— Ну что, придурок, — сказал он сквозь стиснутые зубы, пока я пытался устоять на ногах и снова поднять биту, — как тебе такой трус?

И прежде чем я успел подумать, прежде чем успел отреагировать, прежде чем успел представить себе еще один идеальный сценарий идеальной жизни, которой у меня никогда не будет, его холодные, мертвые глаза встретились с моими, когда он бросился вперед, прижал ствол пистолета к моему животу и выстрелил.

Следующие несколько минут показались мне сюрреалистичными: дождь бил по крыше, а бита выскользнула из моей руки на пол.

Я задыхался и прижимал руки к животу, осознавая, что он выстрелил в меня. Осознавал, что истекаю кровью, когда тепло просачивалось сквозь рубашку и между пальцами. Дыхание покидало легкие короткими, неглубокими очередями... но я ничего не чувствовал.

Сет смотрел мне в глаза, а я тянул руку, хватаясь за его рубашку. Пытался удержаться, пока не смог больше стоять.

— Теперь я буду ждать прямо здесь, — усмехнулся он, не сводя взгляда с моих коленей, — и буду смотреть в твои гребаные глаза, пока ты не перестанешь жалеть о прошлом.

Где-то вдалеке завыли сирены — целый хор, и я закашлялся, ощутив во рту тяжелый привкус меди.

Затем я улыбнулся.

«Хорошая работа, дружок».

— Какого хуя ты лыбишься? — прорычал Сет, крепко сжимая мою рубашку.

— Потому что... — прохрипел я, лежа на полу и страстно желая поменяться местами с человеком, смотрящим на меня сверху вниз. — Я выиграл.

Он наклонил голову, в его глазах бушевала ярость.

— С чего ты взял?

Я подумал о Рейн. Думал о Ное.

Думал о том коротком времени, которое мы провели вместе. О счастье, которое я испытал. О свободе, которую мне довелось познать. О любви и семье.

И я подумал о том, что они смогут жить дальше, никогда больше не боясь этого человека.

— Потому что о-они все еще здесь.