Глава 6

Датч

— Давай принесем тебе немного еды, — предлагаю я, и ее хмурый взгляд смягчается настолько, что она кивает. Я хочу сказать ей, что она снова как котенок, потому что раздражается, когда голодна. Я почему-то не думаю, что она воспримет это хорошо. — Пока ты со мной, ты в безопасности.

— Почему это звучит как предупреждение?

— Потому что у семьи, с которой ты жила, была причина забрать тебя, Айрис. Они украли тебя, и им не понравится, когда они узнают, что я забрал тебя. Не сомневаюсь, что они придут за тобой, и когда они это сделают, они не будут такими нежными, как я.

— Кажется, я больше не голодна. — Она обхватывает живот руками, но я протягиваю руку и беру ее за руку.

— Тебе нужно что-нибудь съесть, а потом ты сможешь поспать.

Она не протестует, когда я вывожу ее из спального вагона и провожу по поезду. Он не рассчитан на людей моего размера, и мне постоянно приходится протискиваться между дверями и местами стыковки вагонов. Когда добираемся в вагон-ресторан, у окна оказывается свободный столик.

— Садись сюда. — Я указываю на нее пальцем и удерживаю от тряски, пока она не садится.

К нам подходит официант и протягивает меню с несколькими блюдами. Там есть горячие бутерброды и закуски, поэтому я заказываю все. Айрис смотрит на меня широко раскрытыми глазами, а я пожимаю плечами, когда официант уходит.

— Я голоден.

— Ага, я так и поняла. — Она раскладывает перед собой столовые приборы и перекладывает вилку на другую сторону. Затем она поправляет стакан с водой и кладет салфетку на колени.

— Это поезд, а не официальный ужин.

Ее щеки вспыхивают, когда она закатывает глаза.

— То, что здесь не модно, не значит, что мы не можем быть цивилизованными. — Она протягивает руку и делает то же самое с моей посудой.

Я ухмыляюсь, наблюдая, как ее маленькие ручки движутся по столу, расставляя все. Это мило. Блядь, когда я в последний раз произносил это слово хотя бы мысленно?

— Тебе нравится быть цивилизованной? — поддразниваю я, делая глоток воды.

— Я не знаю, меня так воспитали. — Она быстро выдыхает и смотрит на меня так, словно делает признание. — Я никогда не понимала всей помпезности и торжественности всех этих занятий по этикету, которые меня заставляли посещать. Если быть честной, это всегда было больше для моей матери, чем для чего-то еще. Я хотела, чтобы она гордилось мной, и мне казалось, что один из способов добиться этого — преуспеть.

— Давай представим, что ты можешь делать все, что захочешь, — говорю я, и она встречается со мной взглядом. Наклонившись вперед, я двигаю ее вилку, чтобы она лежала криво. — Давай представим, что прямо сейчас ты можешь сделать выбор. Как бы выглядел этот выбор?

Уголок ее рта приподнимается, и я замечаю намек на ямочку, которая так похожа на ямочку ее биологической матери. В ее глазах мелькает озорной огонек, от которого волосы у меня на затылке встают дыбом. Почему я наслаждаюсь ее непокорностью, когда все, чего я от нее хочу, — это повиновения?

Приносят еду, и требуется трое работников кухни, чтобы расставить все на нашем маленьком столике. Стол ломится от тарелок, так что мысль о том, что она пыталась быть правильной, вызывает смех. Я бы действительно рассмеялся, если бы вспомнил, как это делается.

— К черту, — говорит она себе, вгрызаясь в один из бутербродов.

Я наблюдаю, как она есть так, словно ей никогда раньше не разрешали ничего вкусненького. Это заставляет меня задуматься, какой была ее жизнь с Адэйрами. Неужели они никогда не позволяли своей дочери есть в неформально обстановке или пачкаться? Ей требуется три салфетки, чтобы вытереть соус, и это так восхитительно. Я пододвигаю к ней еще одну тарелку, на которой лежит шоколадный торт со сливками. Она колеблется всего секунду, прежде чем взять ложку, которой я пользовался, и попробовать кусочек. Я не должен возбуждаться, наблюдая, как Айрис закрывает глаза и стонет от вкуса торта. Но почему-то видеть ее рот, там, где только что был мой, и удовольствие, которое она испытывает, достаточно, чтобы я потерял концентрацию.

Глядя в окно, я вижу вдали деревья и напоминаю себе, что это работа. Мне платят за то, что я доставлю эту женщину Бронсону и Фриде Диан в Германию. На то, чтобы доставить ее туда, у меня уйдет еще два дня, но я уже задаюсь вопросом, могу ли я отложить это на какое-то время. Возможно, я мог бы выбрать более длительный путь в целях безопасности, просто на всякий случай.

Какая-то часть меня шепчет, что это оправдание — полная чушь, но я не обращаю на это внимания.

— Ты наелась? — спрашиваю я, когда она откидывается назад и кладет руку на живот.

— Ага, наелась. Я и не подозревала, насколько я проголодалась.

— Давай вернемся в купе. — Я достаю несколько купюр и оставляю наличные для персонала. Это не только за обслуживание, но и за молчание.

Большинству людей, работающих в поезде, платят «под столом», поэтому они отворачиваются, когда их спрашивают. Это гарантирует, что никто не видел, как мы ели здесь вдвоем.

Я беру Айрис за руку, чтобы поддерживать ее, а еще, потому что мне нравится держать ее. Она такая маленькая, что ей может быть легко споткнуться или упасть, а я сильный и устойчивый. Она может использовать меня как якорь, и мне нравится это ощущение.

Она нажимает на кнопку, чтобы открыть дверь в наше маленькое купе, а затем оглядывается на меня с широко раскрытыми глазами.

— У нас есть кровать?

— Они, наверное, подготовили ее, пока мы ужинали. Если тебе нужно, ты можешь воспользоваться ванной. У меня осталась одежда, чтобы ты могла в ней спать.

Мы заходим в тесное помещение, и я вижу, что они превратили сиденья в одну большую кровать. Мне было бы трудно спать на ней одному, но мы не сможем спать на ней вместе. Но придется, потому что спать мне больше буквально негде. Мне даже не хватит места, чтобы сидеть на полу.

Пока Айрис в ванной, я снимаю рубашку и ботинки. Я планирую лечь спать в нижнем белье, но подожду и разденусь, когда будет выключен свет. Я и так уже достаточно натерпелся от нее сегодня, и не хочу, чтобы она закатила истерику, увидев меня в одних боксерах.

Услышав, как открывается дверь ванной, я оборачиваюсь и вижу, что она стоит там в бледно-розовой ночной рубашке.

— Блядь.

— Это, эм, не совсем подходящий размер. — Она дергает за подол, но все, что она делает, — опускает верх, демонстрируя свое пышное декольте.

Что еще хуже, ночнушка прозрачная, и я могу разглядеть точный размер и форму ее сосков. Я держу ботинки перед своим членом, чтобы она не видела, как он набухает у нее на глазах.

— Все в порядке, это всего на одну ночь. — Я пытаюсь отвести взгляд, но не могу, когда она протискивается мимо меня. Я чувствую каждый мягки изгиб, когда она оказывается с другой стороны и встает перед кроватью.

Когда она наклоняется, чтобы забраться на нее, мне приходится прикусить нижнюю губу, чтобы сдержать стон. Ночнушка прилипает к ее круглой попке, и, наклонившись вот так, я могу разглядеть небольшой кусочек ее киски. Я моргаю и отворачиваюсь, чтобы дать ей небольшое уединение, но уже слишком поздно. Я уже заметил ее милую маленькую складочку, и я тверд как камень.

— Я собираюсь принять душ, — говорю я, прежде чем зайти в маленькую ванную и захлопнуть за собой дверь.

В этом тесном помещении для меня нет места, но, черт возьми, я не могу вернуться туда такой чертовски твердый. Я включаю струю из душа, снимаю оставшуюся одежду и встаю под нее. В душ встроен гель для мытья тела, я нажимаю кнопку и набираю полную пригоршню.

Мой кулак устремляется прямо к толстому члену, который торчит передо мной так сильно, что ударяется о стенку душа. Я хватаю свой член и сильно сжимаю его, стараясь не думать о ее половых губах, выглядывающих из-под ночной рубашки. Но это бесполезно, потому что это единственное, что я хочу сейчас себе представить. Я подхожу к ней сзади и отодвигаю в сторону эту маленькую ночную рубашку. Скольжу влажной головкой по ее крошечным складочкам и заставляю ее прыгать на моем члене, пока не кончу.

Я окрашиваю стену в душе за считанные секунды и делаю глубокий вдох от того, как быстро кончил. Стыдно, что я продержался всего несколько поглаживаний, но в свою защиту могу сказать, что у меня был отличный материал для фантазии.

К тому времени, как я выхожу из душа, свет выключен, а она свернулась калачиком под одеялом. К счастью, она лежит на дальней стороне кровати, оставляя мне небольшое пространство, чтобы забраться к ней. Я натягиваю чистые боксеры и забираюсь на кровать. Она скрипит, и я надеюсь, что рама выдержит мой вес. Это была бы не первая кровать, которую я сломал.

Когда я, наконец, вытягиваюсь, то поворачиваюсь на бок и перестаю пытаться сохранить между нами дистанцию, когда это становится невозможным. Свернувшись позади нее, я опускаю руку ей на бедро и наклоняюсь к ее уху.

— Что бы ни случилось, я буду оберегать тебя, — клянусь я и закрываю глаза.

Она не отвечает, но чувствую, как она расслабляется, прижимаясь ко мне, и погружается в сон. Много времени спустя, когда она уже тихонько посапывает, я, наконец, позволяю себе тоже задремать на несколько часов.

Чего я никак не ожидал, так это того, что, когда проснусь, она будет лежать на мне.