Глава 33

Сабина

По мере того как приближается Мидтэйн ― дата моей свадьбы, я все чаще думаю о своих родителях. Они были такой неподходящей друг другу парой, что весь Бремкоут сплетничал о них. Что моя мать нашла в Чарлине Дэрроу? Неужели дело было в его деньгах и титуле? Она никогда не производила на меня впечатление человека, стремящегося к светской жизни. Несмотря на то что она родилась простолюдинкой, она обладала природной аристократичностью, в то время как у моего отца, несмотря на то что он был настоящим дворянином, были чудовищные манеры и совершенно низменные страсти.

Они никогда не рассказывали мне о своей свадьбе. Вообще, моя мать отказывалась обсуждать что-либо о своем прошлом. Я не знаю, выбирала ли моя мать меню для свадебного пира, улыбалась ли, когда ей подгоняли свадебное платье, или выбирала цветы для украшения церковного нефа. Возможно, как и я, она была невестой по принуждению.

Вероятно, я никогда не узнаю правду об их браке, но одно могу сказать точно: я не намерена до конца жизни быть прикованной золотым кольцом к злодею, как она.

Выйти. Вон сейчас.

Таинственный, сердитый голос продолжает преследовать меня. Я слышу его в самые неподходящие моменты: когда выхожу из ванны, срезаю розы в саду или навещаю Мист. Иногда я слышу его, засыпая, и мне кажется, что это мой собственный голос, призывающий меня бежать из Сорша-Холла, пока я не стала очередной сломленной женой. Пока моим телохранителем был Вульф, у меня никогда не было возможности исследовать голос, но последние несколько дней у моей двери стоит другой охранник.

ВОН СЕЙЧАС.

Голос неумолим.

Как только наступает ночь, я прижимаюсь к замочной скважине и наблюдаю за своим новым охранником. Ему, должно быть, около пятидесяти, но возраст не притупил его острый взгляд. Он неприятный, старый грубиян, который любит рычать на меня, словно я собака, а не будущая леди Сорша-Холла. Но каким бы внимательным он ни был, он не наделен такими обостренными чувствами, как Бастен. И это должно мне помочь.

Маленький друг? ― Мысленно зову я.

Лесная мышь появляется из-под кровати. Встав на задние лапки, она подергивает маленькими усиками.

Я тут!

Ты готов сделать то, о чем мы говорили? ― Спрашиваю я.

Он с готовностью бросается через всю комнату к двери для слуг, и проскальзывает в щель под дверью. Я тревожно покусываю нижнюю губу, пока текут минуты.

Через десять минут мышь возвращается, сжимая латунный ключ. Я падаю на колени и с триумфом подхватываю мышонка на руки. Его маленькое сердечко сильно бьется от напряжения.

Ты сделал это! Ты герой!

Он гордо распушает хвост. Я сажаю его на плечо и глажу по голове, а затем подбираю ключ, который он стащил у Бриджит.

Я испытываю тревогу, когда отпираю дверь для слуг. Какая-то часть меня все еще ожидает, что Бастен почует запах мыши или услышит, как поворачивается ключ, и ворвется в комнату со своими сверкающими полуночными глазами. Черт возьми, какая-то часть меня даже хочет этого. Я не осмеливалась спросить, где он пропадает последние несколько дней, потому что не хочу, чтобы кто-то подумал, что он мне небезразличен. Райан настолько проницателен, что я боюсь, что он уже что-то подозревает.

Где Бастен? Последний раз я разговаривала с ним со слезами на глазах, когда кричала, чтобы он убирался из моей комнаты после того, как мы занимались любовью. С тех пор я миллион раз вспоминала ту ночь. Ненавижу то, что все еще люблю его. Понимаю, что секс был ошибкой, но не жалею об этом. Хочу увидеть его, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

Это не имеет значения. Бастен умеет выживать. Где бы он ни был, с ним все хорошо, и, возможно, он вовсе не тоскует по мне. Это мой шанс выяснить источник голоса, и будь я проклята, если упущу его из-за мыслей о засранце-охотнике.

С мышонком на плече я пробираюсь по узкому проходу, молясь, чтобы никто из слуг не работал так поздно.

Выйти.

Опять он. Я останавливаюсь, сосредоточившись. Я пытаюсь мысленно охватить бесчисленные уровни замка, спрашивая:

Кто ты?

Единственный ответ, который я получаю, ― это стена гнева, обрушивающаяся на меня. Она достаточно сильна, чтобы перехватить дыхание, и я опираюсь на деревянную обшивку, чтобы устоять на ногах. На лбу выступает пот.

Я редко чувствую эмоции животных. Обычно я могу общаться с ними только словами, но, когда Мист что-то сильно переживает, некоторые из ее эмоций проникают в мою голову.

Это заставляет меня дрожать от страха, я опасаюсь, что имею дело вовсе не с животным, а с чем-то другим. С чем-то, что не хочет меня здесь видеть.

ВОН. ВОН СЕЙЧАС.

Голос настолько пропитан безумной яростью, что заглушает мой собственный внутренний голос. Кем бы ни был призрак, он настолько оглушен своим гневом, что вряд ли слышит меня.

Маленький друг, ― спрашиваю я мышонка, ― ты слышишь сердитый голос?

Его нос подергивается.

Нет.

Это говорит лишь о том, что это не другая мышь, ведь животные могут общаться только с себе подобными. Я в растерянности, что делать, пока мышь не спускается по моему телу на пол.

Подожди, иди за мной! Я знаю, где сердитый!

Мышь ведет меня по извилистым переходам и спускается по двум лестничным пролетам. Я следую за ней с колотящимся в груди сердцем, боясь, что меня поймают, но слишком взволнованная, чтобы остановиться. Может, это и не та свобода, которой я жажду, но исследовать что-то тоже захватывающе. Мышь ведет меня к самой неприметной двери, которую я бы не заметила. К счастью, ключ Бриджит открывает и ее.

Мы спускаемся вниз, и я понимаю, что мы должны быть далеко под землей. Воздух становится все холоднее. Мышь приводит меня к лестнице с грубоотесанными каменными стенами, спускающейся в темноту. Путь преграждают ворота из железных прутьев. Мышь пробирается сквозь прутья, но я останавливаюсь.

Ключ не подходит, ― говорю я и с досадой трясу ворота.

Мышонок перебирается на противоположную сторону ворот, и я слышу, как под его маленькими лапками открывается засов. Ворота распахиваются.

Мышь с нетерпением продолжает путь в темноту, но я не обладаю ее превосходным зрением. Без фонаря каждый шаг погружает меня все дальше в кромешную тьму. Под ногами нет ковра, приглушающего шаги, и мои туфли громко стучат по камню, поэтому я снимаю их и несу в руках. Другую руку я держу прижатой к стене, чтобы не споткнуться и не потерять направление.

Воздух пахнет затхлостью и сыростью, в нем чувствуется металлический привкус, от которого у меня сводит желудок. Растущее чувство страха проносится по позвоночнику, пока я спускаюсь все ниже и ниже, не зная, куда ведет меня мышь.

ВЫЙТИ.

С моих губ срывается крик, вызванный свирепостью голоса. Голос звучит так громко, что кажется, будто он доносится с расстояния в дюйм. Где-то впереди раздается резкий стук. В воздухе странный запах, напоминающий железо.

Сердце учащенно бьется.

Куда мы идем? ― Спрашиваю я у мыши. Я не могу разглядеть ее в темноте.

Идем, идем, почти пришли!

Мои босые ноги наконец-то касаются грязного пола. Я рада, что оставила лестницу позади, но не имею ни малейшего представления, где нахожусь. Темнота полная, как с повязкой на глазах. Скользя рукой по стене, как бессмертный Самар в Тюрьме ночи и дня, я иду следом за мышью.

В конце концов впереди начинает брезжить свет. Он мерцает ― это факел, а не фонарь. Страх и волнение сжимают мне горло, когда я приближаюсь к нему неуверенными шагами.

ВОН. ВОН. ВОН.

Мы поворачиваем за угол, и свет становится достаточно ярким, чтобы понять, что я нахожусь в подземном туннеле. Каменные стены древние, с крошащимся раствором там, где с годами распалась первоначальная соломенная обвязка. На грязном полу я вижу след ― тяжелые мужские ботинки.

Бастен сказал, что здесь только подземелье и овощехранилище. Но я не слышу криков заключенных, и здесь точно нет овощей.

Может, Бастен не знает об этом месте?

Мышонок останавливается, чтобы убедиться, что я все еще следую за ним. Затем он ныряет за угол.

Что-то ломается, и я замираю. Раздается странный топот, затем шипение, похожее на дыхание огромного существа. На мгновение мое мужество ослабевает. Здесь внизу есть кто-то живой. Кто-то большой. Кто-то злобный, не желающий моего присутствия.

Я сглатываю страх и заставляю себя идти вперед. Раздается топот, затем что-то похожее на сердитое фырканье лошади.

Как только я заворачиваю за угол, любопытство побеждает мой страх. Я нахожусь в старой, подземной конюшне. Здесь десятки заброшенных каменных стойл, большинство из которых обвалились. Хотя почти все в руинах, в углу стоит бочка со свежим овсом. Запах железа здесь еще сильнее.

Снова топот. Кто-то сильно бьет в дверь стойла.

Еще одно фырканье.

С расширенными глазами я прохожу дальше в конюшню и обнаруживаю, что одно стойло недавно отремонтировано. Его дверь укреплена железными панелями, но на них есть вмятины. Петли двери прикованы к стене для надежности.

Святые боги.

Верхняя половина двери стойла зарешечена, а за ней стоит лошадь ― только это не лошадь.

Иллюстрации в «Книге бессмертных» не дают представления об этом существе. Ростом оно, должно быть, выше двадцати лодоней, высокое, даже по сравнению с самыми высокими из призовых жеребцов Райана в его конюшне. Его телосложение мощное, как у тяговой лошади, с длинной изогнутой шеей и сбалансированными пропорциями, которые придают ему силу и скорость. Его грива и хвост черные настолько, что поглощают свет, копыта прикрывают щетки волос. Тело покрыто блестящей черной чешуей. На носу и вокруг глаз чешуйки крошечные, как мой самый маленький ноготь, но на плечах и боках они переходят в чешую, похожую на броню, размером с мою ладонь.

Единорог.

Волшебный зверь, который должен спать так же, как и боги.

Из его лба гордо торчит рог длиной и толщиной с мое предплечье. По легенде, он сделан из солариума, материала, который в тысячу раз дороже золота. Когда рог ловит свет, в его глубине, словно в призме, переливается бесконечное множество цветов. Как бы ни было прекрасно это существо, оно смертельно опасно. С единорогом можно находиться только в помещении или при свете луны. Если рог единорога отражает солнечный свет, солариум концентрирует лучи и превращает их в мощную вспышку огня фей, испепеляющую все на своем пути. Только опытный всадник, связанный с этим существом, может направлять огненную вспышку.