117

 

Или опасность, или бездна.

Движение среди отставшей косной среды.

Обладателю правды — только в сердце свершение.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Только подъезжая к дому Пруденс, каким-то смутным уголком сознания Робин отметила, что в какой-то момент их поездки она уже видела в зеркале заднего вида этот синий «форд фокус». Она повернула на улицу, где жила Пруденс, и синяя машина невинно проехала мимо. Поглощенная предстоящей встречей Уилла и Флоры, Робин тут же снова забыла об этом.

— Тебе понравится Пруденс, — успокаивающе сказала она Уиллу, который почти не разговаривал во время поездки. — Она действительно милая.

Уилл посмотрел на большой эдвардианский дом, ссутулившись и скрестив руки на груди, с выражением очень дурного предчувствия на лице.

— Привет, — сказала Пруденс, открывая входную дверь. Она выглядела, как всегда, сдержанно элегантно в кремовых брюках и свитере в тон. — Ох.

При виде Страйка у нее вытянулось лицо.

— Проблема? — спросил он, задаваясь вопросом, ожидала ли она, что он позвонит и извинится после бури, поднявшейся при их последнем телефонном разговоре. Поскольку он считал себя совершенно невиновным в вопросе идентификации Флоры, такая идея ему в голову не приходила.

— Я предполагала, что будет только Робин, — объяснила Пруденс, отступая назад, чтобы впустить их всех. — Флора ждет только одного мужчину.

— А, — отозвался Страйк. — Верно. Я могу подождать в машине.

— Не говори глупостей, — произнесла Пруденс с легкой неловкостью. — Ты можешь пройти в гостиную.

— Спасибо, — сказал Страйк. Он поймал взгляд Робин и, не говоря больше ни слова, направился к двери справа. Пруденс открыла дверь слева.

Как и гостиная, кабинет Пруденс был со вкусом оформлен в нейтральных тонах. На настенных полках было расставлено несколько декоративных предметов, в том числе нефритовые флакончики для нюхательного табака и китайский шарик-головоломка⁹⁹. Там стоял диван, обитый кремовой тканью, в углу располагалась цветущая пальма, а на полу лежал старинный ковер.

Бледная и очень грузная женщина лет тридцати сидела в низком черном кресле на стальной раме. Вся ее одежда была темной и мешковатой. Робин заметила тонкие белые шрамы от порезов у нее на шее и то, как она сжимала оба манжета своей тонкой кофты с длинными рукавами, чтобы прикрыть ими руки. Ее вьющиеся волосы были уложены так, чтобы закрывать как можно большую часть лица, пара больших красивых карих глаз была едва видна.

— Присаживайся, Уилл, — сказала Пруденс. — Куда захочешь.

После минутной нерешительности он выбрал стул. Робин села на диван.

— Итак, Флора, Уилл, Уилл, Флора, — представила их Пруденс, улыбаясь и тоже садясь.

— Привет, — сказала Флора.

— Привет, — пробормотал Уилл.

Когда ни один из них больше не проявил склонности к общению друг с другом, Пруденс начала:

— Флора пробыла в ВГЦ пять лет, Уилл, и я думаю, что ты был там…

— Четыре года, да.

Взгляд Уилла метался по комнате, задерживаясь на некоторых предметах.

— Сколько времени прошло с тех пор, как ты ушла? — внезапно набросился он на Флору.

— Эм… одиннадцать лет, — ответила Флора, глядя на Уилла сквозь челку.

Уилл встал так внезапно, что Флора ахнула. Указывая на нее, Уилл зарычал на Робин:

— Это ловушка. Она все еще работает на них.

— Это не так! — возмущенно воскликнула Флора.

—  Она тоже в этом замешана! — сказал Уилл, теперь указывая на Пруденс. — Здесь, — он перевел взгляд с китайского шарика-пазла на антикварный ковер, — все прямо как в кабинете Чжоу!

— Уилл, — обратилась к нему Робин, тоже поднимаясь на ноги, — с какой стати я должна была работать под прикрытием на ферме Чапмена, чтобы вытащить тебя оттуда, только для того, чтобы привести тебя прямиком к ним?

— Они одурачили тебя! Или все это было проверкой. Ты тоже представитель церкви!

— Ты нашел пластиковый камень, — спокойно ответила Робин. — Ты видел фонарик и следы моих записей. Если бы я была агентом церкви, зачем бы мне писать посторонним? И откуда бы я могла знать, что ты вообще найдешь камень?

— Я хочу вернуться к Пат, — в отчаянии произнес Уилл. — Я хочу вернуться.

Он был уже почти у двери, когда Робин сказала:

— Уилл, твоя мать умерла. Ты ведь знаешь это, не так ли?

Уилл обернулся, свирепо глядя на нее, его худая грудь быстро поднималась и опускалась. Робин чувствовала, что у нее нет другого выбора, кроме как прибегнуть к грязной тактике, но, тем не менее, это разрывало ей сердце.

— Ты посмотрел это в интернете, да? Это так?

Уилл кивнул.

— Ты знаешь, как я рисковала на ферме Чапмена, рассказывая тебе это. Ты слышал, что они говорили обо мне после того, как я ушла, и ты узнал мое настоящее имя, и нашел меня именно там, где я должна была быть, в нашем офисе. Я не лгу тебе. Флора была прихожанкой церкви, но вышла из нее. Пожалуйста, просто сядь и поговори с ней немного. Потом я отвезу тебя обратно к Пат.

После почти целой минуты раздумий Уилл неохотно вернулся на свой стул.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, Уилл, — неожиданно робким голосом сказала Флора. — Я знаю, честно.

— Почему ты все еще жива?— грубо спросил Уилл.

— Иногда я и сама удивляюсь, — ответила Флора с дрожащим смешком.

Робин начинала опасаться, что эта встреча принесет обеим сторонам больше вреда, чем пользы. Она посмотрела на Пруденс в поисках помощи, и та сказала:

— Тебе интересно, Уилл, почему Утонувший пророк не пришла за Флорой?

— Ну разумеется, — ответил Уилл, отказываясь смотреть на Пруденс, чьи проступки, связанные с хранением флакончиков с нюхательным табаком и старинных ковриков, были, очевидно, слишком серьезными, чтобы он мог их игнорировать.

— Утонувший пророк вроде как действительно пришла за мной. Мне нельзя пить, когда я на лекарствах, — пояснила Флора, виновато взглянув на Пруденс, — и я стараюсь этого не делать, но если я это делаю, мне снова начинает казаться, что за мной наблюдает пророк, и я слышу, как она говорит мне, что я недостойна жить. Но теперь я знаю, что этот голос ненастоящий.

— Почему? — спросил Уилл.

— Потому что она ненавидит все то, что я ненавижу в себе, — произнесла Флора голосом едва громче шепота. — Я знаю, что это делаю я, а не она.

— Как тебе удалось выбраться?

— Я была больна.

— Я тебе не верю. Они бы не отпустили тебя просто так. Они бы тебя вылечили.

— Они действительно лечили меня, в некотором роде. Они заставили меня петь мантры и давали мне какие-то травы, и Папа Джей... — Выражение отвращения промелькнуло на наполовину скрытом лице Флоры, — но ничего из этого не сработало. Мне мерещилось всякое, и я слышала голоса. В конце концов, они связались с моим отцом, и он приехал и забрал меня.

— Ты лжешь. Они бы этого не сделали. Они бы никогда не связались с твоей бывшей живой собственностью.

— Я думаю, они не знали, что еще со мной делать, — сказала Флора. — Мой отец был очень зол. Он сказал, что это я сама виновата в том, что сбежала, причинила кучу неприятностей и не отвечала на письма. Когда мы вернулись домой, он очень злился, если я повторяла мантру и занималась Радостной медитацией. Он думал, что я пытаюсь остаться в религии… он не понимал, что я не могла остановиться… Я могла видеть Утонувшего пророка, стоящую за дверями, и иногда я видела ее отражение в зеркале ванной, прямо у себя за спиной, и я оборачивалась, но она исчезала. Я не рассказала об этом ни папе, ни мачехе, потому что Утонувший Пророк сказала мне не делать этого — я имею в виду, я думала, она сказала мне не делать этого...

— Откуда ты знаешь, что это говорил не Утонувший пророк? — спросил Уилл.

Робин начинала чувствовать, что все это было ужасной ошибкой. Ей и в голову не приходило, что Уилл начнет проповедовать Флоре церковную доктрину, и она повернулась, чтобы посмотреть на Пруденс, надеясь, что та прекратит этот разговор, но Пруденс просто слушала с нейтральным выражением лица.

— Потому что она перестала появляться после того, как я прошла курс лечения, но прошла целая вечность, прежде чем я обратилась к врачу, потому что мой папа и мачеха продолжали говорить, что я должна либо повторно поступить в университет, либо устроиться на работу, так что я должна была заполнять анкеты и все такое, но я не могла сосредоточиться... и были вещи, о которых я не могла им рассказать… У меня там родилась дочь, она умерла. Родилась мертвой. Пуповина была обмотана вокруг шеи.

— О боже, — сказала Робин, не в силах сдержаться. Она мысленно вернулась в женское общежитие, где помогала принимать роды у Ван и кровь была повсюду.

— Они наказали меня за это, — Флора слегка всхлипнула. — Они сказали, что это была моя вина. Они сказали, что я убила ребенка, потому что была плохой. Я не могла рассказать папе и мачехе о таких вещах. Я вообще никому не рассказывала о ребенке, пока не начала посещать сеансы у Пруденс. Долгое время я не знала, действительно ли у меня был ребенок или нет... но позже... намного позже… Я пошла к врачу на обследование. И я спросила ее: «Я когда-нибудь рожала?» И она, очевидно, подумала, что это очень странный вопрос, но сказала «да». Она могла понять, по результатам осмотра.

Флора сглотнула, затем продолжила:

— После того, как я ушла, я поговорила с журналистом, но и ему я не рассказала о ребенке. Я знала, что Утонувший пророк может убить меня, если я заговорю с ним, но я была в отчаянии и хотела, чтобы люди знали, насколько плоха церковь. Я подумала, может быть, если папа и моя мачеха прочтут мое интервью в газетах, они лучше поймут, через что мне пришлось пройти, и простят меня. Итак, я встретилась с журналистом и рассказала ему кое-что, и в ту ночь пришла Утонувший пророк, она парила за моим окном и велела мне покончить с собой, потому что я предала всех в церкви. Поэтому я позвонила журналисту и сказала ему, что она пришла за мной, и что пусть он напишет статью, а потом перерезала себе вены в ванной.