери, которую я собираюсь открыть. Это прямо-таки фильм ужасов. Какой-то мудак-убийца поднимается ко мне из подвала.

Адреналин переполняет мой организм, кожу покалывает от паники. Я бешено озираюсь по сторонам, надеясь найти что-нибудь, чем я могу защититься. Мой взгляд быстро зацепляется за чемодан, который я оставила в прихожей. У него твёрдый корпус. Неплохое оружие. Я подумываю побежать к нему, надеясь, что сумею вовремя схватить его и защититься, но уже слишком поздно. Дверь открывается. Я оказываюсь лицом к лицу с высоким мужчиной, скрытым в тени, и только его ботинки освещены фонариком.

Я ору, потому что срань господня, это ужасно страшно, затем толкаю парня, надеясь, что застану его врасплох и успею убежать. Он вскрикивает от шока и роняет фонарик. Затем он отшатывается назад, покачнувшись на краю ступеньки и бешено размахивая руками.

Когда его голова запрокидывается в попытках удержать равновесие, его черты оказываются освещены лучом упавшего фонарика. Тогда я узнаю, кого только что столкнула с лестницы.

Аксель Бергман.

***

Всё происходит будто в замедленной съёмке, и моё воображение безумствует, представляя, как Аксель падает по ступеням и ломает шею. Я тянусь к нему и хватаю за рубашку в попытках замедлить падение.

Но вот в чём прикол. Я ростом 180 см и в довольно хорошей физической форме, когда не оправляюсь от тяжёлого рецидива болезни. Аксель пусть и весьма худой, но он ростом практически два метра, и на его костях есть лишь мышцы. А мышцы, друзья мои, тяжёлые. А значит, мои попытки ухватиться за Акселя не дают ничего, только швыряют меня следом за ним.

Я пытаюсь не дать себе повалиться вперед вместе с ним, но это безнадёжно.

Я падаю на него, как раз когда он выгибается назад как дайвер. Аксель упирается ладонями в наклонный потолок позади себя, не дав нам упасть вниз по ступеням.

Наши тела сталкиваются с оглушительным «ууф».

О Боже. Он такой большой. Такой высокий, подтянутый и большой. Я чувствую его жёсткие мышцы бёдер. Безошибочно узнаваемый... бугор в паху. Его острые тазовые кости впиваются в мои, мои груди сминаются об его грудь, а мои ладони для опоры опускаются на его грудные мышцы.

Воздух со свистом врывается и вырывается из наших лёгких, эхом отдаваясь вокруг.

— Я очень сожалею, — хрипло говорю я. Я всё ещё цепляюсь за него, пока мы повисли под пугающе крутым углом над лестницей. — Ты напугал меня, и я просто... среагировала.

Он мне не отвечает. Охнув, он отталкивается от потолка, отчего его тело рывком налетает на моё. Под моей кожей пробуждается жар, и как только мои пятки соприкасаются с полом, я делаю шаг назад, и мои щёки заливает румянцем смущения.

Прочистив горло, Аксель подбирает упавший фонарик и выключает его. Затем делает шаг вперёд и спокойно закрывает за собой дверь подвала, будто мы вовсе не тёрлись телами и не были на волоске от падения по лестнице.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает он наконец. Его голос окружает меня, низкий и мягкий как полночная ласка.

Я огорошенно моргаю, затем беру себя в руки.

— Э... что? Я... Я тут для отпуска. Уилла сказала, что шалаш свободен для моего использования, когда я упомянула, что мне нужно уехать на какое-то время.

Его взгляд путешествует по мне, затем скользит по коридору и натыкается на мой чемодан в прихожей. У него вырывается протяжный тяжёлый вздох.

— Почему ты здесь? — осторожно спрашиваю я.

Выругавшись себе под нос, он убирает фонарик в карман и проходит мимо меня.

— На улицу.

— На улицу? — я смотрю, как его длинные шаги быстро преодолевают коридор. Я вообще ничего не понимаю.

Аксель поднимает чемодан и указывает на входную дверь.

— На улицу. Пожалуйста.

Он серьёзно вышвыривает меня из дома?

Пройдя в мою сторону, он чемоданом подталкивает меня к двери. Меня направляют как овцу.

— Пожалуйста, Руни.

— Ладно, ладно. Иду. Что-то не так?

— Да всё не так, — бормочет он.

Я оглядываюсь через плечо, ища признаки домашней катастрофы. Это место выглядит обжитым, но едва ли создаётся впечатление, будто тут всё разваливается на куски. С другой стороны, внешний вид бывает обманчив. Если бы мне давали пенни каждый раз, когда я по ошибке говорила людям, что болею, а они с неверием восклицали «Но ты выглядишь прекрасно!», я бы уже купалась в блестящих монетках.

— Поэтому ты здесь? В подвале? — спрашиваю я. — С фонариком?

— Разбираюсь с крупными сантехническими проблемами. Для безопасности электричество отключено, отсюда и фонарик.

Ну, это намного логичнее, чем принимать его за убийцу. Боже, иногда я такая драма-лама.