— Ты не хотел меня, когда я была твоей невестой. Не притворяйся, что хочешь меня сейчас, когда я принадлежу кому-то другому.

— Ты не принадлежишь никому. — Он зарычал, хлопнул руками по столешнице, и его голос громким эхом отразился от стен. Мягче, почти соблазнительно, он повторяет. — Ты не принадлежишь никому, кроме меня. На тебе мое имя, на тебе мои засосы, и очень скоро я снова буду кончать в тебя.

— Ты больше никогда не прикоснешься ко мне, Феникс, а эти следы со временем исчезнут. Что касается татуировки, — говорю я, скрещивая руки перед собой. — Современные технологии — замечательная вещь. Я могу удалить ее всего за пару сеансов. Мы же не хотим, чтобы мой новый жених понял это неправильно.

В его глазах вспыхивает ледяная ярость, а температура в комнате падает на тридцать градусов. Он убирает руки с барной стойки и выпрямляется так медленно, что, клянусь, я слышу, как каждый его позвонок проскальзывает в пространство, когда он разворачивает свое тело во весь свой огромный рост.

Он идет ко мне, его шаг нетороплив и неспешен, и этот полный самоконтроль гораздо страшнее, чем когда он его теряет. В нем нет никаких эмоций, только холодный расчет и сосредоточенность на цели.

Мне.

Ему не нужно теснить меня, чтобы физически запугать. Когда до него остается два шага, он останавливается и произносит слова таким леденящим душу тоном, что они скользят по моему позвоночнику и оставляют холодный след, который, я знаю, я буду носить с собой всегда.

— Только попробуй, дать твою.

Я с трудом сглатываю застрявшую в горле эмоцию и отвожу взгляд. Воздух вокруг нас плотный, словно физическое присутствие, наполненное тем, что мы так и не сказали друг другу.

— Почему? — повторяет он, его собственное горло работает с трудом. — Я не понимаю, почему.

В кои-то веки он не скрывает своих эмоций. У него хватает наглости говорить о том, что он растерян, обижен и предан, и я так зла на него за то, что он ведет себя так, будто проблема во мне. За то, что он ведет себя так собственнически, когда у него есть все намерения отшвырнуть меня в сторону при первой же возможности.

— Не могу поверить, что ты притворяешься, будто не знаешь, почему я разорвала эту чертову помолвку. Зачем ты это делаешь, Феникс? Зачем ты притворяешься, что хочешь меня, ревнуешь к моему новому жениху, если все это время ты притворялся, что согласен на наш брак, только чтобы спланировать свой побег?

— Что ты...

— Имя Бахманн тебе знакомо?

Он краснеет, подтверждая свою вину раз и навсегда, а на меня накатывает новая волна тошноты, едва не поставив меня на колени.

— Да, я так и думала, — с горечью говорю я. — Я видела его письмо, я все знаю. О деньгах. План разорвать отношения до подписания контракта. Вся твоя ложь. — Я говорю с отвращением. — Из всех жестоких вещей, которые ты сделал со мной, эта — худшая. Ты сказал мне, что только ты можешь причинить мне боль, — говорю я ему, глядя в сторону, — и ты, конечно, выполнил это обещание.

Я не плачу. Я чувствую внутри себя полное опустошение, которое делает слезы иллюзорными. Я пуста, измучена и совершенно опустошена.

— Даже я не могу простить тебя за это, — добавляю я сокрушенно.

— Сикстайн, — начинает он, но я прерываю его.

— Расскажи мне, как ты собирался это сделать. — Я требую, мой голос лишен эмоций. — Ты собирался бросить меня у алтаря? Ты собирался оставить меня там, стоять в одиночестве и выглядеть наивной дурочкой? Это был твой последний способ унизить меня? — спрашиваю я.

— Остановись! — говорю я ему, когда он делает шаг ко мне. Мне кажется, что мы бесцельно ходим по кругу. Я просто хочу, чтобы это закончилось, чтобы он понял, что все кончено, и мы оба могли закрыть эту главу. Без его постоянного присутствия для меня это уже будет непосильной задачей. Мне нужно, чтобы он понял это и оказал мне единственную любезность. — Пожалуйста, просто не подходи ближе. Не усложняй ситуацию. Я просто хочу быть в состоянии жить дальше без тебя, так что, пожалуйста, позволь мне это сделать.

Я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос не дрожал.

— Я терпела твое плохое отношение ко мне после несчастного случая с Астором, потому что любила тебя. Настолько, что это заставляло меня слепо выбирать тебя каждый день в течение многих лет, даже когда ты обращался со мной как с дерьмом. Но теперь я должна ставить себя на первое место и заботиться о том, что лучше для меня. И это не ты. — На этот раз я делаю шаг вперед, когда мои глаза находят его. — Мне нужно, чтобы ты позволил мне выбрать себя, хорошо? Я не могу этого сделать, когда ты везде, куда бы я ни посмотрела, я не могу забыть тебя, когда постоянно сталкиваюсь с тем, как сильно я тебя люблю. Поэтому мне нужно, чтобы ты исчез из моей жизни. Навсегда. — Я добавляю. — Ты можешь сделать это для меня?

Даже просто произнесение этих слов разрывает меня на части, но это кажется более выживаемым, чем позволить ему снова причинить мне боль.

— Почему ты только что это сказала? — он требует, его пристальный взгляд пронзает меня насквозь и проникает вглубь, чтобы заглянуть во все мои секреты.

— Потому что это то, что мне нужно, чтобы иметь хоть какой-то шанс забыть тебя.

— Ты любишь меня? — уточняет он, в его тоне сквозит недоверие. — Почему ты лжешь?

Это последнее, что я ожидаю от него услышать, и это приводит меня в ярость.

— Я не могу так больше, — говорю я и начинаю уходить.

Его рука обвивается вокруг моей талии, и он притягивает меня к себе так, что мы оказываемся спиной к груди.

— Ты никуда не пойдешь. — Он рычит, прижимая меня к себе. — Какого черта ты только что сказала, что любишь меня?

— Потому что люблю, ты, чудовище! — кричу я. — Как ты вообще можешь задавать мне этот вопрос? Я люблю тебя с девяти лет. А теперь отпусти меня, пока я не закричала и не положила конец этому разговору.

Он отпускает меня, и я иду в другой конец комнаты. Когда я поворачиваюсь к нему лицом, он не двигается. Ни на дюйм, ни на один мускул. Он все еще стоит на том месте, где я его оставила, его рука неестественно свисает с ног в том положении, в котором он обнимал меня, его выражение лица недоверчивое.

— Ты не любишь меня, — говорит он, его глаза призрачны. — Ты любишь Астора.

— Что? — восклицаю я, пораженная. Я понятия не имею, о чем он вообще говорит и откуда он это взял. — С чего бы тебе вообще так думать?

— А почему бы мне так не думать? — кричит он в ответ. — Я знаю, что ты так думаешь. У тебя татуировка в его честь, он тебе снится и ты произносишь его имя во сне, ты хочешь говорить о нем бесконечно.

— Потому что он был моим другом! — восклицаю я. — Потому что я скучаю по нему и хочу говорить о нем, а не потому, что я была в него влюблена.

Он качает головой и бросает на меня уничтожающий взгляд.

— Я нашел записку.

— Какую записку?

— Записку, в которой ты говорила ему, что он тебе нравится, и спрашивала, хочет ли он быть твоим парнем. — Он добавляет это почти с триумфом, как будто поймал меня на лжи.

— О, Боже мой, — хнычу я, опуская лицо на руки.

— Да. — Он говорит, и теперь это звучит почти обвинительно. — Как ты можешь говорить, что любишь меня, если все это время это был он?

— Это был ты! — кричу я в ответ, не обращая внимания на наших соседей. — Это был ты, — тихо повторяю я, вскидывая руки вверх. — Это никогда не был он. Как это мог быть он, когда был ты? — спрашиваю я риторически, потому что как он мог так долго ошибаться? — Та записка, которую ты нашел, была для тебя. Когда ты зашел к нам в домик на дереве в тот день, он как раз закончил помогать мне писать копию той самой записки, чтобы отдать тебе.

Я иду в свою спальню, и мои ноги мягко ступают по деревянному полу. Когда я выхожу обратно, в руках у меня записка, которую я написала для Феникса все эти годы назад в лесу. Я хранила ее, надеясь, что однажды у меня появится возможность отдать ее ему.

Я никогда не думала, что это будет так.

Как прощание, а не как начало.

Я протягиваю его ему. В животе у меня что-то заныло, когда я увидела, как его пальцы сомкнулись вокруг листка бумаги и вырвали его из моей руки.

Он разворачивает его и читает слова, которые я написала, когда была десятилетней влюбленной девочкой. Его руки почти незаметно дрожат, пока он смотрит на записку.

— Я любила его, да, но я не была влюблена в него. — Я шепчу, опустив глаза. — Я никогда не была влюблена ни в кого, кроме тебя.

Я подхожу к двери и открываю ее, держа руку на дверной ручке.

— Я всегда была твоей, Никс. Всегда. С тех пор как я встретила тебя, не было и дня, чтобы я не принадлежала тебе. Даже когда ты ненавидел меня, даже если бы ты никогда не хотел меня. Я всегда была рядом. Готовая. Ожидающая. Иногда мне казалось, что я буквально умираю от желания, чтобы ты ответил мне взаимностью. Но теперь с меня хватит, ты официально разбил мою любовь к тебе. Ты никогда не перестанешь ненавидеть меня, ты никогда не простишь меня за тот несчастный случай, и я думаю, что наконец-то готова встретиться с этой реальностью лицом к лицу.

Он подходит ко мне со взглядом, который я не могу прочесть, и кладет свою руку поверх моей на дверную ручку. Я отдергиваю свою, словно его прикосновение обжигает меня, и он толкает дверь, наклоняясь к ней, пока она плотно не захлопывается.

Он хмурится, когда снова смотрит на меня.

— Я никогда не винил тебя в его смерти. Это был несчастный случай, и ты сама себя поранила. Даже если бы ты не упала с велосипеда, ты бы не отстала от него, и что тогда? Я мог бы потерять и его, и тебя в тот день, а я уже говорил тебе, что не переживу потери тебя. — Он заявляет, не отрывая взгляда. — Любую потерю, независимо от того, оставишь ты меня будучи живой или мертвой.

— Ты винишь меня в его смерти. — Я качаю головой, не желая его слушать. — Вот почему ты сказал мне, что хотел бы, чтобы я была в гробу. Вот почему ты ненавидел меня все эти годы.

— Я ненавидел тебя, потому что думал, что ты принадлежишь ему. Что я прервал признание в любви между вами в тот день и что твое сердце принадлежит ему. Он был влюблен в тебя?