Глава 17

Астарот

В глазах Висидиона мелькнула вспышка, от которой у меня зачесались чешуйки. Положив руку на руку Ланы, я задвигаю её себе за спину.

— Им нужен эпис сейчас, — говорит она, стиснув зубы. — Это моя мама!

— Я знаю, позволь мне помочь, — говорю я ей.

Её взгляд пронзает меня, вонзаясь в сердце, но, наконец, она кивает, доверяя мне.

— Хорошо, — говорит она, делая рубящее движение рукой. — На его место, будет лучше, если он поможет.

Повернувшись к Висидиону, увидел, что он всё ещё смотрел на Лану.

— Можем ли мы идти? — спрашиваю.

— Конечно, — говорит он, указывая на дверь, чтобы я шёл впереди.

Глядя через плечо, я вижу, что он наблюдает за Ланой, пока мы не оказываемся снаружи, и она не скрывается из виду. Только тогда он обращает своё внимание на меня.

— Она… другая, — замечает он.

— Да, — говорю я. — Она человек.

Он кивнул, задумчиво и тихо.

— Расскажи мне больше о клане, — говорю я, надеясь успокоить любые раздражители.

— Что бы ты хотел знать? — спросил он.

— Как? Я помню сборы после разрухи, — говорю я. — Наши жизни подошли к концу, мы все с этим согласились. Биджас был слишком силён, поэтому мы разделились, чтобы прожить свои оставшиеся дни в одиночестве.

— Верно, — говорит он. — Я всё помню, словно это было вчера.

— Тогда как, — я обвожу вокруг нас рабочих.

Всё больше змаев входят и выходят из дверей, видимо, их домов. Все заняты, над чем-то работают. Пока мы идём по долине, два змая перед нами уставились друг на друга. Я чувствую напряжение, мой биджас тянется к ним, тёмная, пульсирующая потребность, которая угрожает моему контролю. Тот, что покрупнее, шипит, его крылья расправлены, руки сжаты в кулаки, и я знаю, что он вот-вот замахнется.

— Указ есть указы, — говорит меньший змай.

Тот, что побольше, останавливается, кивает:

— Указы нас объединяют, — в тон говорит он, отступая в сторону и пропуская меньшего.

— Невозможно.

— Возможно, — говорит Висидион. — Мой отец заслуживает похвалы. Он создал указы. Они не всегда работают. Змай должен быть силён духом. Недостатков указов — нет. Они просто фокусируют внимание.

— Понятно, — говорю я. — Как давно здесь существует это сообщество?

— Достаточно долго, чтобы мой отец состарился, а я поумнел, — говорит он. — Как мы ещё отмечаем течение времени?

Мы идём дальше, когда говорим. Звон металла о металл становится громче по мере приближения к рабочему месту кузнеца. Глядя, как он работает, когда мы приближаемся, я вижу, что его мастерство впечатляет, если не на уровне старых стандартов. До разрухи его работу выполняли машины, но его ручная работа эффективна, если и не красива.

— Приветствую, — говорю я, повышая голос, перекрывая звон его молотка.

Он отрывается от того, над чем работал, хмыкает, затем возобновляет стук.

— Мой брат, Падрейг, не любит слов, — говорит Висидион.

— Можете ли вы сделать лохабер? — спрашиваю его.

Падрейг останавливает свой молот на наковальне, кладя его рядом с деталью, над которой работал. Когда он поднимает глаза, они сужены, а челюсти сжаты.

— Ты умён? — спрашивает он низким шипящим голосом. — Что не так с тем, что у тебя на спине?

— Ничего, — говорю я, изо всех сил стараясь не встретить его враждебность своей собственной.

Как ни странно, на ум приходят указы клана.

— Похоже, что у меня есть инструменты для тонкой работы над лохабером? — он крутится, осматривая инструменты. — Нам повезло, что я могу делать копья для охотников.

— Тогда ты можешь сделать мне копье? — спрашиваю его.

— Могу ли я или хочу ли я? — спрашивает Падрейг.

— Ах, не обращай внимания на старого Падрейга! — говорит змай, который работает рядом с ним.

Этот змай строил навес. Различные шкуры и кожа лежат на столах вокруг него, делая его торговлю очевидной.

— Я не хотел обидеть, — говорю я.

— Он просто злится, что его работы никогда не получаются такими красивыми, как мои, — говорит новый змай. — Я Араун.

— Астарот, — говорю я, протягивая руку и хватая его за локоть, что он делает в ответ.

— Твоя работа выглядит как навоз манджмуна, — говорит Падрейг. — И я не работаю бесплатно, незнакомец.

— Я мог бы поторговать, — я предлагаю. — Что тебе нужно?

— У тебя ничего нет, — рычит он.

— Падрейг, можешь ли ты не быть землией? — говорит Араун, качая головой.

В натуре Арауна есть лёгкость, которая заставляет вас захотеть полюбить его.

— Заткнись, пока я тебя не заткнул, — говорит Падрейг, снова беря свой молот.

— Ты пришёл с новыми женщинами, не так ли? — спрашивает Араун.

— Да, — говорю я, сужая глаза.

— Ну вот, — говорит он.

— Вот, что?

— Падрайгу нужна женщина, — говорит Араун. — Помоги ему, и ты окажешь всем нам услугу.

Падрейг с огромной силой ударяет молотом по наковальне. Одним шагом он сокращает расстояние между ним с Арауном, хватая змая за рубашку и поднимая его над землей. Араун смеётся, грозя пальцем перед его лицом.

— Ну, ну, Падрейг, — говорит Араун. — Указ есть указ.

Падрейг трясёт Арауна, крепче сжимая его.

— Брат, — предупреждает Висидион.

— Указы объединяют нас, — говорит Падрейг, ставя Арауна на землю и поворачиваясь к нему спиной.

Араун смеётся и поворачивается спиной к Падрейгу, возвращаясь к своей работе.

— Так что взамен? — спрашиваю я Падрейга.

— От тебя ничего не надо, — говорит он, ударяя молотом по наковальне.

Звон эхом отдаётся от стен долины, заставляя мои уши зазвенеть в такт. Биджас восстаёт, требуя, чтобы я показал ему свою силу, что он не лучше меня. Он будет слушать, когда я заговорю. Мои мышцы дрожат, пульсируя от бьющего в них адреналина.

— Давай поторгуемся, — повторяю я.

Стук Падрейга прекращается. Он встречает мой взгляд своим. Я изо всех сил пытаюсь сохранить контроль, мои руки сжимаются так сильно, что я чувствую, как мои ногти впиваются в них.

— Порция воды, — говорит он, опуская глаза.

Мой биджас триумфально ревёт, пытаясь взять себя в руки, но я могу его остановить. Я делаю глубокий очищающий вдох и смотрю на Висидиона.

— Что за порция? — спрашиваю я.

— Система торговли, — объясняет он. — Мы работаем вместе, каждый приносит пользу клану, но торговля справедлива. Вода — самая ценная вещь, поэтому она наш главный обменный материал. Порция — это норма воды на один день.

— Согласен, — подтверждаю я.

Я протягиваю ему руку, ожидая, когда он согласится на сделку. Он смотрит на мою руку с тяжелым молотом в одной руке. Повернув голову, он сплёвывает, кладёт молоток, затем делает шаг и берёт меня за руку, скрепляя нашу сделку.

Падрейг уходит работать, а Висидион уходит, и я следую за ним. Не могу не провести сравнения между кланом и Драконьим городом. Человеческое влияние на город в целом и на нас, змаев, становится более чем очевидным.

Почему? Почему такие яркие различия?

Падрейг и Араун ясно показали их для меня. Сила по-прежнему правит, дань биджасу. Это то, чего требуют наши первобытные инстинкты, доминирование, поклонение тем, кто оказался сильнее вас, и даже тогда неохотно. Указы, их мантра могут удерживать их от бижаса, но их общество всё ещё подчиняется ему.

В Драконьем городе у нас нет этой проблемы. Почему? Отличие в людях. У всех самцов змай в городе есть пары, или в моём случае я ещё работаю над этим. Другие самцы полностью обрели своё сокровище. Самки — это ключ.

— Что думаешь? — спрашивает Висидион.

— Здесь красиво, — говорю я, стараясь не сказать слишком многого.

Расскажу ли я им о Драконьем городе? Я так не думаю, пока нет.

— Тщательно подобранные слова, — говорит Висидион.

Мы идём обратно вдоль долины.

Лучший ответ, который у меня есть для него, это игнорирование его комментария.

— Людям нужен эпис, — говорю я, меняя тему.

— Слишком опасно, должен быть другой путь, — говорит он.

— Как вы выживаете без него? — спрашиваю я.

Змаю не нужно принимать его часто, не так, как людям, но нам нужно хотя бы раз в пару лет.

— Эпис — это корень хаоса, мы очистились от него, — говорит он.

— Очистились? — переспрашиваю я.

— Да, эпис стал причиной нашего падения. Эпис сделал нас рабами. Теперь мы свободны.

— Свободны от чего? — уточняю. — Нет будущего, наша раса вымирает.

— Тогда мы умрём достойно, но самки принесли нам надежду, — говорит он, останавливаясь и поворачиваясь ко мне.

Прищурив глаза, я изучаю его лицо, пытаясь понять, о чём он.

— Это бессмысленно, — говорю я.

Они не могут знать, что мы совместимы с людьми. Никто в Драконьем городе не знал бы, если бы Калиста не родила ребенка Ладона, и это было для всех неожиданностью. Знает ли Висидион, что женщины могут рожать наших детей? Если да, то откуда?

Висидион улыбнулся, затем постучал своим посохом по песчаному камню земли. Трижды он что-то проговорил, и, как и во многих других вещах, здесь есть атмосфера ритуала, хотя я этого не понимаю. Я ничего не могу вспомнить из того, что было раньше, но потом я потерял много воспоминаний из-за биджаса.

— Калессин — провидец, — говорит он, стуча ещё три раза. — Он предвидел войну, он пытался предупредить Совет, но они проигнорировали его просьбы. Он предвидел, что произойдет, и подготовился. Благодаря его видению мы имеем то, что имеем. будущее наступило. Он знал, что женщины придут и удовлетворят наши потребности.

— Он «видел» это? — недоверчиво спрашиваю я.

— Да, — говорит Висидион с прямым и серьезным лицом.

Он не шутит. Я не уверен, что с этим делать. Змай не занимается видениями и предсказаниями будущего, ведь так? Серый туман времени, который скрывает мою память, кружится, когда я пытаюсь покопаться в нём, но ничего не получается.

— Ну, — говорю я, не находя слов. — Какие у вас планы на самок?

— Твоя самка, Лана, поможет нам. Мы научимся общаться друг с другом. Каждая из них добровольно найдёт себе счастливых партнёров среди клана. Калессин сказал нам это.

Он говорит с такой убежденностью, что с ним не поспоришь. Это просто факты, которые ждут своего часа.

— Никто не будет навязывать себя человеческим самкам? — спрашиваю.