ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ШЕРИДАН

Я расстегиваю черную толстовку, бросаю ее на стул и сажусь на край кровати Августа. Уже поздно. И я устала. Но мне пришлось ждать, пока мама уснет, а папа уйдет на работу, прежде чем смогла улизнуть.

Август берет листок бумаги с комода. Я провожу влажными ладонями по верхней части бедер, задерживая дыхание.

— Кара... Тиндалл, — говорит он, протягивая мне имя. — Ничего не напоминает?

Я выхватываю листок из его пальцев и читаю его сама.

Кара Тиндалл.

— О Боже! — зажимаю рот рукой. — Нет. Она нянчилась со мной...

Должно быть, это было десять лет назад, может быть, больше.

— Она адвокат здесь, в городе, — говорит Август. — Это все, что я смог узнать.

Достав телефон, ввожу ее имя в Google и нажимаю на первый результат: веб-сайт «Рув, Харпер, и Слэйтер». Я нажимаю на ее профиль, который находится в разделе «Младшие партнеры». Кара специализируется на всем: от семейного права и опеки над детьми до судебных разбирательств на рабочем месте и медицинской халатности.

— Это она? — спрашивает Август.

Я киваю.

— Да.

Кара была старшеклассницей, когда смотрела за мной. И хотя я была маленькой, семь или восемь лет, мне всегда казалось странным, что она так часто хочет быть рядом с нашей семьей. Даже когда мои родители возвращались домой, куда бы они ни уезжали, вручали ей двадцатку и желали спокойной ночи... она всегда задерживалась.

Мама говорила, что ей просто нравится наша семья, что ее папы не было рядом, а мама была не очень хорошей. В какой-то момент Кара пошутила при моих родителях, что по совместительству Роуз. Я не была ревнивым ребенком, но в тот день это зажгло во мне какую-то искру. Резкий удар в грудь. Я не хотела делить их, только не с ней. Они были моими родителями.

После того как Кара уехала в колледж, мы больше о ней не слышали, и родители наняли другую девушку, чтобы она время от времени присматривала за мной. Я никогда больше не думала о Каре, и, насколько я знала, мои родители тоже. Няни приходили и уходили. Вот так все и было.

— Вот ублюдок, — сжимаю плед кулаками. — Зачем он это сделал?

— Я полагаю, ты имеешь в виду своего отца?

— Как он мог так поступить с моей матерью? Она пожертвовала всем ради него. И она нездорова. Почему он связался с нашей старой няней? — встаю и прохожусь по его просторной комнате. — Я имею в виду, насколько клишированным он должен быть? И не только это, но что ей от него нужно? Очевидно, что она очень хорошо зарабатывает. Мой отец даже не может заплатить за ремонт нашего кондиционера, черт возьми.

Я провожу пальцами по волосам, сжимая их в кулак.

Слезы затуманивают мое зрение, а грудь сжимается так сильно, что я задыхаюсь от нехватки кислорода, но этого недостаточно.

Несмотря на громадность его комнаты, стены смыкаются вокруг меня. Подойдя к его окну, поворачиваю задвижку и распахиваю его, пока на меня не обрушивается поток прохладного воздуха летней ночи.

— Он лжец, Август. Он такой гребаный лжец, — я поворачиваюсь на пятках, шагаю обратно к кровати, чтобы снова взять свой телефон, но натыкаюсь прямо на него.

— Эй, — Август берет мои запястья, осторожно опускает их по бокам, но не отпускает. — Все в порядке. Ты в порядке. Все будет хорошо.

— Она написала ему сообщение, — говорю я. — В последний раз когда мама была в больнице. Кара написала моему отцу, что-то о том, что скоро все закончится и страдания прекратятся. Я не знаю, что это значит, но...

Я не думаю, что стоит говорить о том, что мы оба знаем — моего отца дважды обвиняли в убийстве за всю его жизнь.

Август подводит меня к кровати, садится на край и притягивает меня к себе. Обхватив мою щеку, наклоняет мое лицо так, что наши глаза встречаются.

— Ты серьезно относишься к своему предложению? — спрашиваю я. — Насчет помощника по дому?

В данный момент мне нужно сделать все, чтобы мама была в безопасности и здорова, особенно если мой отец собирается спрыгнуть с корабля... или еще хуже.

— Я имею в виду, что технически срок его действия истек, — говорит Август с самодовольством в словах. — Но я готов дать тебе одну отсрочку...

Я поднимаю руку к его лицу, убирая растрепанные волосы с загорелого лба, и провожу по двум металлическим штангам в его брови. Все в нем жесткое и мягкое одновременно. Теплая кожа, мягкие объятия, холодный взгляд. Ребенок с трастовым фондом, который выглядит так, будто вырос не на той стороне рельсов. Человек, способный поглотить меня, но проявивший лишь терпение и нежность.

Даже если бы его предложения не было на столе, я бы все равно прошла через это, потому что в конце концов я хочу этого.

Мой отец был бы уничтожен, если бы узнал, что я собираюсь сделать, но Август всегда был недоступен для меня только из-за прошлого, которое не имеет никакого отношения ни к одному из нас. И я отказываюсь нести ответственность за действия моего отца с этого момента.

Я — Роуз.

Но я Роуз сама по себе.

И сегодня я возвращаю себе свою власть.

Мне все равно, если это сломает моего отца, потому что, насколько я понимаю... он больше не заслуживает моего непоколебимого доверия и преданности.

— Ты выглядишь расстроенной, — говорит Август.

Я сдуваю прядь волос с лица.

— Почему у тебя такое впечатление?

— Ты хорошая дочь, — говорит он. — Но твой отец — мудак. Он не заслуживает того, что имеет. И в глубине души он, наверное, это знает.

Я киваю, сглатывая болезненный комок в горле. Август прав.

— Делать это с твоей мамой... когда она больна и беспомощна? Что за кусок дерьма так поступает? — Его лицо искажается. — И все, чем ты пожертвовала... это все испорчено, Розочка.

Я глажу его по щеке и наслаждаюсь неожиданным сочувствием.

— Ты можешь называть меня Шеридан, ты знаешь.

Не думаю, что он понял, что раньше называл меня «Шер».

— Мне нравится Розочка, — говорит Август. — Тебе идет. Заставляет меня думать о розах... прекрасных издалека, но покрытых шипами, как некое предупреждение держаться подальше.

— Очевидно, шипы не отпугнули тебя...

— Долгое время отпугивали, — Август проводит большим пальцем по моей нижней губе, и у меня внутри все переворачивается. Я жду, когда он меня поцелует. Он не двигается. Как будто он хочет насладиться этим моментом, чтобы он длился вечно, потому что это никогда не повторится.

— Тебя когда-нибудь называли иначе, чем Август?

Он сжимает губы в жесткую линию.

— Моя мама назвала меня ЭйДжей, когда я был маленьким, сокращенно Август Джон. После ее смерти мой отец решил, что это слишком мило или что-то в этом роде. Заставил меня зваться Августом. Это было имя его прадеда, и он решил, что мы должны почтить его память должным образом.

Я не могу представить его в роли ЭйДжея. Это слишком мило. Слишком расслабленно. Оно недостаточно интенсивное для такого мужчины, как он.

— Мне нравится Август. Он другой. И тебе идет, — я улыбаюсь, изучая его угловатые черты в темноте его комнаты. Лунный свет, падающий из открытого окна, ложится дорожкой на пол у кровати. — К тому же, август — самый жаркий месяц в году. И я встретила тебя в самую жаркую ночь на Мередит Хиллз. Кроме того, ты и сам довольно горяч. Все сошлось.

Я флиртую — или пытаюсь, во всяком случае. Я не знаю. У меня это ужасно получается, и я, скорее всего, выставляю себя дурой, но мне все равно. Мне комфортно, и это помогает мне не зацикливаться на более грустных вещах.

Его губы приподнимаются в улыбке.

— Ты думаешь, я горяч? Я думал, что не в твоем вкусе.

— Нет. Но это не значит, что ты не можешь меня привлекать.

Он скользит руками к моей талии.

— Значит, я тебя привлекаю.

— Почти уверена, что ты привлекаешь все женское население Мередит Хиллз...

Август проводит пальцем по моей щеке, затем по шее, и без предупреждения наклоняется, чтобы поцеловать мой пульс. Он нежно посасывает кожу и прикусывает ее зубами. У меня закатываются глаза, и я запускаю пальцы в его волосы, когда он двигается к месту у меня за ухом.

Август стонет, пробуя мою кожу на вкус, выводя языком маленькие круги на нежных местах.

Завтра я буду вся в следах...

— Твое сердце бьется со скоростью сто миль в час, — говорит он. — Тебе страшно?

— Нет, — я вдыхаю его аромат, пряности и запах кожи опьяняют мои чувства. — Я взволнована.

Приблизив свой рот к моему, он сминает мои губы в поцелуе.

— Хорошо.

Его пальцы скользят по краю моей футболки, и он касается моего плоского живота, дразня, прежде чем стянуть ее через голову. Затем переходит к атласным бретелькам моего кружевного бюстгальтера, спуская их вниз по моим плечам и оставляя на их месте дорожку поцелуев.

Расстегнув лифчик одним движением, Август швыряет его в темную пустоту позади себя. Легкий холодок охватывает мою обнаженную плоть вместе с мурашками.

— Боже, какая же ты чертовски красивая. — Его слова обжигают мою плоть, когда он скользит ладонями по моим бокам и обхватывает мои бедра.

Одним плавным движением Август перекатывает меня на спину и нависает надо мной. Скользя ладонями по моей груди, он ласкает мои соски, посасывая их, пока они не становятся болезненно острыми, а затем спускается вниз по животу и останавливается на верхней части моих джинсовых шорт. Один рывок — и пуговица расстегивается. Один рывок — и молния опущена. Август спускает шорты вниз по моим бедрам, оставляя трусики на месте.

Раздвинув мои бедра, Август опускается между ними, посасывая мой клитор через трусики. Мое лоно пульсирует, бьется. Я хочу его. После минуты дразнящей пытки он отодвигает трусики и проводит кончиком языка по промежности, а затем возвращается к моему клитору.

Все покалывает.

Я еще не хочу кончать.

Я сжимаю свою середину, борясь с волной, которую так сильно хочет поднять мое тело.

Август вводит в меня палец, другой, изгибая их настолько, что я теряю контроль. Я, черт возьми, теряю его. Я больше не могу бороться с этим. Я прижимаюсь к нему, пока он сосет и вводит пальцы в идеальном ритме, и через несколько секунд моя киска сжимается изнутри, как при глубоком оргазме, о котором я даже не подозревала.