Пролог

Двадцать лет назад  Сербия

Драго, 17 лет

– Это блондинка, идиот, – бормочу и тянусь к бутылке пива на журнальном столике.

И зачем только смотрю эти предсказуемые триллеры. Возможно, они отвлекают меня от проблем, о которых я не хочу думать. Скажем, о том, как я снова провалил учебу в школе и должен признаться в этом своему отцу. Или о том, как утром мама разозлится, увидев разбитый мотоцикл. А еще моя правая рука и щека ободраны до крови. Хотелось бы, чтобы при падении об асфальт хоть немного стерлась татуировка, с которой снова накосячил Адам. Не следовало позволять ему тренироваться на мне. Пройдет несколько месяцев, пока этот ужас на моей руке заживет и я смогу его переделать. И, надеюсь, что в следующий раз получится лучше, чем тот осел, которого изобразил Адам, хотя я просил жнеца. 

Сделав очередной глоток из бутылки, гляжу на часы рядом с телевизором. Три часа ночи. Пора идти наверх и ложиться спать. Я обещал девочкам, что завтра мы сходим в зоопарк. Дина наверняка расстроится и заплачет, увидев мою физиономию. Тара просто будет пытаться коснуться израненной кожи.

Выключая телевизор, бросаю пульт на журнальный столик. Я уже прошел до середины комнаты, когда меня отбрасывает к дальней стене, и раздается взрыв, от которого глохнут уши. Боль пронизывает правый бок.

И я погружаюсь во тьму.

* * *

Я резко открываю глаза, но поначалу ничего не разобрать. Зрение затуманено. В затылке и на боку острая боль. Спустя лишь мгновение понимаю, что лежу на полу, но когда пытаюсь сесть, боль пронзает правое плечо и руку. Стискиваю зубы и упираюсь левой рукой в стену, каким-то образом умудряюсь встать. На меня накатывает волна головокружения, и я замираю, жду, когда комната перестанет вращаться. Зрение немного проясняется, но все равно вижу плохо. Воздух спертый, а единственный источник света позади меня. По шее чуть ниже уха стекает что-то мокрое. Провожу рукой и вижу на пальцах кровь. Какого черта?

Стоя лицом к стене и пытаясь сориентироваться, вдруг улавливаю запах дыма. Медленно поворачиваюсь и тут же непроизвольно отступаю на шаг назад. Дверь в комнату моих родителей, которая находилась за гостиной и лестницей на второй этаж, висела на петлях, выгнутая и изуродованная. Часть стены разрушена, и в свете уличного фонаря видны обломки на кровати и на полу. В воздухе висит пыль.

– Мама! Папа! – Перепрыгиваю через опрокинутую мебель, но не слышу своего голоса. Я вообще ничего не слышу.

Пока пытаюсь отодвинуть диван с места единственной рабочей рукой, мой взгляд не отрывается от обломков стены, наваленной на кровать, где спали мои родители. Другая моя рука бесполезна и онемела. Кажется, вывихнул плечо, когда взрывной волной меня отбросило к стене.

Дым наполняет комнату, затрудняя дыхание, но пламени нигде не видно. Сердце бешено колотится, когда замечаю оранжевое свечение за порогом кухни. Меня охватывает страх, и мой взгляд неуверенно метается между верхним этажом, где находится спальня моих сестер, и разрушенной комнатой родителей. Желчь подкатывает к горлу, когда осознаю масштабы разрушения на первом этаже. Вряд ли кто-то мог выжить после такого. Что мне делать: сначала помочь родителям или спасти девочек? Сердце бьется как безумное, знаю, что решать нужно сейчас. Бросив последний взгляд на комнату родителей и проглотив горечь, перепрыгиваю через разбитый диван и бегу к лестнице.

Когда добираюсь до второго этажа, меня душит приступ кашля. Закрываю нос и рот рукой, пытаясь уберечь горло и легкие от дыма, и пинком открываю дверь.

– Тара! – мой голос разрывает тишину, когда поднимаю плачущую сестру с кровати слева от меня. Прижимаю ее к себе, затем оборачиваюсь и вижу Дину, близняшку Тары, стоящую поодаль, ее глаза расширены от страха и паники. Я тяну к ней руку, но моя правая рука отказывается двигаться.

– Возьми меня за руку. Мы должны выбираться отсюда, – кричу, не слыша собственных слов.

Дина лишь покачивает головой и прижимается спиной к стене. Тара продолжает визжать и сопротивляться в моих объятиях.

– Чёрт побери, Дина, сейчас же! – рычу, и меня снова охватывает приступ кашля. – Чёрт!

Я снова пытаюсь пошевелить правой рукой, но безуспешно. Дым становится все более густым. Нужно выбираться отсюда, но я не могу нести обеих сестер одной рукой. Страх и беспомощность душат сильнее дыма. Придется выводить их по одной. Надо сделать выбор. Как, черт возьми, выбрать, какую сестру спасать первой?

Тара всхлипывает у меня на руках. Она и станет первой.

– Я выведу Тару на улицу и сразу же вернусь, – кричу в испуганное лицо Дины. Когда она испугана, то выглядит гораздо младше своих четырех лет. – Две минутки, Дина – сладкая малышка. Не двигайся.

Гляжу на нее с мольбой в глазах, чтобы она поняла, и выбегаю из комнаты.

Не знаю как, но я спустился по лестнице. Дым щиплет глаза, дороги впереди не видно. Я несколько раз спотыкаюсь, пока добегаю до входной двери.

На подъездной дорожке перед нашим домом стоят соседи, разинув рты. Вдалеке мерцают красные огни, они приближаются. Вероятно, это пожарные или скорая помощь. Они будут здесь в любое мгновение, но мне нельзя ждать. Я сжимаю плачущую Тару в руках и торопливо передаю ее ближайшему мужчине, а затем бросаюсь обратно в пылающий дом.

Дым настолько густой, что приходится наполовину бежать, наполовину ползти почти на четвереньках через гостиную. Глаза слезятся, легким не хватает воздуха. Когда наконец добираюсь до лестницы, край ковра, ближе к кухне, загорается. Пламя неумолимо распространяется и приближается к лестнице.

Поднимаюсь в спальню девочек и напряженно всматриваюсь, ища сестру. Но малышки нет на месте. Я сразу же бросаюсь к ее кровати. Дина спряталась от дыма под одеялом.

– Я здесь, малышка. – Отбрасываю одеяло в сторону и прижимаю сестру к себе.

Вернуться к входной двери уже невозможно. Слишком много дыма. Можно попробовать выбраться через окно – оно не слишком высоко. Однако папа заколотил его месяц назад, когда Тара постоянно открывала его, и он боялся, что она может упасть. Нам нужно добраться до моей комнаты, на другом конце коридора, и перелезть через балкон.

– Держись за меня! – Я не могу оценить, насколько громко говорю, поэтому на всякий случай кричу: – Мы выходим!

Дина обхватывает меня за шею и прижимается ко мне, ее тельце дрожит в моих объятиях. Делаю шаг в коридор, затем быстро отступаю. Огонь распространился наверх, и жар отрезает путь к моей комнате. Спуск по лестнице – единственный выход.

– Все будет хорошо. – Целую волосы сестры. Сердце бьется так быстро, что кажется, будто оно вырвется из груди. – Все будет хорошо.

Крепче прижав сестренку к себе, делаю глубокий вдох и снова выхожу в коридор.

Перегнувшись через перила, смотрю на нижний этаж дома, где пламя лижет кухонные шкафы и ползет по занавескам. Огонь перекинулся на лестницу, его язычки тянутся между балясинами. Я не могу решить, что хуже: жар или дым. Затаив дыхание, изо всех сил бегу вниз по лестнице. Входная дверь распахнута, пожарная машина остановилась, и из нее выбегают пожарные. Я уже на полпути к выходу, когда справа от меня раздается еще один взрыв, от которого нас с Диной бросает на пол.

Так горячо, и кожа будто плавится. Моя сестра лежит в нескольких футах от меня, хрипит и борется за дыхание. Я подползаю к ней и притягиваю к себе, пытаясь защитить своим телом от пламени.

– Все хорошо, малышка. Помощь уже близко, – успокаиваю ее, но тьма затягивает меня в свои глубины.

* * *

Пятнадцать лет назад  Нью – Йорк

Сиенна, 5 лет

Я бросаюсь на диван, скрещиваю руки и дуюсь. – Мама, ты обещала! Луне исполняется шесть лет! Я ее лучшая подруга. Мы просто обязаны пойти.

Мама вздыхает и садится рядом со мной. – Мне очень жаль, Сиенна. Босс на эту субботу назначил работу для меня и твоего папы.

– Вы с папой всегда работаете, – хмурюсь я, надувая губы.

– Сиенна, милая, ты же знаешь, что это неправда. – Мама поглаживает меня по руке.

Я отстраняюсь от нее, бормоча: – Если ты меня любишь, то отвезешь нас. Ты же обещала! Папа говорит, что сдерживать обещания – это самое главное на свете.

Мама бросает взгляд на папу, который стоит у книжной полки. – Эдоардо и Сара сегодня работают в казино. Может, поменяемся с ними смена? Мы отработаем сегодня, а они подменят нас в субботу.

Я смотрю на папу широко раскрытыми глазами. Пожалуйста, скажи «да»!

– Артуро? Ты можешь их отвезти? – бросает папа через плечо моему брату, который сидит в кресле у окна и возится с телефоном.

– Не – а. Я работаю в субботу, – качает он головой. – Но могу присмотреть за букашками сегодня вечером.

Я фыркаю. С тех пор как Артуро начал работать на дона, то стал таким занятым и серьезным.

Папа вздыхает и буравит меня взглядом. – Неужели так важно, чтобы мы оба поехали? Я могу что-нибудь придумать, чтобы мама могла отвезти тебя.

– Да, это важно. Ася! – Жду, пока сестра оторвется от рисования на журнальном столике, и кричу: – Скажи что-нибудь!

Ася пожимает плечами.

– Видишь, Ася тоже хочет, чтобы вы оба ехали. Пожалуйста, папа. Мы никогда никуда не ходим вместе. Там будут клоуны! Я больше никогда ничего не буду просить.

Папа отталкивается от книжной полки. – Ну ладно. Я позвоню Эдоардо.

Я визжу от восторга и прыгаю к нему в объятия. – Да! Спасибо!

– Как будто я могу тебе отказать, малышка. Я слишком сильно тебя люблю. – Он целует меня в макушку. – Идите на кухню, девочки. Артуро приготовит вам ужин, так как нам с мамой нужно собираться на работу.

* * *

Звонок в дверь вырывает меня из сна. Вглядываюсь в темноту. Мне это приснилось?

Звонок раздается снова.

Сползаю с кровати и на цыпочках иду к балкону, чтобы выглянуть на крыльцо. Двое мужчин в костюмах разговаривают с Артуро. Их голоса приглушены, и я не слышу, о чем они говорят, не вижу лица брата с этого ракурса, но он внезапно распрямляет плечи. Зарывается руками в волосы, дергает их, затем поворачивается к открытой входной двери и ударяет в нее кулаком. Мужчины еще что-то говорят и уходят, садясь в черную машину, припаркованную у нашего подъезда. Когда снова смотрю на крыльцо, Артуро сидит на верхней ступеньке, схватившись окровавленной рукой за волосы.