— Боже, как женщины носили это каждый день?! Такое ощущение, что мои внутренности слились воедино, в нечто гигантское и желе подобное.

Наступает тишина.

Когда я поднимаю взгляд, Итан неотрывно смотрит на меня. От выражения страсти на его лице, меня пробирает дрожь.

— Хммм.

Он подходит ближе, и теперь дело уже не в платье, которое не позволяет мне дышать. Я смотрю на его шею только, потому что не могу смотреть на его лицо. Я изучаю рисунок его шрама и как он постепенно переходит в гладкую кожу. Даже сейчас, спустя все эти месяцы, я очень отчетливо помню вкус его кожи. Как он стонал, когда я покусывала его.

— Кэсси?

— Хммм.

— А пуговицы? Может твои пальцы более ловкие, чем мои?

— А да. Точно.

Я берусь за края сюртука и стягиваю их вместе. Поскольку его грудь чересчур широкая, это дается не так-то легко, и он прав, пуговицы действительно слишком большие для этих дырочек. Я борюсь с плотной тканью, но добиваюсь успеха лишь с парой нижних пуговиц, прежде чем сталкиваюсь с проблемами.

— Ты набрал вес?

— Немного. Я тренируюсь.

— Бокс?

Он замирает.

— Да. Как ты узнала?

Пожимаю плечами.

— Догадалась.

Я снова тяну, но пуговицы не поддаются.

— У меня не получается.

— Оставь тогда, — говорит он напряженным голосом. — И так пойдет.

Еще одна попытка и пуговица отскакивает.

— Черт побери!

— Тейлор… — Он накрывает своей рукой мои руки. — Ради бога, просто… оставь.

Я замираю. Время замедляется.

Он касается меня.

Эффект мгновенный и изнурительный. Мое сердце начинает бешено биться, когда он издает прерывистый вздох. Я смотрю на его руку, которая накрывает мою. Она такая чужая. Такая знакомая. Неправильное и правильное переплетается друг с другом, отдаваясь импульсом внутри меня.

С болезненным восхищением, я наблюдаю, как он проводит большим пальцем по моим костяшкам словно в замедленном действии. Мне хочется отступить назад, но я словно застыла. Я не могу поднять на него взгляд, опасаясь того, что я могу сделать. Или что он сделает. И пусть ткань жакету и плотная, я все равно чувствую, что его сердце колотится быстрее моего. Его грудь быстро вздымается и опускается, и я понимаю, что что бы ни произошло следующие несколько секунд, это вполне может разрушить последние восемь месяцев выработанной отчужденности.

— Кэсси… — со стоном произносит он.

Он плотнее прижимает мои руки к своей груди, и в этот момент, моей решимости приходит конец. Я хочу распахнуть его жакет и прижаться губами к его коже. Вкусить тепло, и затем перейти к его шее. Кажется, ему тоже этого хочется, потому что он хватает мои руки и запускает их под одежду. Когда мои ладони прижимаются к его обнаженной груди, он так резко вздыхает, словно ему больно.

Я закрываю глаза и пытаюсь найти в себе силы остановиться. Я должна. Я больше не могу быть такой. Отчаянной и нуждающейся. Препятствия, разделяющие нас, не изменились. Особенно для него.

Я открываю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Он обжигающ. Мрачен и напряжен, и уж слишком неотразим.

Решимость, где ты, когда так нужна?

Дело не в том, что он хочет снова быть со мной. Он просто хочет меня. А я хочу его. Колотящиеся сердца и гормоны, не дающие покоя.

Я провожу руками по его груди и чувствую под ними быстрый пульс, ища оправдание, чтобы позволить этому случиться. Позволить мне завладеть его телом, не нуждаясь больше ни в чем. Освободиться от ноющей сексуальной неудовлетворенности, которая преследует меня с того дня, как мы расстались.

Но этому нет оправданий. Не существует альтернативной реальности, где все было бы еще более неизмеримо хуже.

Я впиваюсь пальцами в его мышцы, прежде чем возвращаюсь к реальности. Найдя в себе силы которые я и не подозревала, что у меня есть, я отстраняюсь смущенная и раздраженная. Мне ненавистно то, что я чуть ли не растаяла от желания. Что всего лишь одно его мимолетное прикосновение, может все еще так сильно влиять на меня.

Я пристально смотрю на него и пытаюсь подобрать слова.

Он смотрит в ответ, с тем же явным потрясением.

— Какого черта это было? — Адреналин бурлит в моих венах, вызывая во мне жар и дрожь.

Он моргает и качает головой. Злой. На себя? Или же на меня?

— Понятия не имею. — Его челюсть сжимается, и он опускает голову. — Это было чертовски глупо. Я… я не должен был…

— Да, не должен был.

Он резко поднимает голову и смотрит на меня. Сейчас он уже точно злится на меня.

— Я не заметил, чтобы ты так уж быстро отстранилась. Ты дышала так же тяжело, как и я.

— Это не значит, что ты можешь… что мы должны… — я провожу пальцами по волосам. — Черт побери, Итан, мы должны были уже оставить это в прошлом! Я не должна это чувствовать, когда…

— Когда что?

— Когда ты рядом со мной! Когда ты трогаешь меня. Ты не можешь просто вот так… делать это со мной.

— Поверь мне, мне знакомо это чувство.

Я вскидываю руки.

— Я ничего не сделала!

— Тебе и не надо. Одного твоего существования достаточно, чтобы я страдал.

Печаль в его голосе заставляет меня остановиться, но это уменьшает во мне злости.

— Проехали, — говорю я, пытаясь расстегнуть платье. — Забудь об этом.

Он срывает с себя жакет и говорит:

—  А что ты думаешь, я пытался делать весь этот гребаный год?

Корсет словно стянулся вокруг меня подобно питону, сжимая меня чуть ли не до удушья.

— Избавь меня от этой чертовой штуки!

Я поворачиваюсь, чтобы он смог расстегнуть мне молнию, и когда он это делает, я захожу в раздевалку. Я срываю с себя платье и надеваю обратно лифчик и футболку. Потом я собираю вещи и откидываю шторку. Он стоит на месте и смотрит на меня, словно хочет извиниться или что-то в этом роде.

Я не двигаюсь. Мы смотрим друг на друга. Никаких извинений не следует.

Ну, конечно.

Как обычно.

— О, привет, ребята!

Мы оба поворачиваемся и видим Джека Эйвери с охапкой костюмов в руках.

— Ого, я что-то прервал? Нужно уединение? Или гандоны?

Я издаю звук отвращения и протискиваюсь мимо него.

— Заткнись, Джек.

Когда я иду к выходу, я слышу, как Эйвери говорит:

— Чувак, ты так и притворяешься, что не сохнешь по ней? Насколько же ты заблуждаешься!

Когда я дохожу до двери, Холт говорит:

— В кои-то веки, я согласен с Кэсси, Эйвери. Заткнись на хрен!

Несколько часов спустя, я возвращаюсь домой, и моя кожа все еще покалывает от воспоминаний того, как мои руки прикасались к его груди. Они жаждут снова почувствовать его. Жаждут больше прикосновений.

Я со стоном заваливаюсь в постель, невероятно расстроенная.

Равнодушие? Ага, конечно.

Я без понятия, что значит это слово.

Мое единственное утешение, что и Итан не знает.