Наконец, он тихо вздыхает, выглядя побежденным.

— Поговори со мной, Айви. Мне нужно знать, что у тебя в голове.

Я гоняю по тарелке пасту.

— Я не знаю, Эйдан. Я едва осознаю свои эмоции.

Его взгляд наполняется беспокойством.

— Айви… — Он ерзает на стуле, сжимая и разжимая кулаки. — Я пытаюсь и не знаю, что мне делать, когда ты в таком состоянии. Веди меня, детка.

Я оглядываюсь на него, чувствуя, как что-то сжимается у меня в груди при виде потерянного выражения его лица.

— На этот раз, Эйдан, я не знаю, как это сделать, — слабо пытаюсь я.

— Я могу что-нибудь сделать, чтобы ты почувствовала себя лучше?

— Нет.

— Мы можем пойти прогуляться.

— Там действительно холодно. Думаю, скоро пойдет снег.

— Я возьму тебя с собой в путешествие в какое-нибудь теплое местечко. Тебе нравится Мексика?

Я просто бросаю на него бесстрастный взгляд.

— Нет, Эйдан… расслабься, хорошо?

Но он не расслабляется. Его плечи напряжены, когда тот наблюдает за мной.

— Ты думаешь о том, чтобы уйти от меня?

Я быстро качаю головой.

— Нет, нет, Эйдан, я не хочу этого делать.

Он должен чувствовать облегчение, но, похоже, это не так. И выглядит более напряженным.

— Ты любишь меня, Айви?

И он выглядит как маленький мальчик. Он смотрит на меня с грустью, пытаясь прочесть мои мысли. Я оглядываюсь назад, чувствуя, что задыхаюсь, потому что знаю, что недостаточно хорошо справляюсь с утешением его, но… в моей голове полный бардак, мое сердце хаотично бьется в груди, и мне больно.

— Да, — шепчу я, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами. — Да, я люблю тебя, Эйдан. Я знаю, что люблю.

И снова он не чувствует облегчения. Просто смотрит на меня — в меня — потерянный и сбитый с толку.

Когда мы заканчиваем, Эйдан собирает тарелки и расхаживает по комнате. Он оставляет их на кухне, возвращается, смотрит в окно, потом на меня, а потом снова начинает расхаживать.

***

Эйдан изо всех сил старается использовать то, что, как он знает, работает, чтобы успокоить меня.

Он трахает меня.

И не останавливается.

Он изливает в меня свою душу. Дает знать о своих страхах, а потом прячется от них, вымещая это на моем теле.

Его внимание тоже больше не сосредоточено на моем теле. Когда тот берет меня, он оказывается надо мной, мои ноги раздвинуты для него. Эйдан трахает меня, наблюдая за моим лицом, будто это все, что ему нужно увидеть, чтобы добиться своего. Он нежно целует меня, занимается со мной любовью, шепчет мое имя, как молитву.

— Давай, — говорит он мне, наблюдая, как я оказываюсь близко. — Я хочу, чтобы ты посмотрела на меня, Айви, хочу увидеть это в твоих глазах, детка.

Эйдан хочет увидеть это, повторяет он, и ему не нужно ничего объяснять. Ему хочется видеть мою любовь, мою преданность нам; хочется видеть меня голой и обнаженной, мою обнаженную перед ним душу.

Это не работает, и в его глазах разрастается боль, которая поражает меня до глубины души. Я кончаю и нежно глажу его по лицу, безмолвно извиняясь.

Он не смотрит на меня в ответ.

***

Со мной что-то очень не так. Проходят дни, и нависшая над нами тьма превращается в грозовую тучу. Это становится все труднее игнорировать, все труднее дышать. Я плохо себя чувствую.

Я слышу, как он разговаривает с кем-то по ночам. Его голос звучит тихо, но печально. Иногда в его голосе звучит отчаяние. Однажды я слышу, как он называет ее по имени.

Рут.

Эйдан разговаривает со своей бабушкой. Он ищет какого-то заверения, которого не получает от меня. Я ворочаюсь с боку на бок и чувствую, что все испортила, потому что это мое глупое гребаное сердце не хочет открываться.

Я несправедлива, да? Мне следовало подождать. В конце концов, он был прав, сопротивляясь мне. Оказывается, моя мать с самого начала знала, о чем говорила.

Она беспокоилась обо мне, и я пыталась доказать, что та неправа, но теперь я просто хочу убежать. Убежать обратно к ней, потому что она была права. Все болит, и я подавлена и не знаю, как это исправить.

Я слишком много плачу, слишком часто замыкаюсь в себе, причиняю боль и отталкиваю его и всех остальных.

Я не знаю, как сделать его счастливым.

***

Эйдан

Рут: Если она хочет уединения, ты должен уважать это. Если ей нужно время, чтобы прийти в себя, ты должен дать его ей. И должен быть готов отпустить ее, даже если ненадолго.

Я качаю головой в ответ на сообщение Рут. Это не то, что мне хочется услышать. Каждая клеточка моей души сопротивляется мысли о том, что мне придется отпустить Айви.

Этого не случится.

Но чем больше я в последнее время нахожусь рядом с Айви, тем большую ощущаю дистанцию, которую она выдерживает. Я не могу достучаться до нее, и это сводит меня с ума. Это произошло так внезапно, спровоцированное Дереком, или, может быть, это медленно накапливалось, и в конце концов прорвалось.

В результате я снова становлюсь мудаком в офисе, потому что это все, что я знаю. Это прикрытие, которое мне нравится поддерживать, чтобы отгородиться от всех, держать всех вне досягаемости.

Я почти отсутствую, мои мысли блуждают, и я не могу не думать о ней каждую минуту каждого гребаного дня, и чем больше рассуждаю сам с собой, тем больше понимаю, что Рут права.

И это сводит меня с ума.

Рут: Эйдан, помнишь я говорила тебе это однажды, цитату, которую прочитала, и думаю, она найдет отклик во второй раз, мой дорогой мальчик.

Я знаю цитату, о которой она говорит, и мысленно проклинаю ее за то, что она заговорила об этом. Черт возьми, Рут.

Рут: Исцеление не означает, что повреждения никогда не существовало. Это означает, что ущерб больше не контролирует нашу жизнь.

Рут: Если ей нужно время, чтобы исцелиться, ты должен подчиниться.