Страйк пролистал фотографии. На всех была изображена в разных ракурсах одна и та же одетая в шапку-бини и мешковатые джинсы темноволосая женщина, которая стояла на углу Денмарк-стрит, недалеко от офиса.

— Да, — ответил он, — похожа на нее. Когда ты их сделал?

— Вчера вечером. Она стояла там, когда я выходил из офиса.

— Она работала в агентстве Паттерсона, когда ты был их сотрудником?

— Определенно нет. Я бы запомнил.

— Хорошо, будь добр, перешли это Мидж и Барклаю.

— Как ты думаешь, чего она добивается?

— Если она еще один сотрудник Паттерсона, она могла выяснять, какие у нас клиенты, чтобы попытаться отпугнуть их. Или она, возможно, пытается установить личности людей, работающих в агентстве, чтобы посмотреть, сможет ли она что-нибудь на них накопать.

— Тогда, пожалуй, мне не стоит начинать колоться героином.

К тому времени, когда Страйк ввел Шаха в курс дела, а затем вернулся в центр Лондона, он чувствовал усталость и раздражительность, и его настроение не улучшилось, когда, стоя на каком-то светофоре, он увидел гигантский плакат, который обычно не замечал. На нем был изображен Джонатан Уэйс на темно-синем фоне, усеянном звездами, одетый в белые одежды, с распростертыми руками и улыбкой на красивом лице, обращенном к небесам. Надпись гласила: «СУПЕРСЛУЖБА 2016! Интересуетесь Всемирной гуманитарной церковью? Встречайте ПАПУ ДЖЕЯ в Олимпии в пятницу, 12 августа 2016 года!»

— Снова звонила сестра Шарлотты Росс, — опустив приветствия, сказала Пат, когда в половине десятого небритый Страйк появился в офисе, сжимая в руках сэндвич с беконом, который он купил по дороге: к черту диету.

— Да? Оставила какое-нибудь сообщение? — спросил Страйк.

— Она сказала, что уезжает на месяц в свое загородное поместье, но хотела бы встретиться с тобой, когда вернется.

— Она ожидает ответа? — спросил Страйк.

— Нет, это все, что она сказала.

Страйк хмыкнул и направился к чайнику.

— И звонил Джейкоб Мессенджер.

— Что? — удивленно переспросил Страйк.

— Говорит, что, по словам его сводного брата, ты его разыскиваешь. Сказал, что ты можешь позвонить ему сегодня в любое время.

— Сделай одолжение, — произнес Страйк, размешивая подсластитель в кофе, — перезвони ему и спроси, не против ли он пообщаться по Фейстайму. Я хочу убедиться, что это действительно он.

Страйк направился в кабинет, все еще думая о той симпатичной женщине, которая, по-видимому, следила за их офисом. Если бы он только мог разобраться с Паттерсоном, его жизнь стала бы значительно менее сложной, не говоря уже о том, что это избавило бы его от лишних расходов.

— Он согласен на Фейстайм, — объявила Пат пять минут спустя, входя в офис Страйка с запиской, на которой был указан номер Мессенджера. Как только она ушла, Страйк открыл Фейстайм на своем компьютере и набрал номер Джейкоба Мессенджера.

На звонок почти сразу ответил тот же самый очень загорелый молодой человек, который улыбался на фотографии, прикрепленной к доске Страйка. Со своей белозубой улыбкой, прилизанными темными волосами и чрезмерно выщипанными бровями он, казалось, был рад разговору со Страйком, в то время как основной эмоцией детектива было разочарование. Кто бы ни лежал тяжело больным или даже умирающим на ферме Чапмена, это явно был не Джейкоб Мессенджер.

Пару минут спустя Страйк узнал, что интерес Мессенджера к церкви возник, когда его агент получил запрос на участие Джейкоба в одном из благотворительных проектов ВГЦ, продолжился фотосессией, на которой Джейкоб был одет в толстовку ВГЦ, воплотился в коротком интервью прессе, в котором он рассказал о своем новом интересе к духовности и благотворительности, и угас после приглашения на недельный ретрит на ферме без присутствия СМИ.

— Я не собирался ехать ни на какую чертову ферму, — рассмеялся Джейкоб, сверкая ослепительно белыми зубами. — Зачем мне это?

— Ладно, — сказал Страйк. — Что ж, это было очень...

— Послушай, — продолжил Джейкоб, — ты когда-нибудь думал о выступлении на шоу?

— О выступлении где?

— Типа я незаметно слежу за твоими расследованиями. Я навел о тебе справки. Серьезно, я думаю, моему агенту было бы интересно. Мне кажется, будет прикольно, если мы с тобой объединимся, и ты мог бы, типа, ввести меня в курс дела и все такое, пригласим съемочную группу…

— Я не…

— Это была бы неплохая реклама для тебя, — сказал Мессенджер, в то время как на заднем фоне экрана проплыла, отображаясь размыто, блондинка в мини-платье. — Это подняло бы твою популярность. Я не хвастаюсь и не пустословлю, но я бы определенно добился для нас встречи с…

— Нет, этого не будет, — твердо ответил Страйк. — До свидания.

Он повесил трубку, пока Мессенджер все еще говорил.

— Тупой болван, — пробормотал Страйк, снова поднимаясь на ноги, чтобы снять фотографию Мессенджера с доски про ВГЦ, разорвать ее пополам и выбросить в мусорное ведро. Затем он нацарапал «КТО ТАКОЙ ДЖЕЙКОБ?» на листке бумаги и приколол его к тому месту, где раньше была фотография Мессенджера.

Сделав несколько шагов назад, Страйк еще раз посмотрел на фотографии умерших, ненайденных и неизвестных людей, связанных с церковью. Помимо заметки о Джейкобе, единственным другим недавним изменением на доске был еще один листок бумаги, который он приколол после своей поездки в Кромер. Надпись гласила «БЕГУН НА ПЛЯЖЕ?», и она тоже была в разделе «предстоит найти/опознать».

Нахмурившись, Страйк переводил взгляд с фотографии на фотографию, и остановился на Дженнифер Уэйс с ее пышными волосами и перламутровой помадой на губах, навсегда застывшей в 1980-х годах. Со времени своей поездки в Кромер Страйк пытался выяснить все, что мог, о способах, с помощью которых можно вызвать припадок у эпилептика, и, насколько он мог понять, единственной реальной возможностью было бы отменить лекарство или, возможно, заменить настоящее лекарство каким-нибудь неэффективным веществом. Но если предположить, что Уэйс действительно подмешал что-то в таблетки своей первой жены, как он мог знать, что припадок произойдет именно в тот момент, когда Дженнифер была в воде? Это был бы до смешного рискованный способ убийства, такой же, надо признать, как и вести ребенка купаться в надежде, что море навсегда скроет тело.

Поглаживая свой небритый подбородок, детектив задавался вопросом, не слишком ли много внимания он уделяет тому, что может оказаться тупиком. Может быть, он вступил в ряды сторонников теории заговора, которые видели скрытые интриги и стратагемы там, где другие, более здравомыслящие люди, как Шелли Хитон, говорили: «Это забавное совпадение» и продолжали жить своей жизнью? Было ли самонадеянно, спрашивал он себя, думать, что ему удастся проследить связь там, где это не удалось никому другому? Возможно, было. Но, с другой стороны, его и раньше называли самонадеянным, чаще всего только что похороненная на Бромптонском кладбище женщина, и это еще никогда не мешало ему делать именно то, что он намеревался сделать.