33

33





Неделя Дня благодарения в Обонне стала одной из моих самых любимых с тех пор, как мы сюда переехали.

Роуг и Беллами снова вместе и счастливы как никогда. Кроме того, что мне приятно снова видеть ее сияющей, мне нравится, что она рядом, когда я ночую у Риса.

Когда мы росли, мы мечтали о том, чтобы встречаться с братьями, и тогда мы могли бы устраивать такие ночевки вместе. Роуг и Рис не родные по крови, но они братья во всех остальных отношениях, что важно. И мы получаем ночевки, о которых всегда мечтали.

Не то чтобы мы с Рисом встречались... технически.

Мы стараемся не называть это иначе, как «эксклюзивные отношения», о чем Рис напоминает каждому мужчине, который оказывается в радиусе пяти футов от меня, включая его друзей, но это больше похоже на отношения, чем у меня не было даже с Картером.

Меня удивляет, как быстро и плавно мы вошли в этот ритм. Между нами не было никакой неловкости, никаких колебаний, мы просто ныряли в это с головой.

Мы все время вместе, а если и проводим время порознь, то постоянно переписываемся. Когда мы не занимаемся вместе, мы разговариваем, отдыхаем с друзьями, смотрим фильмы или занимаемся сексом.

Очень много занимаемся сексом.

Как и практики, которые он придумывает для меня, он очень изобретателен в способах и местах, где он меня трахает. Он жаден и боготворит мое тело, иногда часами просто целует и покусывает мои изгибы, ест меня, а потом трахает до беспамятства.

Но самое привлекательное его качество, помимо голоса, улыбки и того, как он называет меня «любимая» или «Сильвер», ― это его верность.

Это самое удивительное в нем.

Когда мы на занятиях, я замечаю, как его сокурсницы хлопают ресницами и хихикают чаще и глупее, когда работают с ним в паре. Он, кажется, не замечает этого, его глаза обычно устремлены на меня, и он подмигивает мне, когда замечает, что я наблюдаю за ним.

Когда мы находимся на вечеринке, девушки слетаются к нему, как только он идет выпить в одиночестве. Он вежливо отвечает, наливая себе добавку, его глаза находят меня на танцполе, и заговорщическая улыбка кривит уголки его губ.

Его невольные заверения только разжигают пламя моих чувств к нему, которые, к сожалению, за последние пару недель вышли из-под контроля.

Правда, я не думаю, что это моя вина.

На самом деле, это, безусловно, его вина.

Он настолько заботлив и внимателен в своих поступках, что у меня, естественно, замирает сердце.

Он выкраивает несколько часов из своего дня, в любую погоду, чтобы сделать меня лучшим спортсменом. Он приходил на все мои игры и писал мне свои мысли по поводу игры, чтобы я могла прочитать их, когда буду переодеваться. Он проводит выходные, показывая мне Женеву и Обонну, рассказывая мне все, что он знает об истории этого места.

Он даже доставил мне тако из моего любимого заведения в Чикаго только потому, что я очень хотела их съесть. Однажды один из ассистентов зашел на кухню, неся коробку с тако карнитас, приготовленными с такой заботой и вниманием, что можно было подумать, что это драгоценности короны.

А еще у него есть постоянное напоминание обо мне в виде моей пушистой розовой резинки для волос. С тех пор как я впервые заметила, что она у него есть, она каждый день непременно оборачивается вокруг его запястья.

И я должна была не влюбиться в него?

Миссия провалена.

Я проиграла битву с самой собой. Соревновательная часть меня совершенно не любит принимать эту любовь, но теперь я ничего не могу с этим поделать.

Отсутствие ярлыков в наших отношениях означает, что я не знаю, как обстоят дела с «любовью». Он по-прежнему категорически против этой идеи, и наше время, проведенное вместе, нисколько не смягчило его решимости?

Или же он, надеюсь, хотя бы немного более открыт к идее того, что мы будем вместе в течение длительного времени, и тогда угроза нашего скорого разрыва будет снята?

Я не знаю, и это гложет меня сейчас, когда я испытываю сильные чувства.

― Ты готова, любимая? ― спрашивает Рис, входя в спальню, когда я заканчиваю наносить тушь перед его зеркалом.

Он подходит ко мне, его руки находят мою талию, он зарывается головой в мою шею и вдыхает.

― Ты наносишь на свою кожу наркотики или что-то в этом роде? Может быть, какая-то темная магия? Если я долго не ощущаю твоего запаха, я снова начинаю его жаждать. ― Он мурлычет, глубоко вдыхая, прижимаясь к моей шее и задерживая дыхание, как будто смакуя запах. ― Я внизу всего десять минут, Сильвер, это становится неудобным.

― Ты хочешь встречаться с другими людьми? ― Я спрашиваю прямо, чувствуя, что мне нужно отступить и защитить себя от этой ситуации, которая может причинить мне боль.

Мне нужно знать, в каком положении я нахожусь.

Он отшатывается, словно я только что выстрелила в него, и поворачивает меня так быстро, что я теряю опору. На мгновение его сильные руки ― единственное, что удерживает меня в вертикальном положении.

― Что, черт возьми, ты только что сказала? ― спрашивает он, его голос вибрирует от едва скрываемого гнева.

― Я спросила, хочешь ли ты встречаться с другими людьми. ― Я повторяю, и сердце бешено стучит в моих венах.

― Я обнимаю тебя, говорю, что скучаю по тебе, когда мы проводим в разлуке всего десять минут, а ты спрашиваешь меня, не хочу ли я... чего именно? Встречаться с кем-то еще? Трахаться с кем-то еще? ― говорит он, вцепившись в мою руку до синяков, чтобы встряхнуть меня. Я вздрагиваю, когда он упоминает о том, что трахается с другой девушкой, мне противны даже слова, которые звучат с его губ. ― Ты пытаешься вывести меня из себя?

― Да, ― отвечаю я, желая подтолкнуть его к этому разговору, потому что я слишком большая трусиха, чтобы поступить иначе.

Он вскидывает брови и хмурится.

― Почему?

― Потому что, может быть, нам стоит покончить с этим.

― Мы ни с чем не покончим, ― выплевывает он, снова встряхивая меня: ― Я задал тебе вопрос, Сильвер.

― Ты мне нравишься. ― Признаюсь я, избегая его взгляда.

Он ослабляет хватку, встает во весь рост, и его брови опускаются еще ниже. Когда я не продолжаю, он говорит:

― Хорошо? В чем проблема?

― Ты мне нравишься, нравишься, ― уточняю я, делая ударение на слове «нравишься». ― Очень.

Господи, я не скоро получу приз за свои романтические заявления.

― Хорошо? Ты мне тоже чертовски нравишься. Я все еще не понимаю, в чем тут проблема, ― говорит он, почесывая бровь, глядя на меня с растерянностью, все еще написанной на его лице. ― Но встречаться с кем-то еще ― это, блять, не дело.

― Подожди. ― Я говорю, поднимая руки вверх между нами. ― У тебя есть чувства ко мне?

― Так вот в чем дело? ― спрашивает он, протягивая руку, чтобы взять меня за подбородок. ― Конечно, у меня есть к тебе чувства.

― Не говори «конечно», как будто это что-то очевидное для меня. Это не так. Это ты сказал, что любовь для тебя не существует, и я решила, что все чувства не настоящие. Что это просто одностороннее чувство с моей стороны, и ты никогда не влюбишься так, как я. Это не самое приятное чувство, могу тебе сказать...

Мои слова замирают в горле, когда его рука перемещается с моего подбородка на щеку. Его лицо медленно опускается вниз, и он касается своим носом моего носа, прежде чем накрыть мой рот своим.

Поцелуй медленный и чувственный, миллион недосказанных вещей передаются в этом танце наших языков. Его пальцы впиваются в мое бедро, проводят по моим щекам и шее, и он держит меня так, словно я могу уплыть, если он этого не сделает.

Мы целуемся беззаботно в течение долгих минут, полностью захваченные друг другом. Наконец он отстраняется с прерывистым дыханием и осыпает поцелуями мою челюсть и шею.

Он отстраняется и смотрит на меня сквозь прикрытые веки, в его темно-синем взгляде светится тоска.

― Ты не единственная, кто потерял бдительность, Сильвер, ― шепчет он, поглаживая большим пальцем мою щеку.

Я обхватываю его за шею и подпрыгиваю, обхватывая ногами его талию. Его руки обхватывают мою задницу, а пальцы жадно впиваются в мою плоть, удерживая.

Он ведет нас назад к кровати, а я провожу руками по его шее и мягким волосам, нежно лаская их. Когда его ноги упираются в край кровати, он садится, держа меня на коленях, раздвигая свои ноги и располагая мои по обе стороны от себя.

Воспользовавшись тем, что он отвлекся, я хватаюсь за несколько локонов и дергаю, открывая его горло для меня.

Мой рот смыкается вокруг участка кожи у основания его шеи, и я посасываю его, проводя по нему языком. Я слышу грубое шипение Риса прямо над моим ухом.

Я кусаю его, стараясь пометить его, как он всегда помечал меня.

Если бы я могла сделать это навсегда, я бы сделала.

― Мой, ― прорычала я, прижимаясь к его коже, а затем прижалась губами к его губам.

В его груди раздается довольное рычание, а его руки переходят с моей талии на соски через кружевной бюстгальтер.

― Нет, ― задыхаюсь я, безуспешно пытаясь оторвать свои губы от его губ. ― Мы не можем. Они ждут нас внизу.

Мы готовились к походу на рождественский рынок в Женеве вместе с Роугом и Беллами. Я уверена, что они уже в фойе, и, скажем так, Роуг не из тех, кто заставляет себя ждать.

Он прижимает меня к себе, не позволяя сдвинуться с места.

― Рынок никуда не денется. ― Возражает Рис, его опытные пальцы пытаются стянуть мой топ с пояса юбки, чтобы открыть доступ к моей обнаженной коже.

Он набрасывает его на мою грудь, а его губы в тот же миг спускаются вниз, чтобы поцеловать просторы моей кожи.

― А я хочу глинтвейна. ― Я жалуюсь, играя с его волосами, пока он целует мой пупок.

― Я принесу тебе столько глинтвейна, сколько ты захочешь, любимая, ― горячо шепчет он в ответ, его рука тянется под юбку, чтобы прорвать дырку на колготках прямо над моей киской. ― Только позволь мне сначала войти в тебя.

От его грязных слов у меня внизу живота становится влажно.

Он пристально смотрит мне в глаза, смачивает два пальца во рту и подносит их к моему центру. Я выгибаюсь навстречу его прикосновениям, мои бедра стремятся к большему, призывая его ввести эти пальцы в меня, но он отстраняется и возвращает их назад, чтобы погладить мой клитор.