— Я не могу ему запретить смотреть.

— Нет, но ты можешь дать ему совет, сказав, что это совершенно не в его интересах. Последнее, что нужно каждому из вас прямо сейчас, это драма в вашей личной жизни. Ей место только на сцене. Все понятно?

Я киваю.

— Да.

У меня такое чувство, словно меня отчитала моя мать.

— Отдохни пять минут и возвращайся с другим настроем. У нас не так много времени, чтобы довести этот отрывок до ума, а я по-настоящему верю, что эта сценка может быть довольно-таки зрелищной, если только вы двое отдадитесь ей.

Я надеваю блузку и выхожу на улицу закурить сигарету. Я курила не так часто в последнее время, потому что Итану это не нравится. Еще один пример того, как я корректирую свое поведение ради парня.

Когда я возвращаюсь обратно, я выкидываю из головы все мысли об Итане и всецело отдаюсь сцене. Коннор не понимает, что на него обрушивается. Я вижу удивление на его лице, когда перевоплощаюсь в Марлу. В ее обличье я чувствую вину за то, что хочу другого мужчину, помимо своего мужа, но я должна познать физическое влечение к загадочному художнику.

Под конец, мы оба краснеем и тяжело дышим, и я становлюсь на колени перед ним, делая вид, что не замечаю выпуклость в его брюках.

Эрика выглядит довольной.

— Так намного лучше. Увидимся завтра.

Она оставляет нас с Коннором одних, чтобы мы могли переодеться. Между нами возникает неловкость. Коннор всегда был тем человеком, с которым я чувствовала себя совершенно комфортно, но эта репетиция все разрушила. Он прикасался к моей груди, и у него возникла эрекция. Я возбудила его, находясь в обличье своей героини.

Как мы можем не чувствовать себя странно после этого?

Когда мы выходим из театра, Итан стоит на выходе и ждет.

— Спокойной ночи, — бормочет Коннор и уходит, не посмотрев никому из нас в глаза. Я тотчас зарываюсь с головой в грудь Итана и крепко-крепко его обнимаю.

— Эй, — говорит он, поглаживая мои волосы. — Ты в порядке?

— Да. Просто устала.

— Тяжелый день?

— Ага. Эрика устроила мне головомойку.

— Почему?

— Потому что я сдерживалась.

Он затихает.

— С Коннором?

— Да.

— Хм. — Он перестает поглаживать. — Ты не… сняла свою блузку?

— Нет, я сняла, но…

Мышца на его челюсти напрягается сбоку от моей головы.

— Но что? Ты прикасалась к нему?

— Да. — Я слышу, какими раскатистыми ударами бьется его сердце в груди. — Но я продолжала думать о тебе. О том как бы ты отреагировал. Эрика сказала мне, что я должна прекратить.

— И… что случилось потом?

Я отстраняюсь, чтобы поднять на него взгляд. Как и следовало ожидать, он хмурится.

— Я начала лучше стараться .

Он начинает хмуриться сильнее.

— И?

— И… хм… — Я вспоминаю покалывание от прикосновений его рук к моей груди, от которых перехватывало дыхание. Его стояк прямо перед моим лицом, пока я притворяюсь, что делаю ему минет. — Думаю, под конец у нас стало неплохо получаться .

Он выдыхает и выражение на его лице чуть ли не разбивает мне сердце.

Я становлюсь на носочки, чтобы поцеловать его. Мне необходимо поцеловать его. Напомнить ему, что он единственный, кого я хочу. Напомнить себе, что это мою героиню возбудил другой мужчина, пока длилась пьеса, а не меня. Он целует меня в ответ. Запускает руки в мои волосы и направляет голову туда, куда он хочет. Меньше чем за три секунды он воспламеняет меня так, как не удалось Коннору за весь вечер.

— Отвези меня домой, — говорю я, в то время как все мое тело вспыхивает.

Он так и делает. И час спустя, когда я уже покрыта потом и обессиленная лежу под ним, я признаюсь ему в любви впервые с тех пор, как мы вновь сошлись.

Я говорю ему это, потому что это правда. Не потому что чувствую вину.

По большей части.

Доктор Кейт наливает мне стакан воды. Я принимаю его с благодарностью. По крайней мне, так я могу занять свои руки.

— Думаешь, ты немного переборщила за то, что делала тогда с Коннором? — спрашивает доктор Кейт.

— Наверно. — Я отпиваю еще больше воды. — Но я не хотела, чтобы Итан думал, что существует какой-то глупый любовный треугольник, потому что это было не так.

Доктор Кейт дает мне несколько секунд, и потом говорит:

— Случалось ли когда-нибудь такое, чтобы у тебя возникло желание оправдать недоверие Итана?

Я чуть ли не давлюсь своим ответом, но эти сеансы ничего не дадут, если не быть честной.

— Нет, но…

Она ждет более подробного ответа.

— Я всегда задавалась вопросом, насколько все могло бы быть иначе, если бы я полюбила Коннора. Он был таким простым. Но я не смогла полюбить его. Не смогла даже после того, как думала, что больше никогда не увижу Итана.

— Значит, не было даже намека на это, пока вы с Итаном были все еще вместе?

Я качаю головой.

— Как бы сильно я не должна была изображать влечение к Коннору на сцене, мне никогда не хотелось продолжать это вне.

— Ты говорила ему об этом.

— Мы с Коннором никогда не говорили об этом, но мне было понятно, что он знает. Что касается Итана, я снова и снова говорила ему, что у него нет причин для беспокойства.

Я говорила это так часто, что эти слова уже были подобны яду на вкус.

— Но он не поверил тебе.

Горечь проступает по моей коже подобно сыпи.

— Нет.

Дворники двигаются из стороны в сторону, когда номер Итана высвечивается у меня на экране.

— Привет. — Я вымотана, но рада разговору с ним. Мы виделись не слишком часто на этой неделе, и я ужасно соскучилась по нему. Показательные постановки пройдут уже через четыре дня, и мы репетировали круглые сутки. Сценку из «Ромео и Джульетты» мы репетировали всего пару раз, потому что и так было очевидно, что мы на высоте. Эрика была больше сосредоточена на новых сценках, стремясь довести их до совершенства.

— Привет, — говорит он, и в его голосе звучат такие же нотки усталости. — Ты где?

— На пути домой.

— Наша репетиция тоже почти закончилась. Думаю, мы с Эйвери наконец-то словили ритм этого дурацкого диалога Стоппарда. Не то, чтобы мы многое услышали с этой грозой. Дождь такой сильный, да?

— Да. Надеюсь твои навыки строительства ковчегов еще на высоком уровне, иначе мы можем попасть в беду.

— Нам не нужен ковчег. У меня есть парочка надувных шезлонгов с подстаканниками.

— Блеск.

— Ничего не жалко, чтобы спасти мою девушку от водного апокалипсиса.

— Ничего так не говорит о любви, как качественные надувные изделия для отдыха.

Он фыркает.

— Теперь мне мерещится та надувная овца, которую Эйвери купил для своего бассейна.

— Мы же сказали, что никогда не будем обсуждать это.

— Ты права. А мы можем поговорить о том, как чертовски сильно я скучаю по тебе?

Я улыбаюсь.

— Можешь попридержать эту мысль? Мы уже подъезжаем к моей квартире, и мне нужно быстро метнуться ко входной двери.

— Мы?

— Да, хм… — Я делаю глубокий вдох. — Коннор подвез меня домой, чтобы я не промокла.

Следует тишина.

— Хм. Ты не взяла с собой зонт?

Его тон тут же выводит меня из себя.

— Ну, да, взяла, но на улице гроза. Машина Коннора была припаркована сзади театра. К тому же, уже десять вечера.

Рядом со мной Коннор слегка качает головой. Нас обоих раздражает, когда Итан становится таким каждый раз, когда мы оказываемся вместе. К этому моменту он уже должен понимать, что его страх неоправдан. Неужели он действительно верит, что меня внезапно охватит непреодолимое желание трахнуть Коннора, только потому что мы одни в машине?

— Повиси-ка, — говорю я, и хватаю свою сумку. — Я продолжу разговор внутри. — Я ставлю его на удержание и вздыхаю. — Спасибо, Коннор. Увидимся завтра.

— Нет проблем. Хорошего вечера. — Он кидает на меня взгляд, который говорит о том, что остальная часть этого разговора будет не из приятных. Я выхожу из машины так быстро, насколько могу, и мчусь сквозь ливень ко входной двери.

Когда я оказываюсь внутри, я скидываю с себя куртку и снимаю Итана с удержания.

— Эй.

— Эй. — В его голосе слышны всевозможные нотки злости. Я подавляю стон. Я слишком устала, чтобы иметь с этим дело сейчас.

— Итан, это была пятиминутная поездка на машине. О чем, черт побери, тебе волноваться.

— Я не знаю, Кэсси. Ты скажи мне.

— Здесь нечего говорить! Неужели ты так мало мне доверяешь, что думаешь, что я помышляю о том, чтобы сделать что-то с Коннором?

— Ну, ты вроде бы проводишь с ним все свое время эти дни. Наверняка, ты запуталась, кто твой настоящий парень, а кто раздражительный придурок, который пытается залезть тебе в трусики.

— Он не пытается залезть ко мне в трусики! Сколько раз мне говорить тебе об этом?

— Кэсси, я видел, как он смотрит на тебя.

— Кому какая разница, как он смотрит на меня? Он никогда, вообще никогда, не пытался сделать что-то! Он всегда вел себя абсолютно по-джентльменски, несмотря на твою грубость по отношению к нему все время.

— О, да, идеальный джентльмен, который провел большую часть шести недель, лапая твою грудь.

— Ой, да ради Бога! — Я потираю глаза. — Я не могу иметь с тобой дело сейчас. Серьезно, не могу. Ты утомляешь меня. Впереди у нас самое важное выступление в жизни уже через четыре дня, а ты прямо сейчас выводишь себя из равновесия и заодно меня за собой тянешь. Тебе надо остановиться. Серьезно.

Он вздыхает и затихает.

Я ненавижу ссориться с ним, и особенно, по телефону. Будь он здесь, я бы смогла прикоснуться к нему. Показать ему, что я люблю его и только его. Но при данных обстоятельствах, я могу только представить, как он, стискивая челюсть, приходит ко всевозможным неправильным выводам. Ему достаточно одних сомнений в себе, чтобы сомневаться и во мне.

— Да. Хорошо. Ну, мне лучше пойти. Спокойной ночи.

— Подожди.

Он затихает.

— Что?

— Ты не хочешь прийти, когда твоя репетиция закончится?

— Зачем?

— Потому что я скучаю по тебе, и хочу увидеть.

— Кэсси, ты очень устала. И я тоже устал.

— И что? Просто приходи и поспи здесь. Пожалуйста.

— Я так не думаю. Тебе надо отдохнуть, и ты только что признала, что я утомляю тебя.

— Итан.

— Поговорим завтра.

Разговор обрывается, и я плюхаюсь на диван.

Дерьмо.