5

5





Когда через несколько дней заканчивается мое последнее занятие на этот день, мое сердце сильно бьется где-то в горле от волнения.

Сегодня открытие нашего сезона, игра с другой международной школой недалеко от Женевы, и я не уверена, что готова.

Я посещала каждую тренировку и даже добавила пару дополнительных пробежек в свой распорядок дня, чтобы подготовиться настолько, насколько это возможно, и все же впервые за долгое время в моей уверенности появилась небольшая трещина.

Меня пугают навыки моих товарищей по команде на тренировках. Если наши соперники хоть немного приблизятся к их уровню ― а я уверена, что так оно и будет, ― то нам предстоит тяжелая девяностоминутная игра.

У меня спортивная стипендия в АКК, так что мое присутствие здесь зависит от результатов.

Сомнение и тревожный голос в моей голове заставляют меня сомневаться, достаточно ли я хороша, чтобы быть здесь. Если, может быть, они не совершили ошибку, приняв меня вместе с Беллами.

― Эй, ― говорит Беллами, идя в ногу со мной в коридоре и прерывая мои размышления. ― Мне действительно жаль, что я не смогу быть на игре.

Они с Роугом поссорились, и это переросло в небольшую драку, так что в обозримом будущем каждый день она будет сидеть под арестом, расставляя вместе с ним книги в библиотеке.

― Все в порядке. ― Говорю я ей, прежде чем добавить: ― И не волнуйся, ты все равно получишь традиционный отчет после игры.

― Ты знаешь, что они мне по-настоящему нравятся только тогда, когда я получаю эпизод за эпизодом из нескольких разных версий произошедшего.

― И я всегда так и делаю, не так ли? Помню время, Сара Фримен случайно попала мячом в птицу, и я дала тебе ее и птичью версию произошедшего?

Она съеживается.

― Уф. Да, это было яркое описание. Дэвид Аттенборо гордился бы.

Мы смотрим друг на друга некоторое время, прежде чем разразиться смехом.

От смеха напряжение покидает мое тело, расслабление позволяет мне дышать немного свободнее, чем раньше.

― Чувствуешь себя лучше? ― Спрашивает она.

― Да, немного.

― Не нервничай. Ты будешь лучшей, я это знаю. ― Говорит она, ее уверенность во мне непоколебима, как всегда. ― Хочешь, я заплету тебе волосы в косу?

― Естественно.

Я всегда собираю волосы во французскую косу для игр, которую обычно заплетают Беллами или Триш.

Поначалу это был самый надежный способ убирать волосы с лица, но с годами он превратился скорее в талисман на удачу. Единственный раз, когда я не заплела их в косу и вместо этого собрала в простой хвост, был два года назад.

Мы проиграли со счетом 4:1.

Очевидно, я знаю, что между этими двумя явлениями нет никакой связи, но, как и большинство спортсменов, я суеверна. Заплетать волосы ― это всего лишь часть моего ритуала перед игрой.

― Удачи тебе там.

Я поворачиваюсь и вижу Риса, прислонившегося к ряду шкафчиков, со скрещенными руками и одной лямкой рюкзака, свободно обернутой вокруг его плеча, когда он смотрит на меня.

То, как сложены его руки, заставляет мышцы его груди и бицепсы напрягаться под тканью его черной рубашки.

― Спасибо. ― Коротко отвечаю я, хватаю Беллами за руку и начинаю уходить.

― Хоули. ― Говорит он, останавливая меня на полпути. Он ждет, пока я повернусь, но продолжает, когда я этого не делаю. ― Это их центральный защитник. Она смертельно опасна один на один. Попытайся передать мяч, прежде чем вступать с ней в бой.

От его слов у меня встают дыбом волосы, и я, наконец, поворачиваюсь к нему лицом.

Гнев отчетливо слышен в моем голосе, когда я говорю.

― Я спрашивала твое мнение?

Он просто слегка улыбается мне, пожимает плечами и отталкивается от шкафчика. Я думаю, что он собирается подойти ко мне, но вместо этого он уходит в противоположном направлении, оставляя меня стоять посреди наполовину заполненного коридора.

Я оглядываюсь на Беллами, теперь уже разгневанная. Одно дело, когда я сомневаюсь в себе, и совсем другое, когда кто-то другой высказывает это, особенно он.

― Я думаю, он просто пытался помочь. ― Говорит Беллами, бросая на меня неуверенный взгляд.

― Да пошел он к черту.

― Да, ты права, к черту его. ― Она отвечает решительным кивком. ― Давай, заплетем тебе волосы, прежде чем мне придется явиться на наказание.



Игра жестокая, как и ожидалось.

Мы проигрываем со счетом 1:0, до перерыва осталось пять минут, а последние полчаса идет сильный дождь.

Мои мышцы молят о пощаде, моя коса полностью разрушена дождем, волосы прилипли к лицу таким образом, что вызывают все сенсорные проблемы, которые у меня когда-либо были, а видимость плохая.

У нас осталось всего пара ходов, которые нужно разыграть до окончания игры.

Как раз в тот момент, когда я думаю об этом, один из моих товарищей по команде делает феноменальный пас мне по центру, и я беру мяч, прежде чем запустить его вверх по краю поля.

Игрок приближается ко мне слева, но я быстро справляюсь с ней, отклоняясь в одну сторону и заходя в другую, когда пересекаю среднюю линию.

Я чувствую, что моя выносливость иссякает, сочетание общего напряжения и погодных условий истощили меня, но я продолжаю.

Я вижу, что кто-то быстро бежит ко мне, и веду мяч, пытаясь вывести ее из равновесия. Маневрируя вокруг нее, я плавно пинаю мяч между ее ног.

Это работает, но она так же быстро разворачивается и оказывается на мяче раньше меня.

Черт.

Черт.

Девушка завладевает мячом, легко манипулируя им между ног, чтобы избежать моих ударов, когда поворачивается к моему концу подачи.

Я нацеливаюсь, чтобы выбить мяч, но промахиваюсь.

Мой импульс в сочетании с проливным дождем заставляют меня проскользнуть мимо нее, не в силах удержать себя на месте. Наконец я останавливаюсь, когда мое тело почти выходит за пределы досягаемости.

Все, что я могу сделать, это беспомощно наблюдать, как она пробегает мимо меня, имя на ее спине прекрасно читается, несмотря на погоду, и дразнит меня, как дурной сон.

Хоули.

Гнев мгновенно поднимает меня на ноги, и я бегу за ней, но слишком поздно.

Она передает мяч в центр поля. Ее партнер по команде, открытый настежь, получает мяч, поворачивается и красивым ударом отправляет мяч мимо нашего вратаря в сетку.

На том же дыхании судья дает свисток, объявляя конец игры.

Тревога скручивается у меня в животе, и я вынуждена отвести взгляд от их торжества.

Это могла бы быть я.

Я была так близка к тому, чтобы вернуть нас в игру, и в одно мгновение, допустив одну ошибку, я все испортила.

Все просто ― меня переиграли.

Если эта игра хоть как-то показывает, как мое выступление отразится на соревнованиях, то мне нужно еще больше сосредоточиться на тренировках.

Как бы мне ни хотелось опустить плечи, склонить голову и позволить своему разочарованию увести меня с поля, я слышу голос Триш в своей голове, ясный, как звон колокола.

― Лидеров определяют по тому, как они реагируют на поражения, а не на победы. Так что подбородок выше и плечи назад! ― говорила она мне.

Я расправляю плечи и изображаю улыбку на лице, когда подходят мои товарищи по команде. Произношу короткую речь и обнимаю их всех, когда они направляются в раздевалку.

После того, как я благодарю рефери, я начинаю трусцой двигаться к зданию и, надеюсь, приму очень долгий и очень горячий душ.

Поднимаю взгляд, и мои глаза мгновенно замечают темную массу, парящую на трибунах.

Это не более чем безликий черный контур, утопающий в белом тумане, но он предстает передо мной как зловещий призрак.

Когда я подхожу немного ближе, видимость проясняется, и я вижу его. Туман расступается перед его большим телом, как будто он подчиняет его своей воле.

Он все еще достаточно далеко от меня, чтобы я не могла разглядеть выражение его лица, но я вижу, что он промокший.

Вода стекает с него волнами, а не ручейками.

Он, должно быть, стоял там какое-то время, чтобы так промокнуть.

Я знаю, что он, должно быть, недоволен, и все же у него все еще эта приводящая в бешенство вездесущая ухмылка на лице.

Та, которая находится где-то между довольством и ленивой наглостью и не имеет права заставлять мою нижнюю часть живота сжиматься так, как это происходит.

Он пришел сюда только для того, чтобы позлорадствовать?

Ранее он был прав. Хоули обыграла меня один на один, лишила меня верного гола и похоронила нас безопасным голом для них.

Он знал сильные стороны игрока, с которым никогда бы не столкнулся, в отличие от меня.

Раздражение на себя проявляется как гнев, направленный на него. Я открываю рот, чтобы что-нибудь крикнуть ему, но он разворачивается на каблуках и уходит, оставляя меня ошеломленной позади.

Дважды за сегодняшний день он был тем, кто уходил от разговора. Это в два раза больше, чем он когда-либо делал раньше.

Я должна быть взволнована тем, что он отступает и теряет интерес.

И, очевидно, так и есть.

Потому что Нера была права, и похоже, что ему становится скучно и, вероятно, он хочет перейти к более интересной цели.

Но крошечная, бесконечно малая часть моего желудка скручивается при этой мысли.



Возвращаясь в Загон, я вхожу прямо в дверь нашей квартиры и позволяю себе упасть лицом на диван, на глазах у Неры и Сикстайн.

― Они лишат меня стипендии. ― Драматично говорю я, и все тут же оборачиваются на мои слова.

― Ладно, королева драмы. ― Говорит Сикс, плюхаясь на стул рядом со мной и толкая меня в плечо. Я поднимаю глаза и вижу бокал шампанского, который она протягивает мне. Я бросаю на нее вопросительный взгляд. ― Выпей это. Есть причина, по которой француженки так хорошо выглядят, это помогает справиться со стрессом.

― Сегодня понедельник.

― Мы в Европе. ― Отвечает она, беспечно пожимая плечами.

Я стону, переворачиваясь на спину и хватая подушку.

― Я собираюсь задушить себя до смерти. ― Говорю я, прижимая ее к своему лицу.

― Это твоя первая игра в чужой стране, где ты, вероятно, играешь в футбол совершенно иного стиля, чем ты привыкла. ― Вмешивается Нера: ―Дай себе передышку. Ты не можешь стать совершенной за одну ночь.