Глава 25

Глава 24

Свой последний вечер в Кобе я провожу в "Ирландце". Я сижу на том же самом стуле, на котором сидела в свой первый визит сюда. Я почти не вставала с него с тех пор, как закончилась моя смена, а это было почти четыре часа назад. Ифа, которая заняла место за барной стойкой после того, как Олли ушёл домой в пять часов, не слезает с моих ушей с тех пор, как пришла сюда. Я пытаюсь следить за разговором, но неожиданно мой телефон начинает вибрировать на барной стойке, и на экране высвечивается входящее сообщение от Джека.

ДЖЕК:

Задерживаюсь. Скоро буду.

— Ты в порядке, девочка? — спрашивает Ифа.

Какое-то мгновение я всё ещё смотрю на сообщение, после чего выключаю экран телефона, ничего не ответив Джеку, и поднимаю глаза на Ифу, которая ставит передо мной очередной стакан с пивом. Я начинаю подозревать, что она пытается меня напоить, чтобы я опоздала на самолет. Когда я спрашиваю её об этом, она отвечает только: "Кто-то решил, что всё про всех знает?" — и подмигивает мне.

Весь вечер я то включаюсь в разговоры, которые меня окружают, то отключаюсь от них. Из игровой комнаты раздаётся звук падающей "Дженги", за которым следует волна смеха. Я вспоминаю свой первый вечер в Кобе, и о том, что первой вещью, которую я заметила, войдя сюда, была музыка, играющая над головой. Я не могу не расчувствоваться, когда понимаю, как сильно здесь всё поменялось. Я провела здесь совсем немного времени, но уже хорошо знаю это место. Я знаю о происхождении каждой вещи, что висит на стене. Я знаю, в каких играх недостаёт деталей. Какие посетители заходят сюда и когда. Я точно знаю, какую песню Дэйв сыграет первой, когда достанет свою гитару, и мне хорошо знакомо выражение лица Ифы, когда она вспоминает особенно хорошую сплетню.

Я знаю, каково это — сидеть на полу перед камином, бросив ботинки рядом с собой, и не чувствовать на себе странных взглядов. Я знаю, что если порву на маленькие кусочки салфетку из стопки, которая лежит на барной стойке, я могу просто сложить их в ближайшую пустую тарелку, свою или чужую. Я знаю, что кто-то может присоединиться ко мне, если я пою сама по себе. Как и знаю, что услышу, как кто-то громко зовёт меня по имени с другого конца зала, как только войду в дверь паба.

Я знаю, каково это быть здесь, не в качестве туриста или прохожего, а в качестве своего человека.

Чем больше времени проходит, тем сильнее мне хочется разрыдаться. Когда Рошин зовёт Ифу с кухни, я сползаю со своего стула и выхожу на улицу в надежде, что небольшой круг по кварталу не даст мне снова выставить себя дурой на публике. С каждым новым шагом я пытаюсь напоминать себе о том, что всё это было частью моего плана. Я должна была остановиться здесь ненадолго. Да я вообще не должна была здесь останавливаться.

Я заворачиваю за угол, и когда замечаю собор, я останавливаюсь и смотрю на то, как он сияет над городом. Я стою там недолго. Всего лишь какое-то мгновение. Это лишь короткая остановка перед большим путешествием куда-то ещё.

Джек ждёт меня у двери паба, когда я возвращаюсь.

— А вот и ты. Сейчас объявят последний напиток, все тебя ждут.

— Почему все меня ждут?

— Не переживай об этом.

Я прищуриваю глаза.

— Ты заставляешь меня нервничать.

— Не нервничай.

Он целует меня в лоб, берёт за руку и заводит внутрь. Я удивляюсь, когда понимаю, что Джек не шутил. Внутри собрались все. И не только Ифа и Рошин, но и завсегдатаи, которые уже были в пабе, когда я пошла прогуляться. Дэйв и Нина, и даже Олли (который и так уже провёл здесь целый день) сидят рядом друг с другом у барной стойки.

— А вот и наша Рэйн, — кричит Ифа, заметив меня. — А я-то думала, куда ты убежала?

— Что вы все здесь делаете? Разве мы не закрываемся через пять минут?

Джек не успевает ответить на мой вопрос, потому что Нина спрыгивает со стула и подбегает ко мне.

— Я украду твою девушку, — говорит она Джеку, берёт меня под руку и тащит к барной стойке, несмотря на то, что Джек и я и так уже направлялись к ней.

Я не знаю, с чем связано это сборище, но когда Нина заставляет меня занять свободный стул рядом с ней, она шепчет мне, поиграв бровями:

— Готова запереться в пабе в первый раз?

— Серьёзно?

Я разворачиваюсь, чтобы посмотреть на Джека, но тот занят тем, что запирает дверь и закрывает окна. Я, конечно, слышала о подобной практике в пабах, но никогда не была тому свидетелем. Последний напиток объявляют в "Ирландце" в одиннадцать тридцать в будние дни, как и в большинстве пабов Ирландии. Но иногда, когда люди ещё не готовы отправляться домой, владелец паба или бармен продлевают вечеринку. Как только наступает время закрытия, все, кто не в курсе, уходят, после чего дверь запирают, окна закрывают, а те, кто остаются внутри, наслаждаются ещё парой раундов. Мой дедушка часто рассказывал мне об этом, и мне всегда хотелось это увидеть. Но такое происходит редко и обычно в этом участвуют в основном местные.

Остаток вечера оказывается наполнен историями, смехом и музыкой. А когда Дэйв просит меня поиграть на гитаре, я уже настолько пьяна, что мне хватает смелости сыграть свою песню. Как только Дэйв начинает меня хвалить, и я замечаю выражение лица Джека, мне становится так неловко, а эмоции настолько переполняют меня, что, закончив песню, я больше не могу сыграть ни аккорда.

Уже довольно поздно, когда я начинаю прощаться со всеми со слезами на глазах. В итоге в пабе остаёмся только я, Джек и Себастьян. Джек исчезает в офисе и возвращается с тремя небольшими подарками, которые он кладёт на барную сойку.

— Что это? — спрашиваю я.

— Небольшие прощальные подарки, — говорит он.

Он опускается на стул рядом со мной и протягивает мне один из них.

— Вот. Сначала открой этот.

Я не знаю, что сказать, поэтому ничего не говорю. Я разрываю упаковку первого подарка и начинаю смеяться, увидев новые ярко-красные шнурки.

— Тебе они нужны, — говорит он. — Ты не можешь разъезжать по миру в тех потрёпанных шнурках.

Я смотрю на свои ботинки.

— Я думала, тебе нравятся мои потрёпанные ботинки вместе с их потрёпанными шнурками, — говорю я.

Джек берет мою ногу, кладет себе на колени и начинает развязывать шнурки.

— Это так, но твоя безопасность — мой главный приоритет, а эти шнурки не отвечают требованиям безопасности

— Это смешно, — говорю я. — Спасибо.

Себастьян прыгает мне на колени и начинает тихонько урчать, в то время как Джек меняет шнурки на одном ботинке, а затем на втором. Он убирает старые шнурки на пустой стул позади себя, после чего передаёт мне второй подарок. Я тянусь за подарком, стараясь не потревожить Себастьяна, но всё бесполезно, и вальяжно потянувшись, Себастьян быстро перепрыгивает с моих колен на колени Джека.

Вторым подарком оказывается крошечный красный блокнот на спирали размером с мою ладонь. Я провожу рукой по обложке, после чего бросаю на Джека недоумённый взгляд.

— Это для некрасивого, — говорит он.

Я ничего не говорю, потому что пока что ничего не понимаю.

— Открой следующий, — говорит он и кивает на последний подарок.

Когда я разворачиваю его, то удивляюсь, когда обнаруживаю ещё один блокнот. Он более красивый, чем первый. Обложка выполнена из мягкой кожи насыщенного коричневого цвета. Я провожу пальцем по словам, которые выгравированы по центру: "Песни", — а ниже "Рэйн Харт". Моё имя.

— Где ты это достал?

Если Джек мне и отвечает, то я его не слышу. Я открываю блокнот и читаю надпись, написанную почерком Джека на первой странице: "Для 40 твоих лучших хитов, ciaróg".

Я переворачиваю страницу и понимаю, что это не простой блокнот. Бумага внутри не совсем обычная.

— Я подумал, что это сэкономит тебе время, — говорит он. — Если тебе не придется рисовать все эти линии для... музыкальной бумаги? Я не знаю, как она называется.

— Нотная бумага, — бормочу я, а затем, взглянув на простой красный блокнот, спрашиваю.

— Зачем два?

— Ты сказала, что у тебя был блокнот, в который ты записывала идеи для песен, но тебе не хотелось, чтобы записи в нём были неаккуратными. Поэтому ты сначала пишешь на чеках и листочках.

— Верно.

— Но ты постоянно теряешь листочки со своими идеями, и вот я подумал, что тебе нужен один блокнот для некрасивых записей, где ты могла бы хранить все идеи в одном месте. А потом ты могла бы переписать их в другой блокнот, когда будешь готова.

Я смотрю на него.

— Джек, это...

— Слишком?

— Нет.

Я провожу рукой по гладкой кожаной поверхности блокнота.

— Это идеально.

— Тебе завтра рано вставать? — говорит Джек, когда я веду его наверх, а затем в кровать.

— Я могу поспать в самолете, — говорю я. — Теперь, когда у меня больше нет босса, у меня куча времени на то, чтобы выспаться.

***

В итоге Джек засыпает, а я лежу рядом с ним и вспоминаю о том, как моя сестра плакала в аэропорту. Если она заплакала, прощаясь со мной, своей сестрой, которую она определённо ещё увидит, то как теперь должна я, чемпион по плачу, попрощаться с Джеком и не расклеиться? Я, вероятно, буду плакать всю дорогу по пути к зоне досмотра. Где привлеку внимание, и меня отправят на дополнительный досмотр. Это будет унизительно. Для меня, но и для Джека, вероятно, тоже.

Я не хочу, чтобы он запомнил меня такой.

В пять утра я выскальзываю из кровати. Себастьян мяукает, когда я дохожу до двери, поэтому я прошу его помолчать, так как не хочу разбудить Джека. Себастьян следует за мной в гостиную, где у двери меня ожидают чемодан, чехол с гитарой и рюкзак. Я расстёгиваю карман на рюкзаке, достаю блокнот для некрасивых записей, который подарил мне вчера вечером Джек. Себастьян следует за мной, когда я прохожу на кухню и сажусь за стол.

Я знаю, что не смогу проститься с ним, не потеряв самообладания. Поэтому я решаю ему написать.