10

Малакай

Моя прекрасная Оливия.

Моя прекрасная, умная и извращенная Оливия. Ты можешь одурачить всех своей добротой, теплыми улыбками и мягким голосом, используя их, чтобы получить то, чего ты хочешь в жизни, но я знаю тебя. Я знаю тебя настоящую. Не этот фальшивый фасад, который ты демонстрируешь тем, кто рядом с тобой, - твою осанку, стиль одежды, то, как ты позволяешь нежным стонам вырваться наружу, когда седлаешь собственную руку, думая о том, что у нас могло бы быть, если бы ты не дала показания против меня.

Я знаю всю глубину твоей испорченности и то, как работает твой разум. Я знаю тебя больше, чем ты сама, маленькая чертова шлюха.

Прикосновение моей приемной сестры как татуировка на моей коже даже сейчас, все эти годы спустя. Как она хныкала мое имя, прижимаясь к моим губам, как крепко сжимала мой член, когда я трахал ее над телом нашего умирающего отца, залитого кровью.

Я просто выжидаю время. Жду в тени и наблюдаю, как она получает все подарки, которые я ей оставляю. Они ее нервируют. Она ненавидит шоколад, цветы и украшения, а я заваливаю ее ими. Она на взводе, но я думаю, что ей нравится бояться. Нет, я знаю, что ей нравится испытывать страх. В ее дневнике очень подробно описаны ее темные желания; как сильно она жаждет, чтобы ее преследовали, гнали, похищали и брали.

Поэтому, будучи вечно любящим старшим братом, я намерен воплотить в жизнь все ее гребаные фантазии, пока она будет умолять меня о прощении.

Она ждала меня - брата, которого полгода назад выпустили из тюрьмы. Она ищет меня, по пять раз в день ищет мое имя в Интернете, пытаясь найти, где я нахожусь, пишет своим друзьям, что если бы я собирался приехать за ней, то уже сделал бы это.

У меня до сих пор хранятся голосовые сообщения, которые она оставляла на моем телефоне. Пьяные. Грустные. Злые. Я прослушал их все, сохранил на компьютере, чтобы слышать, как она плачет, что ненавидит меня, но скучает по мне, что ей жаль, что все так получилось, когда мы были подростками.

Прости. Прости, прости, прости.

Блять, прости.

Это проклятое слово эхом отдается в моей психике - проклятие, которое никак не отвяжется.

Прости - это просто слово, с помощью которого можно попытаться выкрутиться, избежать неприятностей, если тебя застукали. Прости - это позор из шести букв, который даже не должен использоваться. Его следует исключить из словаря. Действия говорят громче слов, и если ей так жаль, как она говорит в своих голосовых сообщениях, то почему она иногда выглядит счастливой? Почему она ходит на вечеринки со своими друзьями? Целуется с парнями, которые, что удивительно, исчезают через несколько дней?

Почему она танцует по квартире, напевая нелепые песни о любви?

Почему она живет своей жизнью без меня?

Если сука жалеет, то почему она ищет меня только в Интернете, а не преследует меня? Почему она меня не ищет?

Меня чертовски раздражает, что она меня не навестила, ни разу. Я отказался от всех визитов других людей, но я просил ее приехать ко мне. Первые два года я писал ей, терпеливо ожидая письменного ответа, присутствия, улыбки на своем гребаном лице, которая так и не появилась.

Она оставила меня там гнить.

Что ж, сестренка, больше не нужно меня искать. Я здесь, и я намерен оставаться здесь, пока не сломаю тебя.

Я сломаю ее так же, как она сломала меня. Я доведу ее до ужаса, заставлю кричать о помощи, пока буду трахать ее тугую попку и заставлять ее просить прощения.

Все эти восемь лет я не общался ни с одной душой. С пяти лет я держал свой голос при себе, там, где его никто не мог забрать. В тот единственный раз, когда я попытался воспользоваться им, я с трудом произнес ее имя, и Оливия накричала на меня, что я лжец, что она ненавидит меня, что между нами все кончено, и ударила меня по лицу прежде, чем я успел произнести ее имя.

Я застрял в своем собственном чистилище с самого рождения - не такой, как все, черная овца, чертов немой чудак, который сильно увлечен своей младшей сестрой.

Кто бы не находил ее очаровательной?

Стоя позади нее - не слишком далеко, но достаточно близко, чтобы я мог видеть персиковые очертания ее задницы в этом обтягивающем, увеличивающем член платье, - я засунул руки в карманы и не сводил с нее глаз.

Ее фарфоровая кожа блестит на солнце, а она идет, уткнувшись лицом в телефон, не обращая внимания на окружающий мир, словно мимо нее не проходят сотни людей.

Это одно и то же утро. Я иду позади, никем не замеченный. Она на этих нелепо высоких каблуках поворачивает налево и заходит в маленькую кофейню, чтобы выпить свой обычный утренний кофе. Пока я курю сигарету на другой стороне дороги, она делает заказ, просматривает журналы на предмет новинок, а затем улыбается бариста. Тот самый бариста, которого я представлял себе нарезанным кубиками и в маленьких пакетиках в морозильном ларе.

Единственная причина, по которой этот человек не мертв, заключается в том, что улыбка моей сестры исчезнет, как только она выйдет, а затем она свернет еще налево, к зданию суда. Это недалеко от места, где мы живем. Небольшая прогулка, которая приносит мне радость от того, что я иду с ней по одной тропинке, слушая, как щелкают ее каблуки по тротуару. В капюшоне и кепке, скрывающей большую часть лица, с опущенной головой, она никогда не замечает, что я провожаю ее на работу.

Моя сестра работает с нашей матерью. Ассистенткой. Чертовски горячий кусок задницы, который все мудаки хотят, как только она входит. Их не волнует, что она помолвлена - к моему собственному ужасу, - но я в шоке, что маме потребовалось столько времени, чтобы найти ей кого-нибудь. Адам оказался геем, Паркер до сих пор не может нормально ходить, а все остальные ухажеры, которые были у нее за последние полгода, таинственным образом исчезли из ее жизни.

Всегда пожалуйста, Оливия.

Тебе их было недостаточно. Никого, кроме меня.

Парень, за которого она должна выйти замуж, - какой-то бизнесмен, заключивший сделку с нашими родителями. Они будут вместе инвестировать, строить империю, но только если Оливия Визе выйдет замуж за их сына, Ксандера.

А она еще даже не знакома с этим ублюдком. Мама, похоже, дала ей немного времени до свадьбы. Свадьбу, которую я разнесу к чертовой матери, если она состоится. На этот раз я обязательно убью отца, а маму задушу его кишками и заставлю Оливию выйти за меня замуж, а потом посажу эту сучку в клетку и буду кормить ее своим членом, когда она проголодается.

Как только она исчезает в здании, я отправляюсь в ее квартиру, как делаю это каждый день. Это одна и та же рутина, один и тот же путь. Я просыпаюсь в своей квартире - по случайному совпадению, напротив ее квартиры - и смотрю по камерам, как она умывается, одевается, завтракает, потом хватаю пальто, когда она выходит из дома.

Мы с сестрой проводим много времени вместе, просто она об этом не знает.

Больше всего мне нравится, когда она пьет спиртное из холодильника. Я прихожу и ухаживаю за ней. Иногда я мою ей волосы и обнимаю ее в постели, а иногда смотрю, как она спотыкается в темноте по квартире, думая, что моя тень - часть ее кошмаров.

Гребаный контроль, который мне всегда нужен, когда она начинает снимать с себя одежду, будучи накачанной наркотиками... Я заслужил чертову медаль за то, что не засунул свой член ей в киску или в рот.

Я открываю дверь и глубоко вдыхаю ее запах, который витает по всей квартире. Это единственное время, когда я чувствую ее запах, не считая того, когда я вожусь с ее бессознательным телом.

Моя квартира находится на том же уровне, что и ее, но через дорогу. Я даже удивился, что она не живет в каком-нибудь поместье, как это было с нами, как будто ей хочется немного нормальной жизни, прежде чем она начнет жить с богатым мудаком, к которому она будет привязана. Мне все еще нужно с ним разобраться, но сильная защита, которую он имеет, немного мешает.

Я проверяю, все ли камеры еще спрятаны, наливаю себе кофе - так же, как она готовит свой, - и сажусь на ее диван. Закинув ноги на спинку, я вздыхаю и смотрю на фотографии, которыми увешана стена.

Она заканчивает колледж, хотя и не пользуется своей квалификацией. Она с собакой, которая умерла год назад. Она с парнем, который был у нее, пока я сидел за решеткой восемь лет - кстати, это ее гребаная заслуга. Несколько фотографий с друзьями.

И моя любимая, самая большая на стене, где мы вдвоем. Она целует меня в щеку, когда нам было шестнадцать и семнадцать лет, когда я был в недоумении, почему у меня встает каждый раз, когда я смотрю на сестру.

Над рамкой - ее колье. В нем наше изображение когда мы были ещё младше. Более молодые. Я на ее спине на пляже. Я на ней худой мудак - ни чернил, ни мышц, и на мне голубая футболка с надписью про гребаных акул.

Мама знала, что я ненавижу акул, но все равно купила мне ее.

Ну и хуй с ней. На ее фотографии я нарисовал усы, но Оливия пока этого не заметила.

На хуй всю эту семейку.

Кроме дочери. Она горячая штучка и как бы впечаталась в мой мозг.

Моя дорогая, милая, невинная сестра. Я до сих пор вижу ее расстроенное лицо, когда я сидел перед ней в наручниках, как она не могла смотреть на меня, когда давала показания против меня, в итоге отправив меня в тюрьму за покушение на убийство ее драгоценного папочки.

В итоге у отца был поврежден мозг, он потерял память и способность управлять несколькими частями тела. Так что ей удалось избежать наказания без потери статуса Визе, поскольку наш папа не помнит, из-за чего произошла драка.

Он прервал мою трапезу - может, теперь он будет знать, что нельзя отнимать у меня еду, чертов мудак.

Он должен был умереть. Я хотел, чтобы он умер. И до сих пор хочу. Он занимает так много внимания Оливии - она постоянно катает его в кресле, открывает ему еду, кормит его. Она целует его в щеку каждый раз, когда выходит из поместья. Я знаю это, потому что у меня там тоже установлены камеры. У меня есть камеры везде, где она бывает.