6

ЛУКА

— Блядь!

Все мое тело вздрагивает, рука сжимает пульсирующий член, горячая вода брызжет на плечи, пальцы ног упираются в кафельный пол. Передо мной нет ничего, кроме мраморной стены моей душевой, но в моем воображении вместо нее - Катерина, повернувшая голову, чтобы посмотреть на меня, и ее мокрые темные волосы, рассыпающиеся по спине, когда я кончаю на ее идеальную попку.

На самом деле, если бы мы действительно трахались в душе, я бы кончил в нее, потому что это лучший способ обеспечить будущее наших объединенных семей. Хотя в этой идее есть свои плюсы, это моя фантазия, и сейчас я думаю только о том, как будут выглядеть полоски моей спермы, разбрызганные по ее идеальной оливковой коже.

Господи, как же мне не терпится трахнуть ее.

Шесть месяцев никогда не казались такими долгими. И я никогда не дрочил так много раз за неделю, как с тех пор, как прижал Катерину Росси к стене и впервые поцеловал ее, шепча ей на ухо всякие гадости.

Чаще всего я представляю, как она прикасается к себе. Изучает себя, преодолевая свою стеснительность с помощью потребности, которую я помог в ней пробудить. Большую часть времени. Но сегодня я думаю только о том, чтобы трахнуть ее, потому что сегодня я снова увижу ее впервые после вечеринки по случаю помолвки. Сегодня мы идем в оркестр, и именно поэтому я провел последние пятнадцать минут, отбиваясь в душе.

Весь вечер я буду рядом с Катериной и обеими нашими семьями, а это значит, что я должен держать себя в руках и вести себя как джентльмен. Я не могу делать это, когда у меня бушует стояк на мою невесту, поэтому я... принял меры.

Понятия не имею, насколько успешными они окажутся, но это точно не повредит.

Выйдя из душа и высушившись, я надеваю свой вечерний костюм, сшитый на заказ, один из моих любимых темно-синих, с шелковым галстуком и изящными итальянскими туфлями, чтобы завершить образ.

Моя машина уже ждет меня на улице, когда я спускаюсь на лифте из своего пентхауса. Вечер в оркестре, это не новость, но сегодня - грандиозное событие: София Ферретти, дочь нашего консильери и лучшего друга моего отца Джованни Ферретти, играет сегодня свой первый концерт в филармонии в качестве скрипачки первого состава после окончания Джульярда. После концерта будет вечеринка, и я приглашу Катерину туда же и повторю данное себе обещание не пытаться затащить ее в темные углы.

Обещание, которое я теряю из виду, как только вижу ее.

Боже, как она прекрасна. Сегодня на ней лавандовое атласное платье с драпированным декольте и тонкими бретельками, облегающее все ее изгибы, с разрезом с одной стороны до середины бедра, и босоножки на высоком каблуке, из-за которых ее ноги кажутся еще длиннее, чем обычно. Ее волосы распущены, немного откинуты назад с одной стороны и украшены бриллиантовым зажимом в тон бриллиантовым и аметистовым украшениям, и мне сразу же хочется провести по ним руками, снять с нее это платье и исследовать каждый сантиметр ее тела. Когда она выскользнула из машины, юбка немного приподнялась, а лиф затянулся, показав мне и бедра, и форму груди сквозь атлас - очевидно, что лифчика на ней нет.

Может, на ней нет и трусиков? Мысль направляется прямо к моему члену, и я рычу от досады. Конечно, на ней есть, ты, озабоченный идиот, - говорю я себе, шагая ей навстречу с улыбкой на лице. Она девственница, которая в последний раз, когда вы были вместе, сказала тебе, что никогда не мастурбировала. Она определенно не пришла на важное мероприятие без трусиков.

На этом следовало бы закончить, но все, что я сделал, это направил свои мысли по другому пути, где я приказываю Катерине, как своей жене, пойти со мной на ужин без трусиков и провожу вечер, лаская ее пальцами под столом, пока она не разрыдается от желания кончить.

Черт, мне нужен секс. А поскольку мне категорически запретили под страхом потери наследства трахать других женщин до дня свадьбы, это значит, что мне нужно соблазнить будущую жену. Но не здесь, не сегодня, что добавляет еще один слой разочарования.

— Лука. — Катерина одаривает меня приятной улыбкой, переплетая свою руку с моей, пока я киваю Витто Росси и его жене, ожидая, пока они пройдут вперед, прежде чем подняться по ступенькам вместе с Катериной. — Прекрасный вечер, не так ли?

— Да. — Слова выходят неловкими, но я уже который раз чувствую себя не в своей тарелке. Я не хочу говорить с ней о погоде. Я хочу...

Я хочу так много чертовых вещей, и ни одна из них не подходит для публики.

У нас места в ложе, где сидят семья Катерины и моя, и я веду ее к одной стороне, желая, чтобы она была по другую сторону от меня, чтобы я мог хоть немного прикоснуться к ней. Она безропотно занимает место на внешней стороне ложа, и когда я опускаюсь рядом с ней и касаюсь пальцами ее обнаженного бедра, я слышу, как она вздыхает.

Она впивается зубами в нижнюю губу, когда я смотрю на нее, мышцы ее бедра напрягаются, а руки сжимаются, и я все понимаю.

Я не должен ничего говорить. Но я не могу удержаться, чтобы не поддразнить ее, хотя бы немного.

— Ты сделала это, не так ли? — Я шепчу, мои пальцы все еще касаются ее бедра, когда я наклоняюсь к ее уху. — После вечеринки. Ты пошла домой и подарила себе свой самый первый оргазм, не так ли?

— Лука! — Катерина выкрикивает мое имя, и у меня такое чувство, что до конца жизни я буду слышать, как она выкрикивает мое имя по разным причинам.

Со временем это надоест, я уверен, но сейчас я чертовски не могу дождаться.

— Мы на людях, — процедила она между зубами низким тоном. — И мои родители здесь. Как и твои, если уж на то пошло.

— То есть ты хочешь сказать, что тебе не нравится немного эксгибиционизма? — Я позволил своим пальцам скользнуть под разрез ее платья, не настолько, чтобы встревожить ее, но достаточно, чтобы подразнить. — Тебе не нравится, когда за тобой наблюдают?

Ее румянец мгновенно становится еще глубже, настолько тревожно, что мне требуется все, чтобы не заставить ее сказать мне почему. Здесь определенно есть какая-то история, что-то, в чем моя милая принцесса мафии не хочет мне признаваться.

Но рано или поздно она это сделает. Но я знаю, что лучше не давить на нее слишком сильно сегодня.

— Не волнуйся, — шепчу я ей на ухо. — Сегодня я не собираюсь делать с тобой ничего плохого. Но однажды ты расскажешь мне о своем первом оргазме, о том, почему ты покраснела до цвета этих сидений... и ты будешь делать это с моими пальцами у тебя между ног, я буду мучить тебя, пока ты не расскажешь мне все.

Катерина почти задыхается, когда я заканчиваю, ее грудь быстро поднимается и опускается, она сжимает губы, чтобы не выглядеть так, будто она сильно возбуждена, а я прекрасно знаю, что так оно и есть. Все, что я могу сделать, это не прокомментировать состояние ее трусиков или не поддразнить ее за то, что она промочила платье, в основном потому, что в этот момент свет начинает мерцать, давая нам понять, что концерт вот-вот начнется.

Я изо всех сил сосредоточен на музыке, чтобы не касаться своей невесты, что еще более соблазнительно в относительной темноте ложи, когда на сцене загорается свет. Конечно, все сыграно великолепно, особенно партия Софии, когда свет прожекторов падает на нее во время соло. Она прекрасная девушка, темноволосая, стройная и настолько сосредоточенная на своей музыке и инструменте, что кажется, будто весь ее мир сосредоточен на этом. Изящество, с которым она играет, поражает воображение, и хотя я никогда не видел ее игры раньше, я вижу, что Джованни не был просто типичным отцом, когда он с такой гордостью говорил о ней и ее талантах на протяжении многих лет.

— Надеюсь, мафия оставит ее в покое, — пробормотала рядом со мной Катерина, и я удивленно взглянул на нее. Я никогда раньше не слышал, чтобы она говорила что-то негативное о жизни мафии или ее семьях, да и вообще не уверен, что когда-либо слышал, чтобы она говорила что-то настолько негативное, и это немного шокирует, это другая сторона ее личности.

— Что ты имеешь в виду? — С любопытством спрашиваю я тем же низким тоном, когда свет снова переключается на остальных участников оркестра, а музыка все нарастает и нарастает.

— Она талантлива и влюблена в свое искусство, — говорит Катерина, кивая в сторону сцены. — Было бы жаль, если бы отец выдал ее замуж за какого-нибудь мелкого босса ради союза, и она была бы вынуждена отказаться от всего этого. — В ее тоне нет обиды или ревности, но я вижу нотки тоски в ее взгляде.

— Сомневаюсь, что он это сделает, — пробормотал я. — Джованни всегда баловал ее и давал ей полную свободу, насколько я знаю. Ее не оберегали, как большинство дочерей мафии.

— Я знаю, — сухо говорит Катерина. — Мы же подруги, ты же знаешь, да? Но кто знает, о чем думает ее отец? До сих пор он держал ее подальше от этого, но теперь она закончила школу и созрела для заключения сделок с влиятельными людьми.

На этот раз в ее голосе явно слышится обида.

Лично я не думаю, что у Джованни есть такие планы на свою дочь, и я не могу его в этом винить. Всегда было ясно, что он дорожит своей семьей так, как не дорожит большинство мафиози, а при всем богатстве и гламуре нашей жизни мы живем в опасном мире, особенно мужчины, но также женщины и дети. Росси хорошо сделал, что не стал заводить слишком много врагов, даже Братва, с которой мы постоянно конфликтуем, не представляет такой угрозы, чтобы поджигать наши дома, насиловать наших женщин и убивать детей, расстреливать на улицах наших мужчин и их семьи. Такой войны не было уже несколько десятилетий, и во многом благодаря удушающему страху, который Росси нагнетает на все остальные организации. Ирландцы были уничтожены тридцать лет назад и отступили вплоть до Бостона, даже не пытаясь вернуться за последние три десятилетия с тех пор, как он занял это место. Братва снова и снова наносит удары, убивая горстки наших людей и похищая наши грузы, а Росси жестоко пытает всех, кого ловит, и отправляет Виктору Андрееву обратно их части. Мы, мужчины, можем проявлять осторожность, когда дело касается Братвы, особенно держаться подальше от их территорий в городе, но мы не боимся за свои семьи. Картель не появлялся на Манхэттене с тех пор, как отец Росси был молодым человеком, а якудза...