Глава 2
Я звоню в дверь нашей квартиры и жду, когда Райан откроет.
После того, как в брата стреляли, мне пришлось продать таунхаус, потому что я не могла жить в том доме, зная, что произошло на его пороге.
Мне повезло найти квартиру с двумя ванными, приспособленную для проживания инвалида. В ванной комнате Райана установлена ванная с дверцей, а еще раковина без шкафчиков под ней и перекладины. Я предпочитаю пользоваться крохотной душевой кабинкой в своей спальне.
Несмотря на высокую месячную арендную плату, которую я с трудом плачу, мне становится спокойнее, когда я знаю, что Райан может жить в безопасном окружении.
Я звоню в дверь не потому, что забыла ключи, а потому, что хочу, чтобы Райан больше двигался. Он проводит большую часть дня в гостиной, питаясь вредной едой, смотря жестокие фильмы и играя в такие же жестокие видеоигры.
Мне хотелось бы, чтобы он хоть иногда менял обстановку. Я прекрасно знаю, что его раздражает, что я так делаю, но я буду продолжать. Считаю до шестидесяти, но Райан так и не подходит к двери.
Я снова нажимаю на маленькую белую кнопку и удерживаю палец. Я надеюсь, что разозлю его настолько, что он откроет дверь пусть лишь и для того, чтобы избавиться от этого звука.
Иногда это не срабатывает. Он либо прибавляет громкости на телевизоре, либо вставляет в уши наушники.
Но в этот раз, дверь распахивается через три минуты. Вот мой брат оказывается передо мной. Он сидит в инвалидном кресле и весит на несколько фунтов больше, чем тогда, когда в него стреляли.
— Ты спятила?
В серых глазах бушует шторм. Его белки, как обычно покраснели из-за слишком большого количества алкоголя.
— И тебе добрый вечер, ― улыбаюсь ему во все зубы. — Ты в порядке?
Это вопрос, который я задаю каждый день, чтобы показать, что мне не все равно.
— И что с тобой делать?
Он начинает уезжать.
Когда я смотрю на его удаляющийся затылок, меня охватывает ощущение одиночества.
Мы живем бок о бок, как незнакомцы, делящие одну квартиру. Тяжело видеть, как он с каждым днем отдаляется от меня все дальше. Я живу в постоянном страхе, что однажды он умрет так же, как моя мать, что я войду в квартиру и найду его задохнувшимся от собственной рвоты или того хуже.
Это одна из тех сцен, которую я никогда не смогу выкинуть из головы, сколько бы лет ни прошло между смертью моей матери и настоящим. Если история когда-нибудь повторится, не думаю, что смогу пережить это во второй раз.
Я захожу на кухню, бросаю сумку на стол и слышу скрип его инвалидной коляски у двери.
Я с улыбкой поворачиваюсь.
— Ты что-нибудь ел?
— Я ждал тебя. — Его голос не выражает никаких эмоций. — Я отправил тебе сообщение, чтобы ты купила мне пиццу. Ты не видела?
Его язык как обычно заплетается.
— Я видела твое сообщение. ― Достаю из шкафа кастрюлю. — Но подумала приготовить спагетти с соусом песто.
— Перестань разговаривать со мной как с ебаным ребенком. Я сказал, что хочу пиццу.
Язвительность в его голосе заставляет меня обернуться, внутри поднимает голову гнев.
— Нет, Райан. Ты двадцатичетырехлетний взрослый мужчина, который плывет по течению. Ты торчишь здесь весь день, только и делаешь, что играешь в игры и ешь нездоровую пищу, которая вредит твоему здоровью. Тебя совсем не волнует твоя жизнь?
На его лице расплывается ухмылка.
— К чему ты клонишь?
— Ты мой брат. Я люблю тебя. ― Прислоняюсь к столу. — Если ты не хочешь делать это ради себя, сделай это ради меня.
— А что ты ради меня сделала?
Я внутренне сжимаюсь, словно меня сильно ударили по лицу.
— Вот именно, Пейдж. Все, что ты делаешь, это ноешь о том и о сем. «Райан, ты ешь слишком много нездоровой пищи». «Райан, ты слишком много смотришь телевизор». «Райан, перестань играть в игры весь день, ложись спать». Все, что ты делаешь, это ноешь и ноешь. Честно говоря, я не понимаю, какое тебе дело.
— Я не в настроении обсуждать это с тобой сегодня вечером. ― Игнорирую ком, застрявший в горле. — Я приготовлю ужин, и ты его съешь.
Он сверлит меня взглядом, затем разворачивается и возвращается в гостиную, не сказав больше ни слова.
Пару секунд спустя я слышу звуки выстрелов ― он снова играет в одну из своих игр. В него самого стреляли, и меня удивляет, что ему нравится окружать себя насилием.
Еда готова, в воздухе витает аромат трав и специй. Я наполняю тарелку брата и отношу в гостиную. Пар поднимается вверх, согревая мое лицо. Я бы хотела, чтобы он поел со мной за кухонным столом, но мы никогда не едим вместе.
Придвигаю кофейный столик поближе к его инвалидному креслу и ставлю еду наверх. Райан бросает взгляд на пищу и на его лице появляется отвращение.
— Убери это, ― требует он.
— Нет. Я старалась, готовила для тебя. Хотя бы попробуй.
Выпрямляю спину, прижав руку к ноющей пояснице.
— Ладно. Если ты не избавишься от этой гавеной еды, это сделаю я.
Он взмахивает рукой. Та сталкивается с тарелкой, которая с грохотом падает на деревянный пол рядом с моими ногами, раскалывается пополам, и брызги соуса летят во все стороны. Часть попадает на мои голые ноги. Спагетти расползаются по полу как черви.
Я отскакиваю назад, смотрю на него и ощущаю гнев.
— Ты не можешь всегда получать то, что хочешь. Я усердно работаю, чтобы заботиться о тебе, но единственное, что ты делаешь, это бросаешь все это мне в лицо. Пора бы тебе научиться благодарности.
— Тебя и правда удивляет то, как я себя веду?
Он крепче сжимает подлокотники своего кресла.
— Я не понимаю почему. Разве это не твоя вина, что я нахожусь в этом чертовом кресле?
Брат уезжает из гостиной. Мгновением позже я слышу, как хлопает дверь в его спальню.
Я больше не увижу его до конца вечера. Он останется в комнате, пока я не лягу спать. Затем вернется в гостиную и продолжит пить до отключки.
Завтра все начнется сначала: обиды, боль и сожаления.
Со слезами, катящимися по щекам, я убираю беспорядок, который он устроил. Беспорядок, который устроила я.