Изменить стиль страницы

40

Простить не значит забыть. Это значит

перестать душить другого человека

Уильям Пол Янг 

НИКОЛАЙО АНДРЕТТИ

Июль 2013 г.

Дорогой папа,

Наверное, мне не стоит говорить тебе об этом, но теперь меня зовут Ник. Ник. Просто Ник. Фамилию я тоже убрал, и это кажется грязным. Как будто все, что я о себе думаю, - лишь плод моего воображения. Преданный. Сильный. Храбрый. Как я мог так ошибаться? И неужели, несмотря на отлучение от семьи, я хотел бы по-прежнему оставаться Николайо Андретти?

Я уже говорил тебе об этом в предыдущих письмах (с гораздо большим количеством ругательств), но на случай, если ты их не получил, или сжег, или еще что, я повторю это снова. Я убил дядю Луку. Это терзает меня по ночам. Я прокручиваю в голове решение, повторяю "Ренье или Лука, Ренье или Лука, Ренье или Лука, Ренье или Лука" до тех пор, пока это не станут единственные три слова, которые я, кажется, знаю. И Боже, я вижу все те времена, когда он заботился обо мне и передавал свои мудрые слова, когда я закрываю глаза ночью...

Но кое-что случилось, папа. Я нашел человека, который напоминает мне о нем, и мне кажется, что дядя Лука жив. Его зовут Винсент Романо, и я думаю, что он достойный мужик. Если бы мы не ввязались в эту дурацкую смертельную вражду Романо-Андретти, думаю, он бы тебе понравился. Черт, да он мне даже немного нравится, хотя какая-то часть меня чувствует, что это неправильно. Что я предаю свою семью, просто связываясь с ним.

Но семья Романо не такая уж плохая, папа. Я знаю, ты учил меня ненавидеть их, и твой отец тоже учил тебя этому... но они хорошие люди. Они приютили меня, дали мне работу и дом. Не позволяй этому сильно злить тебя. Я живу не совсем хорошей жизнью. Я убиваю людей, зарабатывая на жизнь, и 99 % своего времени провожу, разозлившись на всю катушку и прячась в своем доме целыми днями. Не совсем так, как я жил раньше.

И, блядь, пап, разве не было бы круто, если бы мы могли просто простить друг друга?

С любовью,

Николайо Андретти

img_2.jpeg

Верный своему слову, Ренье отправляет тело Винса обратно в Нью-Йорк. И представьте мое удивление, когда я узнаю, что он сам сопровождал тело.

Если бы вы спросили меня несколько месяцев назад, я бы сказал, что это будет холодный день в аду, когда капо семьи Андретти добровольно ступит на территорию Романо (и не будет застрелен счастливым Романо), но я уже не тот человек, который сбежал в Никуда, прячась от своего младшего брата.

И все вокруг меня тоже изменились. Романо больше не воюют с Андретти. Это сделал Винс. Даже в своей смерти он способен влиять на людей. Всем понадобится время, чтобы привыкнуть к этому, но Ренье отправил указ о прекращении войны, и, судя по всему, то же самое Винс передал по королевской воле Бастиано, который займет пост главы службы Романо.

Несмотря на то что Винс не был капо и технически не мог ссылаться на волю короля, брат Винса, Романо, выполнил волю, и вскоре последовал указ об окончании войны на стороне Романо.

— Ты готов? — спрашивает Минка, повернувшись ко мне спиной.

Я застегиваю молнию на ее черном платье и беру ее за руку.

— Как никогда.

Я высаживаю Минку у Люси и присоединяюсь к Ашеру и Бастиано в машине, которая доставит тело Винса на кладбище, где собрались тысячи людей, чтобы отдать дань уважения. Когда мы приезжаем туда, я вижу море мрачных лиц Романо, Андретти и Де Лукаса. Черт, даже некоторые члены семей Камерино и Росси опустили оружие, чтобы отдать Винсу заслуженное уважение.

Когда приходит моя очередь говорить, мои глаза находят в толпе теплые глаза Минки, сидящей рядом с Реньери, и я начинаю:

— Винсен... — Я делаю паузу, и боль на моем лице очевидна. Я даже не пытаюсь ее скрыть. Я хочу, чтобы мир знал, что Винс был хорошим человеком, таким, который мог бы заставить Андретти оплакивать потерю Романо. — Винс был хорошим человеком. Когда я приехал в Нью-Йорк, я не понимал, как это будет работать. Все, чему меня учили, - это ненавидеть семью Романо, и я полагал, что Романо тоже учили только этому. Но оказалось, что для того, чтобы изменить ситуацию, нужен всего лишь один человек, за которым все готовы идти. Винсент Романо был таким человеком.

— Он был жестким, но справедливым. Сильным, но нежным. И даже в самые темные времена он всегда был путеводной звездой. — Как он мог жить в этом мире и сохранять свой жесткий моральный компас, я никогда не узнаю. Но ему это удалось, и за это он навсегда останется примером того, как мы можем держать себя, даже в таком мрачном мире, как наш.

— Никогда не будет другого Винсента Романо, но если мы все будем стремиться поступать, как он, и чтить его память, я знаю, что мир станет лучше. Именно этого хотел бы от нас Винсент.