Безумная реакция моего тела на это заявление — тепло, разливающееся в животе. Вспомнив разговор с Тайер, состоявшийся менее пяти минут назад, я заглушаю эти чувства напоминанием о том, что для него все это — игра.

— Какая честь! — саркастично отвечаю я.

Я скорее чувствую его присутствие, чем слышу его движения, когда он подходит и встает позади меня. Я склоняюсь над комодом, выбирая несколько нарядов и запихивая их в сумку на ночь. Так близко, он совершенно затмевает меня, его высокая фигура возвышается надо мной, а макушка моей головы едва касается его подбородка. Он наклоняется надо мной, и его горячее дыхание дразнит мою шею, а его рука проникает между моих ног и прижимается к внутренней стороне бедра.

Он не касается моей киски через джинсы, но его прикосновение почему-то более горячее. Он задерживается на верхней части внутренней поверхности моей ноги, обхватывая бедро горячим захватом. Его дыхание щекочет место за моим ухом, и по моей плоти бегут мурашки. В его прикосновениях нет ничего сексуального по своей сути, но это самый эротичный способ, которым он меня обнимал до сих пор. Он покусывает раковину моего уха, а его рука поднимается вверх, чтобы взять меня за задницу. Он резко шлепает ее, отчего я задыхаюсь.

— Следи за своим умным ртом. В следующий раз я оттрахаю его даже с Тайер в соседней комнате. — прорычал он мне в ухо.

Когда мы подъезжаем к его дому, я в очередной раз поражаюсь его размерам. Без сотен студентов фойе кажется еще больше, чем я помню.

— Я забыла, что твои родители не живут с тобой в этом огромном особняке. Неужели твой отец никогда не приходит домой?

Температура в комнате падает примерно на сто градусов, когда эти слова вылетают из моего рта. Его гнев пронзает меня, и я на мгновение замираю от него. С тех пор как мы заключили перемирие, его характер занял... пассажирское место. Он еще не совсем на заднем сиденье, но, по крайней мере, мы убрали его с водительского места, где он принимает решения.

Я знаю, что его мама ушла, но я не ожидала, что его отец окажется для него таким спусковым крючком. Страх бежит по моим венам, когда я вижу, как он пытается сдержать свой гнев. Он бросает на меня взгляд, от которого у меня холодеют поджилки.

— Не разговаривай до конца ночи.

— Что...

Его рука душит меня прежде, чем я успеваю закончить слово. Он сжимает мне горло.

— Я сказал, — рычит он в дюйме от моего лица. — Не говори, блять.

— Роуг.

Резкий голос раздается слева от меня. Это Рис.

С ним Феникс. Он подходит к Роугу.

— Давай пройдемся.

Его рука обхватывает плечо в жесте, который на первый взгляд дружелюбен, но под ним скрывается не очень тонкое предупреждение.

Роуг отпускает меня. Его глаза несколько раз пробегают туда-сюда между моими, прежде чем он поднимается по лестнице.

Я знала, что это очень плохая идея. Мы даже не успели дойти до входа в его дом, как все рухнуло.

— Ты в порядке? — Рис стоит рядом со мной, озабоченность отражается на его красивом лице. Я киваю.

— Черт, он тебя обидел? — спрашивает он, откидывая мою голову назад, чтобы осмотреть синяки на шее, которые, как я знаю, остались от засосов Роуга.

— Не трогай ее, мать твою. — Роуг застывает у подножия лестницы, его смертоносные глаза устремлены на нас.

Рис без слов опускает руку и молча смотрит, как Феникс хватает Роуга и выталкивает его за дверь. Его глаза не отрываются от нас, пока он не исчезает через главный вход.

— Он ничего не сделал. Это, э-э, кое-что другое. — Я говорю, запинаясь, так как не могу найти слов, чтобы объяснить засос.

Он слегка улыбается, а затем становится серьезным.

— Что случилось? — Он спрашивает, что его спровоцировало.

Я не уверена, что хочу ему отвечать. Судя по реакции Роуга, это не то, о чем он хочет говорить. Я не хочу усугублять ситуацию, рассказывая о ней его другу, даже лучшему другу.

Рис чувствует мою нерешительность.

— Все в порядке, тебе не обязательно говорить мне. Я и так могу догадаться. — Он говорит это таким тоном, который явно говорит о том, что он знает об этом гораздо больше, чем я.

Я схватила сумку, которую уронила на пол.

— Слушай, я действительно должна прекратить болтать. Можешь показать мне его комнату, и я уйду с дороги?

— Его комнату? — спросил он, смутившись.

Я достаю свой телефон и набираю сообщение в «Заметках».

Он хочет, чтобы я ночевала здесь на время нашей сделки.

Рис весело смеется.

— И ты согласилась?

Я сардонически вскидываю бровь.

Думаешь, он принял «нет» за ответ?

— Справедливо. Но почему ты слушаешь его о том, что нельзя разговаривать? Его здесь даже нет.

Я пожимаю плечами.

Уговор есть уговор. К тому же я не хочу злить его еще больше, чем он уже злится.

Он гримасничает.

— Справедливо. Я тоже не хочу злить его еще больше, поэтому будет лучше, если мы не будем вместе, когда он вернется обратно. — Он берет мою сумку для ночевки и наклоняет голову в сторону лестницы. — Пойдем, я провожу тебя наверх.

Я внутренне краснею, вспоминая, как в последний раз была в этом коридоре. На этот раз Рис направляет меня в спальню слева. Декор безличен, и не чувствуется, что это жилое помещение.

— Роуг не разрешает никому оставаться в своей спальне, так что это одна из гостевых комнат.

По крайней мере, здесь есть постоянные напоминания о моем месте, которые помогают мне не терять голову. Я улыбаюсь ему в знак благодарности, и он уходит, пожелав мне спокойной ночи.

Спустя несколько часов я лежу в постели. Я бесконечно ворочаюсь в поисках сна, который никак не наступает. Я не могу заставить свой мозг перестать вихриться от тревожных мыслей и отключиться на ночь.

Он все еще не вернулся.

Я злюсь на него. Не за то, как он меня схватил, а за то, как он использовал нашу сделку, чтобы заставить меня замолчать. Может быть, в его мире это и естественно — сказать женщине, чтобы она заткнулась, но не в моем. То, что он поступил так, как он просил, было чисто спортивным актом и здоровой дозой самосохранения, но я в ярости.

Однако у узла в моем животе есть и другое название. Беспокойство. Потому что, независимо от его реакции или от того, как он набросился, я сказала что-то, что пробилось сквозь его стены и задело за живое.

Обида обычно маскируется под такой же взрывной гнев. Я также не хочу подвергать его психоанализу и придавать ему большее значение, чем он заслуживает.

Возможно, он просто мудак без всякой причины.

Я рада, что Феникс с ним. Не то чтобы я его совсем не знаю, но, по крайней мере, Роуг не один. Интересно, что он задумал и есть ли с ними еще кто-нибудь.

Я надеюсь, что они одни.

Мне хочется задушить себя подушкой за то, что я такая глупая. Я быстро вздрагиваю. Я не могу оставаться в постели ни секунды дольше. Я сбрасываю с себя одеяло и замираю, услышав шум в коридоре.

Роуг. Он вернулся.

Судя по звукам, которые я могу разобрать, он открывает дверь и заглядывает внутрь. Она закрывается, я полагаю, за ним, пока я не слышу его приближающиеся шаги.

Я бросаюсь обратно на матрас, натягиваю на себя одеяло и притворяюсь спящей.

Я успеваю как раз вовремя.

Через несколько секунд дверь в мою комнату открывается. Я стараюсь, чтобы мое дыхание было ровным, а мышцы лица расслабленными, когда слышу его приближение.

Он стоит на моей стороне кровати, надо мной, и молча смотрит на меня сверху вниз. Мне хочется открыть глаза и увидеть его лицо, но я не хочу новой стычки.

Я слышу звон ремня, затем звук падающей на пол ткани. Он переходит на другую сторону кровати. Я не была уверена, будет ли он спать здесь со мной или в своей спальне, но, предполагая, что он присоединится ко мне, я использовала декоративные подушки и выстроила их в ряд, чтобы создать стену, отделяющую мою часть кровати от его.

Он громко фыркает. Вслед за этим раздается звук падения чего-то на пол.

Он сбрасывает все подушки с кровати.

Забирается под одеяло и ложится на бок, а затем обхватывает меня за талию и прижимает к своему твердому телу. Сразу же тепло его тела переполняет меня, окутывая уютным коконом. Я чувствую, как его рельефные мышцы прижимаются к моей спине, а его сильная рука обхватывает меня, защищая, что, как ни странно, заставляет меня чувствовать себя в безопасности.

От него пахнет бурбоном и сигаретами. Это такой грубый мужской запах, который полностью ему подходит. Незаметно для себя я вдыхаю глубже.

Я не задаюсь вопросом, почему облегчение — это доминирующая эмоция, которую я испытываю, когда не обнаруживаю на нем никаких незнакомых запахов.

Я чувствую, как его сердце бьется о мою спину, когда он опускает голову рядом с моей, и его дыхание овевает мои волосы.

— Ты не спишь?

Я не отвечаю, следя за тем, чтобы мое дыхание было ровным, а тело оставалось невесомым. Он опускает голову и целует мое обнаженное правое плечо, бормоча то, что, как я полагаю, является его версией извинения на моей коже.

— Я виноват.