Глава 47

Каждый шаг вверх по лестнице — настоящая пытка. У меня такое чувство, будто на животе расходятся швы, по вискам стекает пот. Я даже не хочу знать, что происходит с моим разрезом. Откуда мне знать, что Трейси правильно провела хирургическую процедуру? Она солгала о том, что она гинеколог. Что, если она еще и солгала о том, что она хирург?

Трейси вынуждает меня продолжать движение, сильнее вжимая ствол пистолета в мою поясницу. У меня возникает искушение встать как вкопанная не потому, что не хочу подчиняться ей, а потому, что мое тело медленно теряет силы двигаться дальше. Я знаю, что до вершины осталось всего несколько шагов, но мне не помешало бы отдохнуть.

Разум умоляет сдаться, но это не вариант. У меня нет желания умирать. Если умру, я даже не хочу думать о том, что она сделает с моим ребенком. Что, если она выместит зло на ней?

Сжимая вспотевшей ладонью перила, я продолжаю путь.

— Чего так долго?

Не могу поверить, что у нее хватает наглости спрашивать меня об этом, ведь она прекрасно знает, какую боль я, должно быть, испытываю. Стискиваю зубы, подавляя желание наброситься на нее.

К тому времени, как мы достигаем вершины лестницы, мое дыхание становится прерывистым, неглубоким, все мое лицо покрыто потом, который теперь капает со лба мне в глаза. Я приваливаюсь к ближайшей стене, задыхаясь.

— У меня нет времени на это.

Трейси машет пистолетом, подкрепляя каждое слово.

— Пошевеливайся. Мне нужно собрать вещи.

От слез и пота у меня щиплет глаза. Я смахиваю их тыльной стороной ладони.

— Ты не можешь забрать моего ребенка. Пожалуйста, не надо.

— Ты настолько тупая, что не можешь воспринимать простую информацию? — Она зажимает переносицу. — Она не твоя. Поняла? У тебя никого нет. Чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

— Пожалуйста, позволь мне пойти и покормить ее. В прошлый раз ей не хватило молока. Она плачет.

Трейси мгновение колеблется, затем запускает руку в волосы.

— Ладно. Быстрее.

Она хватает меня за руку и оттаскивает от стены.

Я кричу одновременно с моим ребенком. Трейси игнорирует мою боль. Она толкает меня в сторону детской.

Увидев глаза своего ребенка сквозь щели между столбиками кроватки, я забываю про боль.

Хромаю к кроватке и стою там, не в силах вытащить малышку. Трейси отталкивает меня и делает это за меня.

Я сжимаю зубы и опускаюсь в кресло-качалку рядом с маленьким круглым столиком с радионяней. На детском блоке мигает маленький зеленый индикатор. Родительский блок отсутствует. Я предполагаю, что он у Трейси. Когда я видела его в последний раз, блок лежал в коробке. Единственное, что я достала из коробки — это инструкция по эксплуатации, которую прочитала несколько раз.

Я убираю руки от живота. Они измазаны кровью. Что, если никто не придет спасти меня, и я истеку кровью? Трейси даже не обращает внимания на мою окровавленную пижаму, протягивая мне ребенка — моего ребенка.

Желание поцеловать макушку малышки настолько сильное, что у меня перехватывает дыхание, но один взгляд в сторону Трейси, и я отказываюсь от этой мысли и вместо этого сосредоточиваю взгляд на стене.

Мой ребенок сворачивается у меня на руках, ища грудь. Я даю ее ей и закрываю глаза, чтобы насладиться этим моментом спокойствия, прежде чем меня его лишат.

В темноте своего разума я пытаюсь найти способ спасти малышку. Секунды идут, и я принимаю решение. Я не позволю Трейси снова запереть меня. Завтра она планирует уехать с моим ребенком. Мне нужно предпринять что-то сегодня.

Трейси опускается на пол по одну сторону двери, ее взгляд и пистолет направлены на меня и ребенка. Она выглядит уставшей. У нее под глазами появились темные круги.

Никто из нас не говорит. Единственный звук в комнате — это звук того, как ребенок сосет молоко.

«Думай, Кейтлин. Сделай что-нибудь. Что угодно».

Что, если я переживу это испытание? Что, если каким-то чудом мы с малышкой выберемся из этого дома живыми? Как мне убедить кого-либо в том, что это Трейси совершила преступление в Корлейке и что я невиновна? У меня нет абсолютно никаких доказательств, которыми можно было бы очистить свое имя. Все еще есть шанс, что я окажусь за решеткой и оставлю свою малышку без матери.

Я замираю, услышав звуки сирены полицейской машины, нарушающие тишину. Мы встречаемся взглядами с Трейси. Между ее глазами появляется небольшая морщинка, но она почти сразу исчезает. Кажется, она не обеспокоена.

Я задерживаю дыхание, когда звуки становятся громче. Трой, должно быть, обратился в полицию. Должно быть, он понял мои знаки лучше, чем я думала.

Я падаю духом, когда звуки, вселившие в меня столько надежды, исчезают вдалеке. В комнату возвращается тишина, более густая, чем раньше.

Думаю, никто не придет мне на помощь. Если я хочу выбраться из этого ада, мне придется сделать это в одиночку. Я снова смотрю на стену.

— Ты думала, они придут и спасут тебя, не так ли?

Трейси вытягивает ноги и скрещивает их в лодыжках.

— Мне жаль тебя разочаровывать, но до тебя никому нет дела, дорогая. Ты полностью в моей власти.

Она продолжает говорить, рассказывая мне, как кто-то передал ей ключ от моего дома, и она проникла в детскую, чтобы разобрать кроватку.

— Мне хотелось бы видеть твое лицо, когда ты обнаружила мой маленький сюрприз.

Поскольку я уже знаю, что именно она стояла за событиями последних недель, то не слушаю ее. У меня есть дела поважнее. Я не могу позволить ей отвлекать меня.

Мне надоела стена, и мой взгляд снова возвращается к столу с радионяней. Мой взгляд фокусируется на крошечной круглой линзе.

Мысли возвращают меня в тот день, когда я заказала радионяню онлайн. Мы с Джаредом лежали в постели и обсуждали, что лучше купить. Я не возражала против простой модели, но он хотел высокотехнологичную с камерой ночного видения, диктофоном, а еще датчиком температуры и движения. После почти часа мучительного выбора, я проигнорировала ценник и предоставила мужу сделать окончательный выбор. Я несколько дней читала инструкцию, после того как поняла, что мужа здесь не будет, чтобы настроить устройство.

Я думаю, все происходит не просто так.

С идеей, спрятанной в моем сердце, я отвожу взгляд от блока радионяни, прежде чем Трейси прочитает мои мысли.

Чтобы потянуть время и точнее составить свой план, завожу разговор. Ребенок заснул, но Трейси не обязательно об этом знать.

— Я не понимаю, как ты могла убить человека, которого, как ты утверждаешь, любишь.

— Некоторые люди не выносят предателей. Я одна из них. — Она делает паузу. — Я не из тех женщин, которые позволяют мужчине растоптать свое сердце и остаться безнаказанным. Я не она.

— Кто она? — осторожно спрашиваю я.

— Моя мать. — Трейси кладет пистолет на ногу. На ее лице выражение боли. — К чему эти вопросы?

— Просто любопытно, вот и все.

Она запрокидывает голову назад. Та жестко соприкасается со стеной. Трейси даже не вздрагивает.

— Дилан хотел уйти из моей жизни. Я дала ему выход.

— Что ты будешь делать с моим ребенком?

— Замолчи.

Она бьет себя по лицу рукой, держащей пистолет.

— Ты меня бесишь. Она моя. Я помогла ей появиться на свет.

— Достав ее из моего тела, — не могу не добавить я.

— Верни ее.

Трейси встает и пересекает комнату так быстро, что застает меня врасплох. Она вырывает спящего ребенка из моих рук. Мне трудно дышать, когда я вижу пистолет в такой близости от моего ребенка. Что, если он случайно выстрелит?

Я изо всех сил стараюсь держать себя в руках, пока она не повернется ко мне спиной. Как только она наклоняется, чтобы положить ребенка обратно в кроватку, я нажимаю на радионяне маленькую красную кнопку, затем кладу руки на подлокотники и поднимаюсь на ноги.

— Трейси, как ты спишь по ночам, зная, что убила Дилана Бакстера?

Она разворачивается, ее губы кривятся так, что у меня мурашки бегут по коже.

— Он заслужил смерть. И я сплю прекрасно. Спасибо, что спросила. А теперь двигайся.

Это все, что мне от нее нужно. Теперь пришло время следующего этапа моего плана.

Пистолет прижимается к моему виску, когда мы выходим из комнаты. Мне хочется оглянуться назад, взглянуть на своего ребенка, вдруг это в последний раз. Я собираюсь совершить кое-что, что может привести к моей смерти или моей свободе.

Когда мы выходим из комнаты, Трейси встает позади меня. Я продолжаю идти. Как только мы доходим до лестницы, я останавливаюсь и прислоняюсь к стене, лицом к лестнице.

— Какого черта ты делаешь? Я велела тебе двигаться.

— Мне нужен отдых. Я устала... мне больно.

Я наклоняю голову набок.

— Думаешь, меня это волнует? Пошла.

— Нет.

Я кладу обе руки ей на грудь, закрываю глаза и со всей силы толкаю ее с лестницы. Раздается громкий выстрел, когда она падает назад, широко раскрыв глаза от ужаса.

К моему собственному ужасу, она вовремя успевает ухватиться за перила, уронив пистолет, который скользит по полу.

После этого все происходит быстро. В один момент я наблюдаю, как она пытается восстановить равновесие, а в следующий момент она бросается на меня так быстро, что у меня не хватает времени защититься от ее атаки. Она врезается в меня с такой силой, что из моих легких вылетает весь воздух, и боль, какую я никогда раньше не испытывала, взрывается во всем теле.

Со стоном я сползаю по стене на пол и падаю на бок. Мои легкие требуют кислорода, зрение затуманивается. Я не могу двигаться. Сквозь пелену перед глазами я замечаю пистолет всего в нескольких дюймах от своего лица.

Трейси, с красным и вспотевшим лицом, возвышается надо мной.

— Это была большая ошибка, — тянет она. — Я же говорила тебе, что не выношу предателей. Поскольку ты предала меня, планы меняются. Все кончено.

Она отводит ногу назад. Прежде чем я успеваю защитить живот, ее нога врезается в меня.

На этот раз я даже не кричу, слишком оцепенев от боли. Я чувствую, что ускользаю, погружаюсь в небытие, но в голове мелькает образ дочери.