Глава 70. «Разлученные в жизни и в смерти*»
* 生离死别 (shēng lí sǐ bié) – последнее прощание, вечная разлука, расставаться навеки.
Цзин Ци оперся коленом на кровать и приподнял подбородок У Си, глядя на него сверху вниз. Волнение перед неизвестным, плескавшееся в этих глазах, делало их похожими на редчайшие черные жемчужины, порожденные океаном. Они будто бы могли поглотить человека целиком, если тот будет смотреть слишком долго. Цзин Ци не сдержался и кончиками пальцев коснулся ресниц У Си.
У Си крепко сжал в руках простынь и застыл. Легкий аромат, исходящий от только что принявшего ванну Цзин Ци, наполнил его ноздри и словно окутал все тело. Он старался контролировать выражение лица, несмотря на бешеное биение сердца в груди.
Наньцзян был намного прямолинейнее Великой Цин. Кого они полюбят, с тем и жизнь проведут. Однако У Си все еще чувствовал неправильность происходящего. Он читал в книгах Великой Цин, что самым важным для них было знание «этикета». Возлюбленным до свадьбы даже излишне смотреть друг на друга было не положено.
Хоть… он и был мужчиной… но…
У Си схватил руки Цзин Ци, уже успевшие забраться под его воротник, и крайне решительно покачал головой:
– Бэйюань… все-таки это неправильно.
Раньше Цзин Ци считал себя человеком, который «иногда вел распутную жизнь, но по большей части все-таки соблюдал моральную чистоту». Теперь же он понял, что его жизнь, во времена юности полная беспорядочных ночей среди цветов [1], была вправе называться насквозь прогнившей, если сравнивать с юным шаманом.
[1] 眠花卧柳 (mián huā wò liǔ) – спать среди цветов, ночевать в ивах (обр. в знач.: проводить ночи в публичных домах).
Он нередко использовал случайные похождения для своих целей, пусть даже сам не питал большого интереса к музыке и женщинам. У Си почувствовал, как пальцы Цзин Ци, словно рыбки, легко выскользнули из его ладоней, распахнули одежды и невесомо пробежались по ключицам, оставив за собой дорожку невидимых искр.
– Что здесь неправильного? – беззаботно спросил Цзин Ци.
Он специально замедлился, оглаживая своими распутными руками все тело У Си сверху донизу. Видя, как тот нервничает и смущается, он наслаждался этими ласками и понемногу разжигал огонь и в собственном теле.
Опустив одно колено на кровать, он почти всем своим весом навалился на У Си, и тому ничего не оставалось, кроме как одну руку поставить позади для опоры, а другой обнять его. Лишившись большей части одежды, он крайне смутился и от безысходности выдал первое, что пришло в голову:
– Разве ваши мудрецы не говорили, что отношения вне брака неприличны [2]…
[2] На самом деле он говорит об одной конфуцианской традиции, которая запрещает «не-родственникам» (подразумевая мужчин и женщин, но не называя конкретно) передавать друг другу что-либо из рук в руки – 授受不亲 (shòushòu-bùqīn).
Цзин Ци ущипнул его за грудь, испугав У Си так сильно, что он едва не подпрыгнул. Рука, на которую тот опирался, подогнулась, и У Си завалился на спину, услышав тихий смех Цзин Ци:
– Они говорили о мужчинах или о женщинах?
У Си не нашел, что ответить: мудрецы не уточняли.
Что-то промелькнуло перед глазами, и он увидел, как небрежно запахнутые белые одеяния Цзин Ци упали на пол. Тот наклонился и ловко опустил полог, сквозь который проникал тусклый свет ламп. Под его одеяниями ничего не оказалось. Кожа Цзин Ци выглядела тоньше лучшей парчовой ткани, изящное кольцо свисало с его шеи, а длинные волосы, стекая вниз, касались ушей У Си, когда он наклонял голову.
У Си потерял дар речи.
Глаза Цзин Ци изогнулись в улыбке, и он шепотом спросил:
– Красавец У Си, позволишь этому князю услышать неприличные крики?
Разум, наконец, улетучился, и У Си притянул его к себе за шею, заглушив этот подлый смех.
В мире происходит множество вещей, которые неизбежно западают людям в душу на долгие годы. Великая скорбь подобна вечной разлуке, а великая радость – теплу за алым пологом. Запретная сцена из давнего сна вдруг стала явью, нежный аромат этого мужчины действительно наполнил его объятья.
Разумеется, князь был знатоком любовных дел, обладал терпением и в совершенстве владел двумя умениями: произносить напыщенные фразы и дурачить людям головы в постели. Наткнувшись на столь неопытного птенца, он еще сильнее захотел позволить ему чувствовать себя хорошо и непринужденно.
У Си заметил, что что-то было не так, но не понял, что именно. Мозг превратился в кашу, потому он лишь сдерживался, пока горячие руки Цзин Ци оглаживали его спину, спускаясь по позвоночнику вниз. Наконец он осознал, что все это время боролся с нестерпимым волнением. Подняв глаза, У Си встретился взглядом с Цзин Ци: тот смотрел нежно, но в глубине этой нежности скрывалось жгучее желание.
У Си понял, что сейчас в глазах Цзин Ци наконец остался только он сам, все другие люди и дела были отброшены в сторону. И тогда он решил, что позволит ему все. Даже если придется умереть за него, он сделает это без сожалений.
Подумав так, он мягко улыбнулся и закрыл глаза.
Эта невыразимо счастливая улыбка заставила Цзин Ци остановиться на мгновение. Он вдруг подумал: если они действительно дойдут до конца, разве это маленькое ядовитое существо не возненавидит его на всю жизнь, когда узнает о его намерениях? Разве, зная вспыльчивую и упрямую натуру этого человека, будет у них шанс все вернуть?
Опыт Цзин Ци говорил ему о том, что во всех делах нужно оставлять пути для отступления, иначе в будущем могут быть неприятности. Если он умрет во имя страны, то пусть так. Но если он выживет, то где искать еще одного такого же человека? Тотчас он слегка нахмурил брови и принял решение…
Укол боли, который воображал себе У Си, так и не случился, но он почувствовал, как Цзин Ци немного переместился, а затем что-то теплое и узкое обволокло его горячий член. Он мгновенно открыл глаза:
– …
Цзин Ци быстро придавил его рукой к постели и дрожащим голосом сказал:
– Подожди… Не двигайся…
Он крепко стиснул зубы и медленно опустился. Тупая боль была похожа на то, как его разрывают на части. Никто и никогда не смел заставить князя Наньнина сделать нечто подобное. Сначала он прижимал У Си к постели, но постепенно начал использовать его для собственной опоры.
Боль усилилась, руки обмякли, и он навалился на У Си. Они оба глухо простонали. У Си быстро поймал его, почувствовав, как чужое тело слегка дрожит. Будучи не в состоянии понять, что за ощущения испытывает, он лишь осторожно сжал Цзин Ци в объятьях и начал покрывать его тело почти целомудренными успокаивающими поцелуями.
Красный феникс [3] тихо взошел на ночном небе и так же тихо опустился.
[3] 红鸾 (hóngluán) – символизирует счастливую звезду замужества.
На следующий день У Си проснулся как обычно рано. Открыв глаза, он даже не мог толком сказать, была эта жаркая ночь сном или реальностью. Спустя долгое время он осторожно повернулся и увидел рядом с собой беспорядочно рассыпавшиеся по кровати волосы Цзин Ци. Половина плеча того выскользнула из-под одеяла.
У Си беззвучно рассмеялся, подтянул одеяло вверх и медленно приподнялся, чуть наклонив голову, чтобы взглянуть на него.
Жизни бы не хватило, чтобы насмотреться.
Не сон… Это прекрасно чувство не было сном. Во сне не было бы такого настоящего, переполняющего душу счастья.
Возможно, он наблюдал за Цзин Ци слишком влюбленным взглядом. Тот сонно приоткрыл глаз, взглянул на У Си, невнятно пробормотал «еще даже не рассвело», перевернулся на другой бок и хотел продолжить спать. Однако, пошевелившись, он тут же почувствовал, как все тело отдалось ноющей болью, и невольно тихо простонал, нахмурив брови.
У Си немедленно сел и взволнованно спросил:
– Больно? Где болит?
Цзин Ци глубоко вздохнул, закатил глаза и бесцеремонно приказал:
– Воды.
У Си тотчас накинул одежду, встал, принес чашу с водой и лично напоил его. Цзин Ци сделал два глотка и отказался от большего, взяв в руки чашу.
– Одежда… кхм, – снова сказал он. – Принеси мне одежду.
У Си немедленно поднял с пола халат, в котором тот пришел вчера, но не отдал сразу, а сначала сунул его под одеяло и ласковым голосом произнес:
– Одежда холодная, пусть согреется… Что-нибудь еще? Ночью тебе было больно, да?
Цзин Ци оперся об изголовье кровати, косо взглянул на него и, увидев это растерянное лицо, словно у нашкодившего ребенка, невольно рассмеялся. У Си не понял причину его смеха, но увидел, как заблестели его глаза. Всякий раз, когда он смеялся, они блестели особенно красиво. И тогда У Си тоже не удержался от смеха.
Цзин Ци шлепнул его по затылку:
– Чего смеешься? Иди и скажи приготовить горячую воду. Я хочу помыться.
У Си подчинился его приказу, радостно выбежал из комнаты и сам принес ему горячую воду.
Цзин Ци легонько вздохнул, стерев улыбку с лица. Опустив взгляд, он посмотрел на чашу с водой в своих руках, что слегка дрожала в такт его движениями. Собравшись с духом, он вытащил из-под одеяла халат и достал оттуда маленькую бутылочку. Горько улыбнувшись, он вылил все ее содержимое в воду – и оно растворилось, не оставив ни цвета, ни запаха.
У Си был только рад лично заботиться о нем. Когда он поставил горячую воду и развернулся, Цзин Ци уже накинул халат и как раз опустил голову, чтобы попить. У Си подошел и сел на кровать.
– Бэйюань, вода готова.
Цзин Ци вдруг улыбнулся ему, резко притянул к себе за шею и прижался губами к его губам. Словно играючи, он передал ему воду через поцелуй и вынудил все проглотить, лишь затем разжав руки.
У Си закашлялся и недоуменно спросил:
– Зачем ты…
Не успел он договорить, как почувствовал, что что-то не так. Мгновение спустя игривое выражение стерлось с лица Цзин Ци. В полной тишине тот смотрел на него так, словно хотел выдавить улыбку, но отчего-то в глазах отражалась лишь скорбь.
У Си тотчас все понял, почувствовав, как его тело слабеет, а глаза закрываются.