Глава 3

Мои глаза болят, когда я поднимаю отяжелевшие веки, чтобы начать новый день.

Я еще глубже зарываюсь в подушки. Если бы только могла остаться под теплым, уютным одеялом. Холодные пальцы страха сжимают мое сердце, царапают его когтями, рвут и впиваются в мою плоть.

Райану необязательно находиться в комнате, чтобы я чувствовала его присутствие. Я полностью окружена им, поглощена его гневом и болью, захвачена ненавистью в глазах.

Каким бы тяжелым ни будет сегодняшний день, у меня нет другого выбора, кроме как пройти через него шаг за шагом. Нет выбора, кроме как жить той жизнью, которая мне выпала.

Я сажусь в постели и прислоняюсь к изголовью. Зажмурив глаза, произношу тихую молитву, заканчивающуюся тем, что я шепчу себе слова ободрения.

— У тебя все получится, Пейдж Уилсон. Чтобы быть сильной, необязательно чувствовать силу. Что такое еще один день?

Я открываю глаза и смотрю, как солнечные лучи пробиваются сквозь место, где тяжелые портьеры сходятся посередине. Может быть, сегодня все будет по-другому. Сегодня у Райана может быть один из хороших дней, несмотря на то, что они редки и случаются нечасто.

Не могу вспомнить, когда в последний раз видела его улыбку. Звук его счастливого смеха превратился в далекое воспоминание.

Я встаю с постели, поставив на старенький ковер сначала одну ногу, а затем вторую, держусь за край для поддержки и заставляю себя дышать. Затем отталкиваюсь, встаю и продолжаю жить своей жизнью.

Единственное, что помогает мне прожить каждый день — это не думать. Сегодня не исключение.

Я принимаю долгий душ, дольше, чем планировала. До работы остается еще два часа. Вставая рано, я ощущаю больший контроль над своей жизнью. После горячего душа, чищу зубы и избавляюсь от кислого привкуса во рту. Вернувшись в спальню, открываю окно и высовываюсь на свежий июньский воздух. Воздух на улице приятнее — пахнет свежескошенной травой, влажной землей и нотками моря. Он наполняет мои легкие, прогоняя удушье.

Нэд Портер, сын владельца, сейчас во дворе, косит траву в третий раз за эту неделю. Как обычно, он одет в черную шапку, низко натянутую на крупный лоб. На нем нет рубашки, его кожа обгорела, так как он много времени проводит в саду.

Я улыбаюсь ему. Лучше делать вид, что счастлива. Может быть, так мне удастся обмануть себя и поверить в это.

Отхожу от окна, решительно настроенная оставаться на позитиве. Я решаю быть счастливой, забыв о несчастьях.

Пока я надеваю одно из моих черных платьев, перебираю в уме счастливые воспоминания. Ничто не приходит в голову.

Повесив сумку на плечо, иду на кухню, чтобы приготовить завтрак. Готовлю для Райана его любимое блюдо — яйца Бенедикт. Я давно не готовила их ему. Надеюсь, небольшое угощение положит приятное начало его дню.

Когда я заканчиваю готовку, Райан заезжает на кухню. Я ощущаю рвотный позыв от исходящего от него запаха алкоголя, который смешивается с ароматом яиц и бекона, витающих на кухне.

— Доброе утро, Райан.

Я делаю вид, что вчера вечером ничего не произошло.

Он пялится на меня, но молчит. От этого у меня сжимаются внутренности, моя прежняя уверенность и надежда рушатся, разбиваясь на тысячи осколков.

Я поворачиваюсь обратно к плите, не давая улыбке сползти с лица, молча считаю до десяти, морально настраиваюсь и поворачиваюсь к нему.

Он подкатывается ближе к дубовому кухонному столу. Как и мое сердце, он подвергся нападкам с его стороны за прошедшие два года. Когда у Райана бывало дурное настроение, он бил кулаками по столу, вонзал в него ножи или царапал его поверхность вилками, чтобы выместить свою злость.

Он по-прежнему смотрит на меня, но его глаза ничего не выражают, словно он вообще меня не видит.

— Сегодня я приготовила твой любимый завтрак.

Мой голос звучит неестественно. Я уверена, что Райан видит меня насквозь. Он знает меня лучше, чем кто-либо другой. Знает, чего я боюсь, и на какие болевые точки давить.

Я ставлю перед ним тарелку и наливаю ему стакан свежего апельсинового сока. Затем включаю маленькое радио у окна. Кухню заполняет поп-музыка, но напряжение в комнате не исчезает.

Когда я поворачиваюсь к Райану, вижу, что его тарелка пуста, а еда, которую я подала, лежит рядом.

Что-то во мне ломается. Я слышу шум в ушах, когда молнией пересекаю комнату и бью кулаком по столу. Тарелка и стакан дребезжат от моей ярости.

— Почему ты так себя ведешь?

Когда я встречаюсь с ним взглядом, его губы трогает усмешка. Глаза Райана напоминают мне глаза змеи. В них я совсем не вижу своего брата — лишь злость и горечь незнакомца.

Сжав зубы, я начинаю убирать стол, но затем останавливаюсь, взмахиваю руками и вновь опускаю их.

— Нет, — говорю я. — Я больше не буду этого делать. Я не твоя служанка. Сам за собой убирай.

Я сжимаю и разжимаю руки в кулаки.

— Я лишь пытаюсь сделать так, чтобы ты был счастлив и чувствовал себя комфортно. А что делаешь ты? Ты поступаешь наоборот. Это несправедливо, Райан.

— Думаешь, это несправедливо?― От его смеха воздух между нами вибрирует. — Ты сама в этом виновата. Не забывай, что это из-за тебя я в этом проклятом кресле.

Его ноздри раздуваются после каждого слова.

— Я прикован к тебе, сестрица. Нравится тебе или нет, я стал петлей на твоей шее. Я чувствую себя несчастным и уж постараюсь, чтобы и ты это ощущала. Хочешь знать, что будет справедливо? Тебе должно быть так же больно, как и мне.

Его слова ужасны: холодны, как лед, и режут, как ножи. Он готов подписаться под каждым словом. Райан жаждет причинить мне боль. Не знаю, на сколько еще у меня хватит сил.

— Довольно!

Я наставляю на него палец.

— Хватит. Перестань винить меня в случившемся.

Рывком откатываю инвалидное кресло от стола и разворачиваю брата лицом к себе. Упираюсь ладонями в подлокотники и приближаю лицо к лицу Райана так близко, что ощущаю его теплое, наполненное перегаром дыхание.

— Только ты в этом виноват. Это ты связался с не теми людьми. Это ты брал у них деньги, чтобы купить бог знает что. Это ты испортил себе жизнь.

Я перевожу дыхание.

— Да, я отказалась дать тебе деньги тем вечером, и у меня было на это полное право. Ты мог лишь только брать и каждый раз спускать на ветер деньги, которые я зарабатывала тяжелым трудом. Тот вечер стал последней каплей.

Я так сильно сжимаю зубы, что у меня болит челюсть.

— Я устала ходить перед тобой на цыпочках. Ты попал сюда из-за неправильных решений. Пора тебе встретиться лицом к лицу с последствиями. Я больше не буду закрывать на это глаза. То, что ты в инвалидном кресле, не оправдание, чтобы просирать свою жизнь и проявлять неуважение. Я...

Не успеваю я договорить, как Райан плюет мне в лицо.

— Катись в ад.

Мне так и хочется влепить ему пощечину, но я считаю до пяти и отшатываюсь от него, словно обожглась. Я стираю рукой скользкую слюну, стекающую по щеке, ловлю ее до того, как она упадет на пол.

В моей груди борются страх и сожаление. Я больше так не могу. Мне нужно уйти от него, пока мне не снесло крышу.

Выбираясь из токсичного окружения, я выметаюсь из кухни и врываюсь в гостиную. Какое-то время просто стою там, переводя дыхание и успокаиваясь.

Слышу скрип его коляски, когда он заезжает в комнату. Наши взгляды пересекаются. Райан снова улыбается мне так, будто хочет сожрать мою душу.

Я по-прежнему не готова находиться с ним в одной комнате, поэтому проталкиваюсь мимо него в коридор. Прежде чем выйти из комнаты, я совершаю ошибку и оглядываюсь.

Его улыбка становится шире, вызывает мороз по коже.

— Ты не сможешь от меня избавиться, ― говорит он. — Ты заплатишь за то, что сделала. Я превращу твою жизнь в ад.

Я хлопаю входной дверью, но его слова и ядовитый смех преследуют меня весь путь до машины. Я не в состоянии ехать, так что сижу в своем личном пространстве, закрыв глаза, пока не успокоюсь.

«Дыши, Пейдж. Тебе нужно лишь дышать».

Когда вновь открываю глаза, по-прежнему взволнованная, я бросаю взгляд на окно гостиной на четвертом этаже и вижу, что он наблюдает за мной.

Я игнорирую пробежавшую дрожь и завожу двигатель. Но мы оба знаем, что я вернусь, чтобы он и дальше мог меня мучить.