29

Айви

Мой телефон звонит, когда я возвращаюсь домой с работы. Я сижу в машине с Гастоном, когда смотрю, кто звонит. Имя Аны мелькает на моем треснувшем экране.

— Привет тебе, — отвечаю я.

— Хорошие новости, детка, — весело говорит она. — Тебе больше не нужно платить половину арендной платы. Дерек нашел кого-то, кто возьмет на себя аренду, так что все готово, да?

Наконец-то, черт возьми.

Мои брови взлетают вверх.

— Ты шутишь.

— Не-а.

— О боже. — Я испытываю огромное чувство облегчения. — Это дерьмо становилось слишком дорогим для меня, Ана.

Она смеется.

— Ну, больше нет. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Действительно хорошо. — И чувствую любопытство. — Как ты узнала?

— Он позвонил мне минут десять назад, чтобы сообщить. Сказал, что не хотел связываться с тобой, потому что знает, что тебе нужно личное пространство.

Я замолкаю, удивленная этим. Значит, он действительно отпускает меня?

— Дерек уважает твои желания и не будет оспаривать развод, — добавляет Ана. — Он говорит, что с этого момента собирается работать над собой, но желает тебе всего наилучшего.

— Не уверена, что куплюсь на это, — с сомнением замечаю я. — Он говорит подобное, а потом ведет себя так, будто ничего не случилось…

— Он записался на реабилитацию, — перебивает Ана серьезным голосом. — Я не знаю, как ему это удалось, но он попал на хороший курс, и за все уже заплачено. На следующей неделе его даже не будет в городе.

Мне горько, и я удивлена своей реакцией. С одной стороны, я рада, что он меняется. С другой стороны, где был этот драйв, когда мы были вместе? Все, что я вижу, когда думаю о нем, — разъяренный алкоголик, который ломал мои вещи и изменял мне, в то время как я переживала худшую боль в своей жизни.

— Хорошо, — кисло говорю я. — Я никогда больше не хочу его видеть, Ана. Никогда в своей жизни мне так сильно не хотелось закрыть главу и никогда не оглядываться назад.

— Я понимаю, — говорит она сочувственно. — Чувствую, что мне не следовало тебе говорить.

— Нет, я рада, что ты это сделала. И счастлива, что он больше не будет со мной в одном городе. Мне все равно, что с ним будет с этого момента.

Знаю, что веду себя не очень вежливо, но он эмоционально обескровил меня. К тому времени, когда я осознала ущерб, было слишком поздно, и теперь я живу с этим камнем в груди, от которого не могу избавиться. Закрываю глаза и вижу Изабеллу. Открываю их и слышу, как сердце бьется у меня в ушах.

Я теряю самообладание, и руки Эйдана, поначалу успокаивающие, теперь вызывают чувства, которые ощущаются как ножи в моей груди.

Прошло две недели с тех пор, как он сказал мне, что любит меня. У меня нет никаких сомнений, что тот чувствует это ко мне, потому что я вижу это в его глазах, чувствую это в его прикосновениях. Эйдан вцепился в меня крепко-накрепко и не отпускает.

У меня все еще болит после вчерашнего. От его грубых ласк и страстных поцелуев. Я тоже влюбляюсь в него, я чувствую это, и это причиняет боль. Интересно, это должно быть так сильно больно?

Когда прихожу домой, я не ем еду, уже приготовленную в холодильнике. А достаю ингредиенты и готовлю сытную пасту с сыром и мясом. Я устала, но мне нужно это.

Эйдан присылает мне сообщения, но я пока не просматриваю их. Я в оцепенении, погруженная в свои мысли, пытаюсь осознать, что Дерек отправляется на реабилитацию.

— К черту его, — сердито шиплю я. — Да пошел он!

Все внезапно всплывает на поверхность.

Мне следовало уйти от него давным-давно.

Я качаю головой. Нет, нет, я обвиняю не того человека.

— К черту меня, — говорю я, чувствуя, как у меня слезятся глаза. — Мне следовало уйти много лет назад. Глупая и чертовски слабая Айви. Такая чертовски глупая.

Так много впустую потраченного времени. Кто знает, где бы я оказалась, если бы прислушалась к своему чутью раньше и ушла от него. Может быть, Изабеллы бы и не случилось, и тут я замираю, на глаза наворачиваются слезы. Было бы лучше? Если бы ее вообще не было? Разве не знание такой боли было бы для меня лучше?

Я заканчиваю готовить через час и оставляю все на плите. Затем бреду в свою спальню, а не в спальню Эйдана. Открываю свою гардеробную и захожу внутрь, натыкаясь ногами на бесчисленные сумки, которые я до сих пор не распаковала, потому что знала, знала, что могла найти.

Я падаю на колени и опустошаю их все. Одежда, косметика и глупое, бессмысленное девчачье дерьмо, о котором даже не помнила, что оно у меня было, разбросаны вокруг меня в огромном беспорядке. Я ищу кое-что. Воспоминание. Что-то, что, я знаю, сломает меня, если это увижу, но я должна знать, что оно там, должна знать, что это произошло.

Я дрожу и в панике втягиваю воздух, в ужасе от того, что Ана, возможно, все-таки не упаковала ее.

— Не отдавай ему ее, — отчаянно шепчу я. — Он, должно быть, выбросил ее.

Он не заслуживает этой коробки из-под обуви.

Я отползаю в другой угол шкафа, роюсь в других сумках, и тут происходит это. Мои пальцы натыкаются на что-то твердое. Я достаю знакомую синюю коробку из-под обуви, и мое сердце замирает в груди.

Я открываю его и смотрю на содержимое.

Мое сердце бьется медленно, но болезненно. Каждый удар ощущается как пуля боли.

Я достаю крошечную пижамку. Первое, что она когда-либо надевала. На ней узор, как на одежде заключенного, и спереди написано «Девять месяцев внутри», но она так и не дожила до девяти месяцев. Такая крошечная. Я подношу ее к носу и вдыхаю, пытаясь вспомнить ее запах. Пожалуйста, пахни как она. Слезы текут из глаз, когда я откладываю ее и продолжаю просматривать коробку. Я беру ее больничную бирку с ее именем и целую. Потому нахожу снимки УЗИ, и теперь я действительно не могу держать себя в руках.

Вот почему я предпочитала знакомое. Предпочитала то оцепенение, которое оно обеспечивало. Я предпочитала бежать от этой боли. Было легче принять то, что произошло. Изабелла родилась раньше срока, легкие были недостаточно развиты, и я каждый день винила себя за то, что не смогла выносить ее дольше. Пока не перестала винить себя и не стала игнорировать эти мысли. Я игнорировала боль и сосредоточилась на рутине жизни.

Потребовались месяцы, чтобы почувствовать оцепенение, и за это время Дерек плюнул на все и трахнул другую женщину. Не знаю. Но когда появилась эта боль, именно тогда мне нужно было бежать. Я собрала свои вещи, проигнорировала его мольбы и уехала к матери, где в итоге снова стала игнорировать свою боль.

Но игнорировать боль больше не помогает.

Быть с Эйданом Уэстом — все равно, что бередить глубокую рану, которую я пыталась залечить лейкопластырем. Все выходит на поверхность, сочится из меня.

— Айви?

Его голос прорывается сквозь тишину. Поднимаю взгляд. Эйдан стоит перед моей гардеробной, с беспокойством глядя на меня сверху вниз. Я даже не слышала, как он вернулся домой. И не знаю, как долго сижу здесь.

Когда я не отвечаю, он медленно подходит ко мне. Осматривает гардеробную, останавливаясь на снимках УЗИ в моей руке, а затем на коробке из-под обуви рядом со мной.

— Эй, — успокаивающе шепчет он, опускаясь на колени рядом со мной. Потом обнимает меня руками.

— Я в порядке, — начинаю говорить я.

— Это не так. Ты не в порядке, Айви. Скажи мне, что происходит.

Я не знаю, с чего начать.

Затем опускаю взгляд на коробку.

— Дерек уезжает.

Эйдан пристально смотрит на меня.

— Тебя это беспокоит?

— Нет, нет… Он зарегистрировался в центре реабилитации или что-то в этом роде и нашел кого-то, кто возьмет на себя аренду.

Эйдан не выглядит удивленным.

— Он уйдет, и тебе не придется беспокоиться о том, что тот вернется. Разве это не хорошо?

Теперь я смотрю на него с подозрением.

— Это твоих рук дело?

— Он уезжает? — Эйдан пожимает плечами. — Я перекинулся с ним парой слов, когда вытаскивал тебя оттуда.

— Что ты сказал?

Он выглядит усталым.

— Я высказал несколько угроз.

— Эйдан…

Он одаривает меня короткой улыбкой.

— Айви, я сказал ему отвалить. Сказал, что позабочусь о квартире, найду того, кто займет ее. Но сначала нужно было кое-что отремонтировать. Вот почему это заняло так много времени. Не было ни одной гребаной стены, которую бы он не пробил, дверь в ванную едва держалась, а ковер был уничтожен. Он… — Эйдан замолкает, теперь выглядя сердитым. — Дерек просто кусок гребаного дерьма, Айви. Я не жалею, что выгнал его.

— Ты отправил его в ту клинику реабилитации?

— Я дал ему денег в качестве стимула отвалить. То, что он отправился туда, — его собственная заслуга.

Мой рот в шоке приоткрывается.

— Сколько денег ты ему дал?

Эйдан отводит взгляд.

— Разве это важно? Суть в том, что он съебался сразу же, как только я выписал ему этот чек. Если ты питаешь слабость к этому члену, то время сделать его твердым.

— Не питаю, — возражаю я, качая головой. — Я не питаю нежности к Дереку, но… Но теряю самообладание, просто вспоминая все, Эйдан. Я… — Я прерывисто вздыхаю, быстро складываю все обратно в коробку из-под обуви и закрываю ее. — Я не в лучшем положении, ясно? Мне нужно просто посидеть здесь и подумать.

Теперь Эйдан смотрит на коробку из-под обуви.

— Ты собираешься рассказать мне о ней?

— Нет, — мой голос звучит тверже, чем я намеревалась. И быстро смягчаю его. — Нет, Эйдан, пожалуйста, не сейчас. Я не готова, хорошо?

Он изучает меня.

— Хорошо, детка, я понимаю.

***

Эйдан оставляет меня одну в шкафу в гардеробной, чтобы я могла собраться с мыслями. К тому времени, как выхожу, он накрывает на стол в столовой, ставя макароны, которые я приготовила. Его пиджак снят вместе с галстуком. Он расстегнул верхние пуговицы своей рубашки и скинул ботинки. И наливает мне бокал вина, когда я сажусь во главе стола.

Мужчина выглядит неуверенным в себе, когда садится рядом со мной, с беспокойством глядя на меня. Мне хочется накрыть его руку своей и успокоить, но я все еще не в себе, все еще перевариваю услышанное.

Мы едим в тишине. Я откусываю несколько кусочков, а он опустошает свою тарелку. Думаю, в стрессе Эйдан ест, в то время как я едва могу проглотить что-нибудь.