ГЛАВА 24

Сикстайн

Я застыла на месте: тревожный тембр его голоса в сочетании с грубой хваткой на моем горле не позволяют мне говорить.

Я слегка поворачиваю голову, насколько мне позволяет Феникс, и смотрю на Спенсера, который лежит на земле, держась за живот и громко стонет. Кровь капает с его губ и стекает на рубашку.

Меня поражает расчетливая эффективность Феникса. У него было всего несколько секунд наедине со Спенсером, прежде чем он вытащил меня на улицу, чтобы присоединиться к ним, и все же он успел нанести большой урон за короткое время.

— Нет предложений? — он низко рычит, звук получается прямо-таки звериным. — Прекрасно.

Он отпускает меня, и я с ужасом наблюдаю, как он подходит к Спенсеру и хватает его за рубашку. Воспользовавшись тем, что руки Феникса заняты, Спенсер замахивается на него, но тот легко уклоняется от его ударов.

— Сначала локоть. — Феникс заводит свою руку за руку Спенсера и молниеносным движением загибает ее ему за спину, пока в тишине не раздается громкий хлопок. За ним сразу же следует болезненный вой Спенсера.

Взгляд Феникса устремляется туда, где я все еще неподвижно стою у стены переулка.

Его глаза блуждают по моему распростертому телу и темнеют на бесконечное количество градусов по мере того, как они вбирают в себя всю мою кожу, выставленную напоказ. Они задерживаются на моих голых изгибах, словно у него рентгеновское зрение, только вместо костей он показывает ему точные места, где Спенсер положил на меня свои руки.

— Руки следующие, — решает он. — Каждая фаланга каждого пальца.

Это выбивает меня из колеи, но недостаточно быстро. Я слышу знакомый звук ломающихся костей и крик Спенсера, прежде чем успеваю добежать до Феникса.

— Arrête! — Прекрати! — говорю я, хватая его за плечи и пытаясь стряхнуть его со Спенсера, но он едва шевелится и даже не оглядывается на меня. — Остановись, пожалуйста! — неистово кричу я.

Когда он игнорирует меня, я делаю единственное, что приходит мне в голову.

Поступок чистого отчаяния.

Я прыгаю ему на спину и обхватываю его руками, стараясь удержать. Это движение удивляет его, и он опускает Спенсера, прежде чем потянуться назад и попытаться схватить меня.

— Что ты делаешь? — он ворчит, пытаясь оторвать меня от себя, но я держусь крепко. Я закрываю ему глаза одной рукой, чтобы сбить его с толку и заставить отойти от Спенсера, который сейчас корчится на земле.

Я смотрю в глаза Спенсеру и дико жестикулирую ему свободной рукой, все еще висящей на спине Феникса.

— Чего ты ждешь? — спрашиваю я, слегка раздраженная тем, что он никак не реагирует на мои попытки. — Беги. Беги.

Феникс рычит и отрывает мою руку от своего лица, используя свою хватку, чтобы развернуть меня к себе лицом, пока Спенсер спотыкается на ногах.

Он обнимает меня, зажав между своими большими руками. Его ноздри раздуваются, а в глазах полыхает яростный огонь.

— Думаешь, защищать его — хорошая идея?

Он откидывает голову в сторону, видя, как Спенсер начинает хромать и бежать прочь.

— Лучше бы ты, мать твою, бежал. — Феникс рычит и начинает бежать за ним, но я обхватываю его за талию и своим весом удерживаю его на месте.

Его грудь яростно вздымается, когда он смотрит, как Спенсер исчезает в ночи. Когда он наконец оглядывается на меня, его челюсть дергается от бешеной энергии.

Он выглядит совершенно безумным.

Я ослабляю хватку и пытаюсь отступить, но он хватает меня за челюсть и прижимает к стене, отчего у меня начинают трещать кости.

— Какого черта ты с ним делала?

Я отрываю его руку от своей челюсти и пытаюсь отпихнуть его назад, но он только прижимается ближе, зажав мои руки между нами.

— Главный вопрос в том, почему ты ведешь себя как ненормальный псих? — я кричу, звук отскакивает от стен темного переулка, в котором мы стоим. — Почему ты напал на него? Почему ты снова вмешался в мою жизнь? В последний раз, когда мы разговаривали, ты ясно дал понять, что тебе на меня наплевать, так что просто уходи. То, что я делаю со своей жизнью, не имеет к тебе никакого отношения.

— Меня это касается. — Он усмехается, тесня меня еще больше.

— Как? — спрашиваю я, озадаченная. — Как это может тебя касаться?

— Просто касается. — Он отвечает, сжав челюсти и глядя на меня сквозь опущенные веки.

— Нет, — говорю я, неистово тряся головой. — Нет. Этого недостаточно. Скажи мне, почему. Скажи мне, почему это имеет для тебя значение.

— Я не должен тебе ничего отвечать.

— Да, блять, так и есть. Ты вмешался, ты причинил ему боль, ты...

— Сделал то, что я сделал бы с любым мужчиной, который прикоснулся к тебе! — он рычит, слова злобно срываются с его губ, когда он снова хватает мое лицо и наклоняет его к себе. — То же самое я сделаю с любым мужчиной, который прикоснется к твоим гребаным губам. — Рычит он, его взгляд полон гнева. — Я видел, как он лапал своими чертовыми руками твои ноги, бедра, лицо. Прикасался к твоему телу так, будто любая его часть принадлежит ему, хотя у него нет на тебя никаких гребаных прав.

Я ошеломлена его признанием. Он сжимает в кулак мои волосы, а его пальцы перебирают густые пряди, и в горле раздается стон.

— Он жив только потому, что ты вмешалась, — говорит он, прежде чем прикоснуться губами к моей шее и сильно укусить. Я взвизгиваю, когда чувствую, как его зубы впиваются в кожу. — И ты заплатишь за эту ошибку.

Он втягивает кожу в рот, жадно всасывая ее, как какой-то обезумевший вампир. Я схожу с ума от внезапного, неожиданного вожделения и борюсь за свою жизнь, пытаясь противостоять дымке желания.

Он никогда не прикасался ко мне так, и я ошеломлена таким поворотом событий. В моей киске разливается жидкий жар, а живот сводит от тоски: все в моем теле умоляет меня выгнуться для него.

— Я..., — пытаюсь я, но теряю всякую связную мысль, когда его пальцы танцуют по моим бедрам, под подолом юбки и над кружевными стрингами, и опасное рычание срывается с его губ, когда он чувствует ткань. — Я не принадлежу тебе, Феникс.

Он отстраняется и смотрит на меня сквозь прищур глаз.

— Поэтому на тебе трусики, которые так и кричат о том, чтобы тебя трахнули? Ты собиралась позволить ему трахнуть тебя сегодня вечером?

Его голос едва различим, он искажен иррациональным чувством собственничества. Я знаю, что не должна его раздражать. Я слышу по его тону, что он близок к тому, чтобы сорваться.

Но, возможно, именно этого я и хочу.

Может быть, я шесть лет ждала, надеялась на лучшее, а он продолжал игнорировать меня.

Пришло время прыгнуть со скалы и сбросить его вместе с собой. К тому же он ясно дал понять, что намерен трахаться с кем хочет и когда хочет, так почему бы не бросить ему это в лицо и не посмотреть, понравится ли ему вкус его собственного лекарства?

Где бы она ни таилась все эти годы, выпустить свою внутреннюю плохую сучку Сикс и устроить ему шоу.

— Это ты сказал, что это помолвка и брак только по расчету. Что ты будешь трахаться с другими людьми. Так почему тебя это волнует? — я провожу пальцами по его груди, а затем поднимаю глаза и встречаюсь с его глазами. — Я бы позволила тебе смотреть, если бы ты этого хотел, но тебе не нужно было портить мне удовольствие.

Его кулак ударяется о стену рядом с моей головой, и он яростно рычит. Он отпускает мои волосы и хватает меня за горло, а затем срывает с меня стринги.

Мои губы раздвигаются в шоке, и он запихивает трусики мне в рот, зажав их рукой.

— Не говори больше ни слова, — предупреждает он, нависая своим ртом над моим, пока его пальцы спускаются к моей киске. — Держи этот милый маленький ротик закрытым, пока ты не сказала что-то, из-за чего тебя свяжут и навсегда запрут в моем подвале.

Он раздвигает складки моей киски одной рукой и грубо проводит пальцами по моему входу, мои соки смазывают ему путь. Мои глаза закатываются на затылок, когда он проводит пальцами по моему входу, слегка надавливая, но не проникая в меня.

Он со злой ухмылкой подносит пальцы к моему лицу.

— Посмотри, какая ты мокрая для меня, — рычит он с нотками удивления в голосе, развратно осматривая свои пальцы так, что из меня вытекает еще больше возбуждения. — Для меня. Не для кого-то другого.

Он всасывает их в рот и закрывает глаза, словно смакуя мой вкус. Затем стонет так низко, что я чувствую, как по коже пробегает дрожь.

— Долгие годы я гадал, какая ты на вкус — сладкая, как ангел, которым ты притворяешься, или горькая, как дьявол, которого, как я знаю, ты прячешь внутри.

Он медленно опускается на колени, его глаза не отрываются от моих все время, пока его лицо не оказывается в нескольких дюймах от моей киски. Он задирает мою юбку на талии, полностью обнажая меня.

Я должна была бы беспокоиться о том, что люди, проходящие мимо переулка, увидят нас вот так, увидят меня полностью выставленной напоказ, но все, на чем я могу сосредоточиться, это на том, как он продолжает смотреть в мои глаза с полным превосходством, даже когда он стоит передо мной на коленях.

Наконец, спустя, как мне кажется, несколько часов, он опускает взгляд на мою киску, и в его груди раздается глубокий гул.

— Такая красивая, — мурлычет он, и я чуть не кончаю на месте, когда он большими пальцами раздвигает меня и осматривает поближе. — Я всегда знал, что у дьяволицы красивое лицо. Оказывается, у нее еще и красивая киска. — Он говорит, прежде чем закинуть одну из моих ног себе на плечо и нырнуть внутрь.

При первом же прикосновении его языка к моему клитору я вскрикиваю, хотя звук получается приглушенным трусиками, все еще находящимися у меня во рту.

Он лижет меня во второй раз, и я снова вздрагиваю. От шока каждое движение его языка по моим складочкам становится еще более чувствительным.

— Черт, ты что, кричишь, Сикс? — спрашивает он, глядя на меня сверху, потирая большим пальцем мой клитор. Я не могу смотреть на него, я бьюсь о стену, выгибаясь в его прикосновениях и ища большего трения, большего контакта, большего чего угодно. — Я бы хотел вытащить трусики у тебя изо рта, чтобы услышать, как ты свободно кричишь, но это для твоей же безопасности. Ты не хочешь знать, что я сделаю с тобой, если ты заговоришь о том, чтобы заставить меня снова смотреть, как ты трахаешься с другим мужчиной.