— Я тоже тебя люблю. — Она прижалась ко мне, когда я выключил ее лампу.

— Спокойной ночи.

— Папа? — Она окликнула меня прежде, чем я дошел до двери. — Я знаю, ты можешь сделать маму счастливой.

Я улыбнулся.

— Я тоже.

— Доброе утро, — пробормотала Бриджит, все еще не снимая солнечных очков, когда вошла в свой кабинет.

Я вздохнул, допивая последний глоток своего кофе. Я все утро боялся этого разговора. Как только я отвез детей в школу, я приехал в «Олкотт», ожидая, что она уже будет здесь.

Бриджит обычно приходила до восьми, чтобы помочь погрузить экипажи во дворе. Но часы на стене показывали девять.

Она, наверное, была зла на меня, но мне было, блять, все равно. Она перешла черту. Ей следовало бы быть умнее.

Молли была под запретом.

Я встал и подошел к двери ее кабинета. Она доставала из ящика своего стола пузырек с обезболивающим.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Это может подождать? У меня ужасно болит голова, и я уезжаю через полчаса, чтобы проверить проект Моррисона.

— Нет, не может. Нам надо поговорить. Заходи, когда будешь готова.

— Хорошо, — выдавила она из себя.

Я вернулся в свой офис, мысленно прокручивая в голове то, что хотел сказать, затем достал телефон, чтобы отправить Молли сообщение.

Я: Итак? Ты улыбаешься все утро?

Я нажал отправить, и сразу же появились три точки.

Молли: Ты никогда не узнаешь.

Это было «да». Я усмехнулся, глядя на экран, когда Бриджит вошла в офис с пластиковой бутылкой воды в руке.

— Что случилось?

Я кладу телефон и опираюсь локтями на стол.

— Нам нужно поговорить о Молли.

Она закатила глаза.

— Это. — Я указал на ее лицо. — Это в последний раз. Ты будешь относиться к ней с уважением.

— Или что?

— Или ты будешь уволена.

— Что? — Ее глаза вылезли из орбит. — Ты не можешь меня уволить.

— Ты что, забыла, чье имя написано на вывеске перед входом?

— Я нужна тебе. Это место рухнуло бы без меня.

— Бриджит, ты талантлива и трудолюбива. Ты обладаешь большим мастерством и опытом. Ты знаешь наши системы вдоль и поперек, и работать с тобой легко. Но я ни при каких обстоятельствах не позволю тебе сбивать Молли с толку. Она самая важная женщина в моей жизни и всегда была такой. Она помогла создать этот бизнес с нуля. Я прошу тебя, как свою коллегу, проявить к ней уважение. Я говорю тебе как твой работодатель, что ты это сделаешь.

— Ты ставишь мне ультиматум? Я должна быть вежливой с женщиной, которая не поддерживала тебя или этот бизнес? Женщиной, которая изменила тебе, или ты меня уволишь?

— Все верно.

Она усмехнулась.

— Ты утонешь без меня.

— Заменить можного каждого. Каждого. Включая тебя.

Я не хотел ее увольнять. Мы так долго работали вместе — у нее было так много забот, — а у меня останется адский беспорядок на руках. Но я разберусь с жтим. Сезон почти закончился, и я хотел привести все в порядок до следующей весны.

— Тогда тебе лучше нанять приличного адвоката. Нет такого закона, который гласил бы, что я должна быть вежлива с бывшей женой моего босса. Если ты меня уволишь, жди судебного иска.

Угроза. Теперь дело было не в том, уволю я ее или нет. Это был вопрос времени. Бриджит не собирается начать уважать Молли, а со мной такое не сработает.

— Ты знаешь, что Молли владеет десятью процентами акций «Олкотт»?

Лицо Бриджит побледнело.

— Нет.

Не многие люди знали это. Молли не хотела, чтобы «Олкотт» участвовал в разводе. Вместо этого она хотела получить дом. Но стоимость бизнеса по сравнению с домом была такова, что она оказалась в проигрыше. Поэтому я предложил ей единовременную выплату. Мы проходили раунд за раундом, пытаясь определиться с цифрой.

В конце концов, мы договорились, что она может сохранить за собой десять процентов владения в качестве инвестиции. Согласно уставу моей корпорации, эти десять процентов ничего не значили. У нее не было ни контроля, ни права голоса в принятии деловых решений. Но если я когда-нибудь продам «Олкотт», она получит прибыль.

Она протестовала против десяти процентов, говоря, что и пяти вполне достаточно. Но я настоял. Она вложилась столько же и даже больше. Мое первоначальное предложение было пятнадцать процентов.

— Молли — инвестор в этой компании, — сказал я Бриджит. — Считай ее одним из своих боссов. Относись к ней так же, как ко мне, и у нас все будет хорошо.

В комнате воцарилась тишина. Она смотрела на меня так, словно не могла поверить, что это происходит на самом деле, что моя просьба была совершенно необоснованной, пока, наконец, она не сказала:

— Тогда я ухожу.

Я закрыл глаза. Мне было больно слышать эти слова. Меня это тоже разозлило. Она не имела права так сильно ненавидеть Молли. Не настолько, чтобы отказаться от своей карьеры здесь вместо того, чтобы расти и вести себя как чертов профессионал. Но я не собирался сдаваться.

— Мне жаль, что до этого дошло. — Я встал из-за своего стола. — Я провожу тебя.

— Мои вещи…

— Я распоряжусь, чтобы их упаковали и доставили тебе курьером сегодня вечером.

— Ты обращаешься со мной так, словно я преступница! — взвизгнула она, вскакивая со стула.

— Это политика, когда кого-то увольняют или он уходит сам, — напомнил я ей. Черт, она сама была той, кто упаковал пару шкафчиков.

Я никогда не принимал чьего-либо уведомления за две недели. Если они уходили, значит, они уходили. И я не хотел, чтобы будущие бывшие сотрудники собирали свои вещи — или какие-либо из моих, — поэтому мы собирали и доставляли вещи за них.

Такова была политика. Я придерживался политики.

Она смотрела на меня еще одно долгое мгновение, затем стремительно пересекла комнату. Она прошла прямо в свой кабинет, собрала сумочку, ключи и солнцезащитные очки, прежде чем направиться к входной двери.

Я последовал за ней, стоя снаружи, пока она шла к своей машине. Я был уверен, что она уйдет, не сказав ни слова, и никогда не оглянется, но когда она открыла свою дверь, то резко повернулась ко мне лицом.

— Я могла бы, мы могли бы… — Она покачала головой. — Ты всегда был дураком из-за нее.

— Всегда. И я бы не хотел, чтобы было по-другому.