ПРОЛОГ

И все же вынести его - ваш долг... Слабо и глупо говорить, что вы не можете вынести то, что должно быть вынесено вашей судьбой.

Шарлотта Бронте

ДАЛИЯ РИЧЧИ

Прошлое

— Благослови меня, Отец, ибо я согрешила. — Мой пульс учащается, под кожей закипает страх от того, что я знаю, что должна сделать. Бежать. — Прошло четыре года с моей последней исповеди.

Решетка, разделяющая нас, пахнет затхлостью, но я все равно прислоняюсь к ней щекой. Стены исповедальни стонут. Старые, как и все остальное в Девилс Ридж, штат Техас. Сердце мафиозного синдиката Де Лука. Сердце ада.

— Что с тобой, дитя мое?

Все.

Я беззащитна перед мужчинами, перед судьбой, ничтожная пешка, ставшая жильем для будущей королевы в игре, намного превосходящей ее. Я не говорю о том, что чувствует мое сердце. Вместо этого я обнимаю свой живот. Я не показываю. У меня еще есть время. Не так много, но, возможно, достаточно, чтобы прикинуть свои возможности.

— Я переспала с женатым мужчиной.

И мне это нравилось.

Пока не перестало.

И все равно он не остановился.

Отец Лучано ничего не говорит. Я могу представить его. Россыпь светлых волос, почти ничего не скрывающая на его редеющей шевелюре. Его пухлые пальцы, сжатые вместе, как у шпиля. Белый канцелярский воротничок, сдавливающий его толстую шею. Черное облачение и душная кабинка, пот стекает по его сгорбленной спине.

Отец Лучано. На два года старше меня. Двадцатичетырехлетний парень, которому на вид не больше сорока. Я бы пожалела его, если бы мне не нужно было приберегать свою жалость для себя. Мои губы испустили вздох, пока я ждала его ответа, не понимая, почему я решила прийти сюда. В тот момент мне показалось, что это правильно.

Вздох слишком соблазнителен, но я ничего не могу с собой поделать. Половина мужчин в этом городе говорят мне, что я богиня. Другая половина говорит, что я проклятие. Я знаю, какой половине я верю. Это не та половина, которая навещает меня в "Посадочной полосе", разглядывая мое тело, пока я раздеваюсь донага и с достоинством внимаю их восхвалениям.

На мгновение мне становится интересно, что думает отец Лучано, когда его дыхание становится глубже, а деревянная скамья на его половине кабинки скрипит от неуверенных движений. Он знает, кто я. Он знает, чем я зарабатываю на жизнь. Подозреваю, что он также знает, кто я такая.

Он хочет тебя, - шепчет во мне дьявол.

Я всегда слушаю своего дьявола. Она управляет моим будущим. Иногда мне становится не по себе в этом маленьком городке. В один из них я попала, услышав ее голос, после пит-стопа автобуса с групповухой.

Я бы назвала ее Судьбой, если бы не ряд неверных решений, которые я приняла. Мой Дьявол убеждал меня остаться здесь. Он стер с лица земли мою совесть и умолял переспать с Анджело Де Лука, человеком, не способным управлять своим синдикатом, не говоря уже о том, чтобы наложить на меня руки. Я знаю, что являюсь своим дьяволом, но предпочитаю отстраниться от вины.

Потому что теперь я живу в ловушке мира, где четыре мафиозных синдиката противостоят друг другу.

Андретти против Романо.

Камерино против Росси.

Два раздробленных побережья, враждующих между собой.

И пятый синдикат, отброшенный в сторону. Синдикат Де Лука. Незаслуженный. Рассадник недовольства. На протяжении веков его считали несущественным. Управляется безумцем, чье внимание я привлекла.

Отец Лучано прочищает горло и, возможно, сдерживает вожделение.

— Чувствуешь ли ты вину, дитя мое?

— Да.

Не к Анджело Де Луке.

Не к его жене.

К моему ребенку.

Девочке, как предсказывает мой дьявол. Если мой дьявол прав, она умрет в этом городе, как и я. Незначительной. Незаконнорожденная принцесса, не способная претендовать на трон. Конечно, есть лучший выход.

Бежать.

Желание снова овладевает мной. Я чувствую его до самых пальцев ног.

— Чувство вины - это груз на плечах. Твое тело говорит тебе, что нужно сделать паузу. Подумать. Принять лучшее решение. Раскаяться.

Мое раскаяние не будет иметь значения, когда Анджело Де Лука узнает, что я беременна. Я буду либо мертва, либо схвачена.

— Вы когда-нибудь думали о том, чтобы покинуть этот город, отец Лучано?

Его дискомфорт переместился на мою половину исповедальни. Люди не покидают Девилс Ридж, потому что люди не покидают мафию. Отец Лучано - не мафиози, но в этом городе каждый имеет максимум одну степень.

— Нет, — наконец, смиряется он, и я слышу это.

Ложь.

Если священники могут лгать, то где же честность исповеди?

— Если бы вы хотели покинуть этот город, отец, как бы вы это сделали? — Провокационный вопрос, но большинство утверждает, что я провокационный человек.

— Я бы не покинул Девилс Ридж.

— Рассмешите меня. — Я понизила голос так, как, я знаю, нравится мужчинам. — Пожалуйста. — Когда он замолкает, я продолжаю, голос гладкий, как шелковистый секс, бьющий по всем нужным точкам. — Я ваше дитя, отец. Ваша паства. — Мои губы приоткрываются, когда я наклоняюсь ближе к решетке. Я знаю, что он видит их, и шепчу, словно умоляя его о члене: — Ведите меня.

Он снова вздрагивает.

— Аэропорт...

— Там останутся следы.

— Церковь отправляет грузы через неприметный вход на Эхо-стрит. Я бы воспользовался им, чтобы проскользнуть в грузовой отсек улетающего самолета.

Шансы невелики, но шансов на спасение больше, чем было десять секунд назад.

— Спасибо. — Не дожидаясь покаяния, я встаю и собираю свои вещи. Паспорт и бумажник с выцветшей фотографией меня и моей сестры.

Отец Лучано встречает меня у исповедальни, его взгляд не отвлекается на мою красивую упаковку.

— Ты не можешь покинуть этот город, дитя мое.

— Вы только что показали мне, как, отец. — Мои губы кривятся в улыбке. — Вы показали мне, шаг за шагом, и я никогда бы не узнала о том, что церковь имеет доступ к аэропорту, если бы вы не указали мне путь. — Я тереблю верхний край рубашки, пока его не ослепляет вспышка декольте. Затем поправляю ему воротник, пока он не задыхается от прикосновения моих пальцев к его пульсу. — Способ, о котором знаете только вы и ваши братья.

Когда я выхожу из церкви, наступает тишина. Я запрыгиваю в свою маленькую машину и уезжаю, чувствуя, как мой Дьявол похлопывает меня по спине.

Молодец, - хвалит меня Дьявол.

Самосохранение, - протестую я.

А поскольку плохое требует равновесия с хорошим, я останавливаюсь перед человеком, машущим рукой на обочине. Его шина спущена, а ее дно имеет форму блина. Я узнаю его, когда выхожу из машины, которую купил мне Анджело, и наши глаза встречаются.

Я могу бояться Анджело Де Луки, но я знаю, что этот человек заслуживает моего страха больше. Вот только страха я не чувствую.

— Мисс Риччи, — произносит он с акцентом янки, не называя своего имени. — Очень приятно наконец-то познакомиться с вами. Я наслышан о прекрасных вещах.

Я инстинктивно похлопываю себя по животу. Это движение выдает слишком многое. Его глаза опускаются вниз. Он знает. Он знает, кто я. И, судя по тому, как он вскинул брови, теперь он знает и о моей девочке.

— Какой замечательный сюрприз. — Он протягивает руку. — Пожалуйста, примите мои поздравления.

Я пристально смотрю на его руку, прежде чем взять ее.

— Спасибо.

— Не похоже, что вы счастливы.

— Это говорит человек, застрявший на обочине.

Не удача, а судьба, - подсказывает мой Дьявол, как будто понимает это слово.

— У меня в багажнике есть запасная шина.

Он посылает мне благодарную улыбку, от которой моя спина расслабляется. Я не могу определить, что это такое. Это не похоть. Ничего такого, с чем я не привыкла сталкиваться. Это человеческая порядочность. Возможно, даже знакомство. Когда шина была заменена, он закрыл мой грузовик и кивнул головой в такт песне на стерео. Это старая песня, в которой парни поют о таких безумных вещах, как судьба и предназначение.

Он подтверждает мои подозрения, что знает, кто я, когда говорит:

— Далия. — Его губы обхватывают мое имя, как подарок, словно в нем скрывается что-то приятное. — Богиня Судьбы. Ты веришь в судьбу?

Я не верю, но отвечаю:

— Да, — потому что по тому, как он спрашивает, мне кажется, что верит.

Он кивает головой и на мгновение задумывается над чем-то, прежде чем его глаза прорезают притворство и сужаются на моем животе.

— Тебе нужна моя помощь?

Я бы хотела помощи, да, но не уверена, что от него. Он и Анджело могут быть двумя сторонами одной монеты, но в его глазах хотя бы есть доброта, а я не в том положении, чтобы выбирать, от какого дьявола бежать.

От моего или их.

— Почему? — наконец, спрашиваю я.

— Судьба, — отвечает он, как будто она существует.